средств, позволяющих вести наблюдение за печатным словом. Отныне полиция и суды взяли на себя задачи цензоров, о чем многие вскоре пожалели. В 1864 году первым немецким государством, в котором была введена полная свобода прессы, стало Королевство Вюртемберг. Повсеместно и окончательно предварительная цензура перестала существовать только после принятия Имперского закона о печати в 1874 году. Хотя притеснения неугодных печатных органов оставались возможными и после этого, подавить последние имперские власти были уже не в силах. Впрочем, Бисмарк в своей борьбе против католиков и особенно против социал-демократов не стеснялся вмешиваться в свободу печати и в более позднее время[114]. В эпоху Бисмарка оппозиционно настроенные журналисты постоянно подвергались риску преследований в судебном порядке, в то время как канцлер империи тайно пользовался услугами части консервативной прессы в собственных интересах. Только после отставки Бисмарка в 1890 году буржуазная печать (но не социалистическая) приобрела необходимое ей свободное пространство действий, давно ставшее привычным для англосаксонской журналистики[115].
Пожалуй, ни в одной другой сфере особая ситуация в тех регионах, которые находились под британским влиянием, не была так заметна, как в вопросе свободы печатного слова. В 1644 году Джон Мильтон в обращении к британскому парламенту потребовал отменить предварительное лицензирование публикаций, сформулировав принцип свободы печатного слова в памфлете «Ареопагитика». В США первая поправка к Конституции (First Amendment), принятая в 1791 году, содержала запрет на принятие Конгрессом любых законов, ограничивающих свободу слова и печати. Конечно, этот запрет допускал разные трактовки, поэтому уже в 1798 году был поставлен вопрос об определении границ, за которыми свобода высказывания переходила в оскорбление публичных персон, возникающий с тех пор регулярно. Хорошо известное в английском обычном праве правонарушение «крамольный пасквиль» (seditious libel), заключавшееся в оскорблении публичных персон, пользовалось дурной репутацией из‑за неопределенности этого понятия[116]. В целом, однако, США в XIX веке были страной свободной печати. Со временем представление о прессе как об институционализированном противовесе правительству, о некой четвертой власти (fourth estate) укоренилось в американской политической культуре. В Великобритании государство с 1695 года не имеет правовых инструментов для противодействия чрезмерно резкой критике со стороны органов печати, хотя просуществовавший до 1855 года налог на печатную продукцию, так называемый stamp duty, был способен препятствовать распространению газет.
Журналистика в Канаде, Австралии и Новой Зеландии стала активно развиваться лишь с небольшим опозданием по сравнению с Великобританией и США. В Канаде, стране, которую населяло 4,3 миллиона жителей, в 1880 году по почте было доставлено около 30 миллионов экземпляров газет[117]. В конце 1850‑х годов одна англичанка, совершавшая утреннюю прогулку по Мельбурну, поразилась, увидев газеты, лежащие на каждом пороге. В слабонаселенной Австралии пресса не испытывала существенных ограничений со стороны колониальной власти и способствовала коммуникативному уплотнению демократического «гражданского общества», выполняя особенно важные задачи: газеты изобиловали новостями из метрополии, но одновременно позволяли и австралийским голосам быть услышанными в Лондоне. Пресса в Австралии быстро развилась до величины политической власти[118].
Определить для каждого отдельного национального случая тот момент, когда цензура печатного слова была законодательно отменена, представляется непростой задачей. Еще сложнее установить, когда административные шаги, препятствующие журналистской и издательской деятельности, такие как требование залогов, обыски редакций полицейскими, конфискации, угрозы судебным преследованием и так далее, действительно стали единичными случаями. Карательная цензура, вступающая в силу после публикации, существовала во всех странах дольше предварительной. В случаях, когда пресса была финансово слабой, ей мало помогали и самые либеральные законы. Так, например, дело обстояло в Испании, где журналисты, чтобы прокормиться, вынуждены были работать по совместительству, обеспечивая себе таким образом необходимые политические связи[119]. На европейском континенте Норвегия стала первой страной, в которой с 1814 года господствовала свобода печати. К ней присоединились Бельгия и Швейцария на рубеже 1820–1830‑х годов. К 1848 году список пополнили Швеция, Дания и Нидерланды[120]. Участники Французской революции уже в 1789 году включили в Декларацию прав человека и гражданина «свободу выражения мыслей и мнений», подчеркнув, что это «одно из драгоценнейших прав человека». Зафиксированная в 11‑й статье Декларации идея имела, однако, слабое отношение к действительности. Так, даже власти Второй империи, во главе которой с 1851 по 1870 год стоял Наполеон III, на первых порах прилагали значительные усилия по контролю и деполитизации книжной и печатной продукции. В 1860‑х годах, в ходе постепенного преобразования в квазипарламентскую систему Вторая империя ослабила изначально жесткую хватку[121]. Но только после того, как во время Третьей республики в 1878 году были отменены репрессивные меры, введенные после Парижской коммуны 1871 года и граничившие с государственным террором, во Франции возникли условия для свободного существования публичной сферы. Образцово либеральный закон о печати 1881 года обозначил начало новой эпохи в истории французской прессы. В эту Прекрасную эпоху (Belle Époque) политическая пресса достигла экономического расцвета, нового уровня качества и многообразия журналистики. После 1914 года она уже не поднималась выше этого уровня, не оказывала такого влияния на жизнь республики[122]. До поворотного 1881 года ни в какой другой европейской стране дебаты о свободе слова и печати не велись так ожесточенно, как во Франции, глубоко погрязшей в политических разногласиях.
В Габсбургской империи либеральные настроения начали обретать конкретные формы только в 1870‑х годах. При этом вплоть до Первой мировой войны продолжались конфискации газет. В многонациональной империи ситуация сопровождалась дополнительными трудностями в связи с возрастающим количеством печатной продукции на разных языках. Параграф о государственной измене угрожал дамокловым мечом любому высказыванию, которое можно было бы толковать как сепаратистское. Эту угрозу в особенности чувствовала на себе чешская пресса[123]. В России принятый в 1865 году более либеральный закон о цензуре обеспечил условия для «возникновения относительно независимой прессы вопреки цензуре и репрессиям»[124]. В качестве масштаба для сравнения здесь следует, однако, принимать ситуацию в Российской империи до реформы, а не свободное и процветающее положение прессы, характерное для США, Великобритании и скандинавских стран второй половины XIX века. Вслед за Западной Европой российские реформы были нацелены на переход от предварительной цензуры к мерам юридического и административного контроля уже вышедшего из печати материала. После 1905 года российская пресса формально не отличалась по степени свободы от западной. Тем не менее она продолжала подвергаться притеснениям со стороны властей в гораздо большей степени, чем это имело место, например, в Германии и Австрии. Таким образом, нельзя сказать, что вся Европа была авангардом свободы печати, а остальной мир от нее в этом отношении отставал.
Газеты в Азии и в Африке
Ежедневные газеты