Копыта вздымали пыль, выбивая непрерывную рокочущую дробь. Мы скакали быстро, но осторожно. Одноглазый вынюхивал неприятности, но колдовать на скаку нелегко.
Все же он почуял врага вовремя. Ильмо взмахнул рукой, подавая сигнал. Мы разбились на две группы и вломились в высокие придорожные заросли. Оттуда выскочил мятежник – прямо нам в руки. У него не было ни единого шанса.
Через пару минут мы скакали дальше.
– Надеюсь, никто из местных не начнет задумываться, почему мы всегда знаем о том, что они намереваются сделать, – сказал мне Одноглазый.
– Пусть думают, что мы обложили их шпионами.
– Как шпион может так быстро передать весточку в Сделку? Наше везение становится неправдоподобным. Нужно, чтобы Капитан уговорил Душелова вывести нас отсюда, пока мы еще на что-то годимся.
Он верно говорил. Едва наш секрет выплывет, мятежники нейтрализуют наших колдунов своими. И нашему везению конец.
Впереди показались стены Весла, и я начал испытывать запоздалое сожаление. Если честно, то Лейтенант не давал добро на эту вылазку. Уж Капитан накрутит мне хвост. От его ругани выгорает щетина на подбородке, и я успею состариться, пока кончатся наложенные на меня взыскания. Прощайте, уличные красотки!
Сам виноват, что погорячился, – ведь я наполовину офицер.
Зато Ильмо и его капралов явно не смущала перспектива делать дальнейшую карьеру в Отряде, будучи уборщиками конюшен. Казалось, ими овладела лишь одна мысль: «Вперед!» Вперед, во имя славы Отряда. Даешь!
Они не были тупицами, а просто отвечали за неподчинение приказу.
Когда мы въехали в Весло, идиот Одноглазый даже принялся петь. Песня была его собственного сумбурного сочинения и исполнялась голосом, принципиально не способным выдерживать мелодию (если его вопли можно назвать мелодией).
– Заткнись, Одноглазый, – рыкнул Ильмо. – Ты привлекаешь внимание.
Впрочем, его приказ не имел смысла. Мы слишком очевидно были теми, кем были, и столь же очевидно пребывали в скверном настроении. В город въехал не «турнепсный патруль». У нас чесались кулаки.
Одноглазый допел и завыл следующую песню.
– Заткнись, тебе говорят! – загремел Ильмо. – И займись своей проклятой работой.
Когда мы свернули за угол, копыта лошадей окутал черный туман. Из него высовывались влажные черные носы, внюхивались в зловонный вечерний воздух и морщились. Следом показались миндалевидные глаза, сверкающие подобно адским лампам. Шепоток страха сметал зевак с тротуаров.
Они поднимались над туманом все выше и выше – десять, двадцать, сотня фантомов, родившихся в яме со змеями, которую Одноглазый называет своим разумом. Они потоком хлынули вперед – быстрые, зубастые, гибкие черные существа, бросавшиеся на горожан. Их опережал ужас, и через минуту на улицах остались только мы и призраки.
Я впервые оказался в Весле и теперь озирался по сторонам, словно только что въехал в город на фермерской телеге.
– Эй, посмотрите-ка сюда, – воскликнул Ильмо, когда мы свернули на улицу, где обычно останавливался турнепсный патруль. – Это же старина Корни.
Я знал это имя, но не человека. Корни держал конюшню, где всегда останавливался патруль.
Старик, сидевший возле корыта для водопоя, встал.
– Слышал, как вы едете, – сказал он. – Я сделал все, что смог, Ильмо. Только вот доктора не сумел к ним привести.
– Мы привезли своего.
Хотя Корни был стар и с трудом поспевал за Ильмо, тот не замедлил шагов.
Я принюхался. Слегка пахло дымом погасшего пожара.
Корни заторопился вперед и свернул за угол. Черные призраки мелькали у него под ногами, словно прибой, разбивающийся о валун на берегу. Мы пошли за ним и увидели источник дымного запаха.
Кто-то поджег конюшню Корни, а потом напал на наших парней, когда они оттуда выбегали. В небо все еще поднимались струйки дыма. На улице перед конюшней лежали убитые. Легкораненые перекрыли улицу и направляли движение в обход.
К нам, хромая, подошел командовавший патрулем Леденец.
– Откуда мне начинать? – спросил я.
– Самые тяжелые лежат вон там. Но лучше начни с Ворона, если он еще жив.
Мое сердце дрогнуло. Ворон? Он казался мне неуязвимым.
Одноглазый пустил своих питомцев по окрестным улицам. Теперь ни один мятежник не сумеет незаметно к нам подобраться. Я пошел следом за Леденцом туда, где лежал Ворон. Он был без сознания, лицо белое как бумага.
– Он самый тяжелый из всех?
– Единственный, кто, по-моему, не выживет.
– Ты все сделал правильно. И шины наложил так, как я тебя учил, верно? – Я осмотрел Леденца с головы до ног. – Тебе тоже лучше бы лечь.
Я занялся Вороном. Спереди у него было около тридцати ран, некоторые глубокие. Я вдел нитку в иглу.
Быстро обойдя выставленные патрули, к нам подошел Ильмо.
– Плох? – спросил он.
– Наверняка не скажешь. В нем полно дырок. Потерял много крови. Скажи Одноглазому, пусть сварганит свое варево.
Одноглазый варит по своему рецепту супчик из трав и курятины, способный вдохнуть надежду даже в раненого, стоящего одной ногой в могиле. Колдун – мой единственный помощник.
– Как все произошло, Леденец? – спросил Ильмо.
– Они подожгли конюшню и напали, когды мы выбежали.
– Я так и понял.
– Грязные убийцы, – пробормотал Корни. У меня, однако, создалось впечатление, что он больше скорбит о сгоревшей конюшне, чем о наших ребятах.
Лицо Ильмо скривилось, словно у человека, куснувшего неспелую хурму:
– И ни одного погибшего? А Ворон ранен тяжелее всех? В такое трудно поверить.
– Один погибший, – поправил его Леденец. – Старик. Из той деревни.
– Трофей, – рыкнул Ильмо. Старику не разрешалось выходить из крепости в Сделке – Капитан ему не доверял. Но Ильмо проглядел это нарушение приказа. – Мы заставим кое-кого пожалеть о том, что они это затеяли, – сказал он. Его голос прозвучал совершенно бесстрастно, таким тоном он мог назвать оптовую цену на ямс.
Я задумался над тем, как воспримет новость Рассол – он очень привязался к Трофею. Душечка будет потрясена, ведь старик был ее дедом.
– Им нужен был только Ворон, – сказал Корни. – Вот почему он так сильно пострадал.
– Трофей заслонил собой Ворона, – добавил Леденец. – А это, – он махнул рукой, – из-за того, что мы не остались в стороне.
Ильмо задал удививший меня вопрос:
– Почему мятежникам так не терпелось убить Ворона?
Пузо, слонявшийся рядом в ожидании, когда я обработаю резаную рану на его левом предплечье, ответил:
– То были не мятежники, Ильмо, а вонючий капитанишка из той самой деревушки, где мы подобрали Трофея и Душечку.
Я выругался.
– Ты работай себе иголкой, Костоправ, – сказал Ильмо. – Ты уверен, Пузо?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});