– Так что? – прорычал Ильмо, когда Одноглазый вышел из транса. Все это время он озирался, словно ждал, что перед ним прямо из воздуха появится Душелов.
– Не дергайся. Его спрятали в тайнике в полуподвальчике примерно в миле отсюда.
Ильмо не находил себе места, словно мальчик, которому отчаянно хочется пописать.
– Да что с тобой? – не выдержал я.
– Скверное предчувствие. Самое обыкновенное скверное предчувствие, Костоправ. – Его бегающие глаза внезапно замерли. – И я оказался прав. Проклятье! Как я оказался прав!
Оно казалось высотой с дом и шириной в половину дома. Облаченное в нечто ярко-красное, ныне выцветшее, побитое молью и потрепанное, оно перемещалось вдоль улицы странными рывками – то быстро, то медленно. На голове торчали жесткие седые волосы. Куст всклокоченной бороды, густой и заляпанной грязью, почти целиком скрывал лицо. Мертвенно-бледная рука, усеянная веснушками, сжимала древко жезла такой красоты, что прикосновение владельца, казалось, оскверняло его. Жезл был сделан в форме сильно вытянутой в длину женской фигуры, совершенной в каждой детали.
– Говорят, во времена Владычества это была реальная женщина, которая его обманула, – прошептал кто-то.
Если это было и в самом деле так, то женщину не стоило винить – достаточно получше приглядеться к Меняющему Облик.
Меняющий – самый близкий союзник Душелова среди Взятых. Его ненависть к Хромому гораздо сильнее, чем у нашего патрона.
Подойдя к нам на несколько футов, он остановился. Его глаза пылали безумным огнем, и в них было невозможно заглянуть. Так и не могу вспомнить, какого они цвета. Хронологически он был первым королем-волшебником, которого Властелин и его Госпожа соблазнили, подчинили, а потом и поработили.
Одноглазый, весь дрожа, шагнул ему навстречу.
– Я колдун, – сказал он.
– Ловец мне говорил. – Голос Меняющего был слишком раскатистым, низким и громким даже для человека его размеров. – Докладывай.
– Я выследил Зуада. И больше ничего.
Меняющий вновь обвел нас взглядом. Кое-кто побледнел, и он улыбнулся сквозь заросли на лице.
В отдалении, где улица изгибалась, уже собралась кучка городских зевак. Веслу пока не доводилось видеть никого из великих слуг Госпожи, так что сегодня городу повезло – его осчастливили своим присутствием сразу двое, причем самых чокнутых.
Взгляд Меняющего коснулся меня, и на мгновение я ощутил его холодное презрение. Я был лишь букашкой у него под ногами.
Вскоре он отыскал того, кто был ему нужен. Ворон. Он двинулся вперед. Мы расступились, как расступаются в зоопарке павианы перед вожаком стаи. Меняющий несколько минут разглядывал Ворона, потом его огромные плечи шелохнулись – он пожал плечами, – и вдруг коснулся груди Ворона пятками своего жезла.
Я ахнул. Кожа Ворона сразу порозовела, он перестал потеть. Лицо расслабилось, когда стихла боль. Раны превратились в ярко-красные шрамы, которые за считанные минуты стали белыми, словно зажили давным-давно. Восхищенные и изумленные, мы обступили Ворона тесным кругом.
К нам подбежал вернувшийся Лодырь.
– Эй, Ильмо! Мы все сделали. Что тут такое? – Он взглянул на Меняющего и пискнул, словно пойманная мышь.
Ильмо пришел в себя и стал прежним сержантом:
– Где Блондин и Ступор?
– Избавляются от тела.
– От тела? – переспросил Меняющий. Ильмо объяснил. Меняющий хмыкнул. – Этот Корни станет основой нашего плана. Ты. – Он ткнул в Одноглазого пальцем размером с сосиску. – Где эти двое?
Как и можно было предсказать, Одноглазый отыскал их в таверне.
– Ты. – Меняющий указал на Лодыря. – Скажи им, пусть принесут тело сюда.
Лодырь аж стал серым от возмущения, но все же кивнул, глотнул воздуха и побежал прочь. Никто не спорит со Взятым.
Я пощупал пульс Ворона. Он оказался сильным, и вообще Ворон выглядел совершенно здоровым. Стараясь придать голосу робость, я спросил:
– Вы не могли бы проделать то же и с остальными? Пока мы ждем.
Меняющий посмотрел на меня так, что я уже решил: у меня сейчас свернется кровь. Но выполнил мою просьбу.
– Что случилось? Что ты здесь делаешь? – Ворон застыл, глядя на меня, потом все вспомнил и сел. – Зуад… – Он огляделся.
– Ты был в отключке. Тебя нашпиговали, словно гуся. Мы уже не думали, что ты выкарабкаешься.
Он ощупал свои раны.
– Что со мной, Костоправ? С такими ранами мне полагается быть мертвецом.
– Душелов прислал своего приятеля Меняющего. Он тебя и заштопал.
И не только Ворона, а всех раненых. Трудно все время бояться парня, который так много сделал для твоих товарищей.
Ворон с трудом поднялся и пошатнулся от слабости.
– Проклятый Корни. Это он все подстроил. – В его руке появился нож. – Проклятье. Я слаб, как котенок.
Я до сих пор не мог понять, откуда Корни так много знает о нападавших.
– Там стоит не Корни, Ворон. Корни мертв. Это Меняющий – он учится вести себя как Корни.
Если честно, то Меняющему не требовались никакие тренировки. Он был настолько похож на Корни, что одурачил бы и его мать.
– Что тут затевается? – поинтересовался Ворон, присаживаясь рядом со мной. Я рассказал ему о том, что произошло.
– Меняющий хочет пробраться к мятежникам, воспользовавшись обликом Корни вместо верительных грамот. Сейчас ему, похоже, доверяют.
– Я пойду вместе с ним.
– Ему это может не понравиться.
– А мне плевать. На сей раз Зуаду не уйти. За ним слишком большой должок. – Его лицо смягчилось и стало печальным. – Как Душечка? Она еще не знает про Трофея?
– Не думаю. Из наших никто в Сделку не возвращался. Ильмо решил, что здесь он может делать что хочет, пока не придется вернуться к Капитану и держать перед ним ответ.
– Хорошо. Тут я не хочу с ним спорить.
– Меняющий – не единственный Взятый в этом городе, – напомнил я. – Меняющий сказал, что почуял Хромого.
Ворон пожал плечами. Хромой его не волновал.
К нам подошел лже-Корни. Мы встали. Меня немного трясло, но я заметил, что и Ворон чуточку побледнел. Хорошо. Значит, он не всегда холоден как камень.
– Ты пойдешь со мной, – заявил он Ворону и посмотрел на меня: – И ты. И сержант.
– Они знают Ильмо, – запротестовал я. Меняющий лишь улыбнулся.
– Вы будете выглядеть как мятежники. Только член Круга способен заметить подмену, но никого из них в городе нет. Мятежники здесь стремятся действовать независимо, и мы воспользуемся тем, что они не стали звать подмогу.
Мятежники столь же склонны к политической грызне, что и слуги Госпожи.
Меняющий поманил к себе Одноглазого.
– Как там полковник Зуад?
– Еще не раскололся.
– Крепкий мужик, – заметил скупой на комплименты Ворон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});