самому планировать нападения. Брат чертовски умен, хоть по его оценкам этого и не скажешь.
Я не смогу переехать в Нью-Йорк. Точно не осесть там. Я сказал это Симоне под влиянием момента, но я не смогу оставить своих братьев и сестру одних. Аида с каждым днем становится красивее и проблемнее. Себу нужно тренироваться со мной, чтобы попасть в школьную команду. Неро я нужен, чтобы удержать брата от тюрьмы или от верной смерти. Он считает себя неуязвимым. А может, ему просто нет дела до того, что это не так.
Но я все равно мог бы навещать Симону. Если она поступит в Парсонс.
Себ проворачивает какую-то хитрую финтифлюшку и отбирает у меня мяч на полпути к кольцу. Когда он пытается забить, я блокирую его удар, отбивая мяч обратно.
– Тебе не удастся закинуть мяч у меня над головой, – сообщаю я брату.
– Ты дюймов на восемь[20] выше меня, – жалуется он.
– Всегда найдется кто-то выше тебя. Ты должен быть быстрее, сильнее, хитрее, точнее.
Я снова устремляюсь к корзине и своим весом легко отбрасываю Себа в сторону.
Забив гол, я протягиваю руку, чтобы помочь брату подняться с бетонного покрытия.
Морщась, Себ снова встает.
Он худой и куда меньше меня в размерах, а его огромные карие глаза просто разбивают мне сердце. Мне бы хотелось быть с братом помягче. Но какой в этом толк? Пользы не будет. Никто не станет обходиться с ним мягче.
– Попробуй снова, – говорю я, бросая Себу мяч.
Симона
Серва получила работу в «Барклейс» в Лондоне. Она переезжает через пару недель.
– Предвкушаешь? – спрашиваю я, садясь к ней на кровать и глядя на то, как сестра складывает книги в коробки.
– Еще бы, – отвечает она.
Серва выглядит гораздо лучше, чем в последние месяцы. Антибиотики очистили ее легкие от инфекции, а с новым лекарством она теперь почти не кашляет. Tata говорит, что в ближайшие пару лет мы даже сможем рассчитывать на пересадку легких. Сестра никогда не излечится до конца, но трансплантация сможет продлить ей жизнь.
Серва меньше нас всех – она крохотная и хрупкая, как куколка. Словно ее болезнь – это проклятье, замораживающее время. Сестра выглядит ничуть не старше меня, хотя нас разделяют годы.
Я так привыкла видеть Серву в халате в последнее время, что ее платье радует мой глаз. Это красивый кружевной желтый сарафан.
– Я буду по тебе скучать, – говорит сестра.
– Возможно, я тоже буду в Лондоне, – напоминаю я.
Склонив голову на бок, сестра внимательно смотрит на меня своими широко расставленными глазами.
– Правда? – говорит она. – Я думала, ты останешься в Чикаго.
Я чувствую, как кровь приливает к лицу.
– С чего ты взяла?
– Из-за того, с кем ты постоянно ускользаешь на свидания.
Я краснею еще сильнее.
– Я не…
Серва качает головой, глядя на меня.
– Ты никудышная врушка, Симона. Я видела, как ты улыбаешься, переписываясь в телефоне. И с каких пор ты ходишь по магазинам пять раз в неделю?
– Ну…
– Это тот угонщик?
У меня пересыхает во рту.
– Почему ты так решила?
– Я видела фото в «Трибюн». На маскараде не так уж много «неизвестных» гостей. Не говоря уже о том, что он был размером с дом. Кажется, ты говорила, что парень, угнавший машину, был крупным…
– Ты же не скажешь tata, – молю я.
– Разумеется, нет, – отвечает она с серьезным выражением лица. – Но не знаю, как тебе удастся сохранить это в тайне. И к тому же преступник, Симона? Мы посмеялись тогда, обсуждая угон машины. Но не можешь же ты всерьез с ним встречаться.
– Он не такой, как ты думаешь, – резко отвечаю я.
Я не хотела ей грубить, но мне не понравилось, как Серва назвала Данте «преступником». Я знаю, что́ сестра себе представляет, и он вовсе не такой.
– У тебя не так много опыта с мужчинами, – говорит Серва. – Симона, ты доверчива и беспечна. Ты не знаешь, каков настоящий мир.
Забавно слышать это от моей сестры, которая месяцами не выходит из дома. Она знает этот мир не больше меня.
– Я знаю Данте, – отвечаю я.
– Так он преступник или нет?
– Он… он не… это другое. Он происходит из итальянской семьи…
– Мафия? – с ужасом спрашивает Серва.
– Ты не знаешь его, – смущенно говорю я.
У меня скручивает желудок.
– Ты бы не хотела для себя такого, – заявляет сестра.
Я всегда прислушивалась к Серве. В отличие от родителей она поддерживает мои мечты. Она говорила, что мне следует подать документы в Парсонс. Мне грустно от того, что сестра ополчилась на меня. Это заставляет меня задуматься.
Кажется, меня сейчас стошнит.
– У нас с Данте особая связь, – шепотом отвечаю я. – То, что я чувствую к нему… я не могу даже объяснить тебе, Серва. Знаешь, когда встречаешь людей, красивых, очаровательных, смешных, и проникаешься к ним симпатией? Но таких полно, и на самом деле они ничего для тебя не значат. А затем, лишь однажды, ты встречаешь кого-то, кто словно светится изнутри. Этот свет притягивает тебя… и ты влюбляешься. Тебе хочется быть рядом. Ты думаешь о нем, когда остаешься наедине с собой.
– Да, – говорит Серва. – Я влюблялась пару раз.
– То, что я чувствую к Данте… «влюбиться» – это просто пламя свечи. А Данте как пылающее солнце прямо в моей груди. Оно светит так ярко, так ослепляюще, что я едва могу это вынести. Оно может гореть миллионы лет и не потухнуть.
Серва смотрит на меня открыв рот. Такого она не ожидала.
– Ты хочешь сказать… – начинает сестра.
– Я люблю его, – говорю я.
– Любишь! Но, Симона…
– Я знаю, что ты скажешь. Ты думаешь, что пока я даже не понимаю значение этого слова. Но я понимаю, Серва. Я люблю его.
Серва медленно качает головой. Она не знает, как меня вразумить. Донести, что наши родители будут в ярости. Что это безрассудство – влюбляться в первого же парня, с которым поцеловалась.
– У тебя есть его фото? – наконец спрашивает она.
Я открываю скрытую папку на своем телефоне, где храню единственную фотографию Данте.
Это снимок, который я сделала, когда мы ходили в подпольный бар. Он сидел за столом напротив и слушал музыку.
Я подняла телефон, чтобы сфотографировать парня, и он повернулся ко мне ровно в тот момент. Строгий и суровый.
В баре было так сумрачно, что фото кажется почти черно-белым, лишенным всякой насыщенности. Волосы Данте сливаются с тенями вокруг его