же… это приятно.
Жар его тела охватывает меня внутри и снаружи. Тяжелая головка члена трется глубоко внутри меня о точку, о существовании которой я даже не подозревала. Этот маленький кусочек плоти – настоящая кнопка наслаждения, как клитор, пульсирующая и набухающая от малейшего прикосновения.
Данте почти не шевелится. Его член едва-едва скользит внутри меня. Головка трется о точку, подразнивая ее.
Я вся теку, отчего член скользит все лучше. Я не знаю, дело в крови или смазке, да мне и неважно. Благодаря этому Данте может теперь двигаться интенсивнее, а я могу покручивать бедрами, пока он напрягает свои огромные мышцы на спине и ягодицах, входя в меня еще глубже.
Наши губы сомкнуты вместе. Я прижимаюсь к нему. Никогда еще я так не сплеталась с человеком воедино.
Мы вспотели, разгоряченные от танцев, эмоций и желания, и я вдыхаю невероятный запах парня. Я прерываю ненадолго поцелуй, чтобы слизать соленый пот с его шеи и ощутить на языке его вкус.
Я сжимаю зубами мочку его уха и прикусываю ее. Данте рычит, поворачивая голову, чтобы засосать мою шею.
Я никогда не видела мужчин, подобных ему. Никогда не ощущала такой необузданной силы и мощи.
Какая-то первобытная часть моего мозга твердит мне, что он НУЖЕН мне. Я хочу ощущать его внутри, даже глубже, чем теперь.
– Сильнее, – срывается с моих губ стон.
Данте полностью погружает свой член в меня. Я чувствую, как изгибается его спина, как работают мышцы, и это так возбуждает, что сводит с ума.
– Сильнее, – выдыхаю я.
Огромные руки парня обхватывают меня всюду. Он сжимает меня так сильно, что мне страшно. Я боюсь, что он сломает мои ребра и переломит позвоночник. И все же я хочу еще.
– Сильнее, Данте, прошу!
С животным рыком он извергается внутри меня. Я чувствую, как пульсирующе изливается то, чего я так жаждала, – эта густая, горячая жидкость.
Я тоже кончаю. Я даже не знала, что близка к этому. Но от мысли, что парень кончил в меня, я дохожу до предела. Оргазм приходит из глубины – из той маленькой чувствительной точки, которая ощущает, как дергается его член, как из него вытекает жидкость.
Все внутри меня сжимается, и я льну к Данте, кончая одновременно с ним, зарывшись лицом ему в шею.
Затем все заканчивается, и Данте выходит из меня. Теплая жидкость стекает по внутренней стороне моего бедра.
Без его члена, заполняющего мое нутро, я ощущаю пустоту и саднящую боль. Не смея смотреть на беспорядок, который мы устроили, я просто расправляю юбку.
Данте тяжело дышит. Он уже не выглядит таким диким, но кажется, еще не до конца пришел в себя.
Парень целует меня снова, на этот раз крепко и медленно.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Да, – отвечаю я, тоже с трудом переводя дыхание.
– Было очень больно?
– Немного. Не сильно.
Я целую Данте, ощущая сексуальное напряжение в его теплом и влажном, все еще учащенном дыхании.
– Я люблю тебя, Симона, – говорит он, ловя мой взгляд своими темными глазами. – Я знаю, что прошел всего месяц…
– Я тоже тебя люблю, – отвечаю я. – Мне плевать, сколько прошло времени. То, что между нами…
– Ненормально, – продолжает Данте. – Я люблю тебя так… словно я уничтожил бы любого, кто посмеет встать между нами. Словно я сжег бы весь мир дотла, если бы пришлось.
Он не сводит с меня глаз. Я тоже не могу отвести взгляд. И не хочу его отводить. Я хочу лишь кивать в ответ.
– Я знаю, – отвечаю я.
– Мне нужна только ты. И больше ничего, – говорит он.
– Я и так твоя. Я вся твоя.
– Обещай мне Симона.
– Я твоя. До самой смерти.
Данте улыбается и прижимается ко мне полными губами.
– Ты нужна мне даже дольше, – рычит он.
Я никогда не должна была так влюбляться. Без причины и без шансов. Движимая лишь непреодолимой животной одержимостью.
Этого не должно было случиться.
Но это свершилось, и пути назад нет.
Я принадлежу Данте. А он принадлежит мне.
Данте
Это лето просто лучшее. Я влюблен впервые в жизни. Единственный раз в жизни.
Симона для меня идеал.
Она прекрасна и мечтательна. Я никогда не смог бы смотреть на мир так, как видит его она. Девушка всегда обращает мое внимание на цвета, текстуры, формы.
«Посмотри на эти облака и завитки на них – они напоминают древесину, видишь?»
«Посмотри, как падает свет на здания. Стекло словно сделано из золота».
«Чувствуешь этот запах? Это дамасские розы. Некоторым кажется, что они пахнут, как чайные листья…»
«Ой, потрогай этот камень, Данте! Если закрыть глаза, можно подумать, что это мыло…»
Мы становимся все смелее, гуляя вместе по всему городу, потому что я хочу показать Симоне все мои любимые места, ведь она живет здесь не так давно, как я.
Мы побывали на мысе Промонтори-Поинт и в ботаническом саду, прошлись по галерее уличного искусства на Вобаш-авеню, разглядывая муралы, нарисованные на стенах.
Мы даже дошли до выставки костюмов старого Голливуда 1930-х и 1940-х годов. Здесь, похоже, Симоне нравится больше всего. Она в восторге от зеленого платья из фильма «Унесенные ветром», которое, кажется, было пошито из шторы – сам фильм я не видел. Зато я узнаю рубиновые туфельки из «Волшебника страны Оз» – одну из нескольких пар, сделанных для фильма, если верить надписи на табличке.
Глядя на то, в какой восторг приводят девушку костюмы, я говорю:
– Тебе следует принять приглашение из Парсонса. Ты должна там учиться.
Симона замирает у витрины с верхней одеждой из фильма «Касабланка».
– А что, если я так и сделаю? – спрашивает она, не глядя на меня. – Что будет тогда с нами?
Я стою прямо за ней, достаточно близко, чтобы касаться изгибов ее бедра. Я вижу кусочек ее лица и как касаются щек ресницы, пока девушка стоит, потупив взгляд.
– Я мог бы навещать тебя… – говорю я. – Или я мог бы переехать в Нью-Йорк. На Манхэттене полно итальянцев. У меня там есть кузены, дяди…
Просветлев, Симона оборачивается ко мне.
– Правда? – спрашивает она.
– Лучше уж я перееду в Нью-Йорк, чем в гребаную Британию, – отвечаю я.
На самом деле я готов следовать за Симоной в любое место, где она захочет учиться. Но я-то знаю, что сама девушка предпочитает Кембриджу Парсонс.
– Мои родители и так уже бесятся из-за того, что я тяну с зачислением, – вздыхает Симона. – Я сказала, что начну