- Да, я провел там все утро с русскими. Они больше всего интересуются техникой и материалами. Знаете, среди них есть очень эрудированные специалисты. Я подружился с одним...
- Дэвид, - остановила его Катлин, - мы могли бы здесь немного поговорить?
- Да, конечно, сегодня не будет новых посетителей, мы здесь, как дома. Присядем. Как вам нравится это кресло? Правда же, идеальное? Знаете, Катлин, почему мне удался проект?
Он наклонился к ней и взял за руку. Катлин прикрыла глаза. Она знала, что сейчас должно произойти, и инстинктивно пыталась уклониться.
- Я думал о нас с вами, Катлин, - прошептал Дэвид. Катлин почувствовала, что его лицо приближается к ней. - О нашем идеальном маленьком доме...
Катлин почти вырвала руку и встала.
- Простите, Дэвид, - тихо прошептала она и отошла к окну. - Вы подружились с русскими?
- Да, - ответил Дэвид, не сумев скрыть некоторой обиды. - Вы хотели о чем-то поговорить? - сухо спросил он.
- Вот об этом я и хотела, - сказала Катлин, глядя через окно на сад с беседкой и традиционной горкой "диких камней". - Я хотела просить вас, не сможете ли вы... дело в том, что русские преследуют одного человека...
- Русские преследуют, в Лондоне? Ведь это архитекторы...
- Нет, не архитекторы... Вообще русские.
- Какого человека, Катлин?
- Одного поляка. Он артист... то есть певец, они хотят увезти его, а он не должен, он не может уехать. Понимаете? Вчера его чуть не схватили на улице, я так волновалась... Никто не знал из-за чего. Потом в газетах все объяснили. Они хотели увезти его на корабль... Это такая несправедливость!
- Успокойтесь, Катлин. Вы очень взволнованны... Неужели судьба какого-то поляка...
Катлин резко повернулась. Она готова была сказать всю правду, выкрикнуть ее в лицо Дэвиду и... не успев сорваться, ухватилась за новую ложь.
- Это... Это просьба моей приятельницы, Виктории. Я обещала ей, проговорила Катлин, с трудом сдерживая слезы. - Я знаю, вы добрый католик и не позволите погибнуть невинному.
Дэвид почувствовал, что Катлин говорит неправду и что-то скрывает. Причем скрывает не только сейчас, и это "что-то" скорее всего связано с ним, с переменой отношения Катлин к нему - Дэвиду.
Дэвид молчал. На его бледном лице светились только очки, в которых отражался хрусталь красивой люстры "идеального дома".
- Что же вы молчите? - внешне спокойно спросила Катлин. - Надо узнать через ваших новых друзей, что хотят от него русские? Они давно его преследуют, а он... Он не виноват перед ними.
Дэвид молчал. С некоторых пор он стал замечать, что его невеста стала как-то странно вести себя при встречах с ним. Раздражается из-за пустяков, резко обрывает разговоры об их общем будущем. Посоветовавшись с матерью, он пришел к подсказанному ею выводу: "Нельзя заставлять девушку так долго находиться в ожидании. Надо ускорить помолвку. В конце концов вопрос о ее дипломе и наследстве решится несколько позже. Все обусловлено в переговорах с теткой, и ошибки быть не должно!"
Однако сегодняшний разговор, кажется, требует другого объяснения. Какого конкретно, Дэвид еще не знал, как не знал и того, что изменилось в жизни Катлин прошедшей осенью.
* * *
Осенью, как обычно, Катлин проводила каникулы у тетки в маленьком южном городке Порт-Айзек.
После шумной студенческой жизни в Лондоне древний Порт-Айзек и не менее древний дом тетки - хранительницы семейных традиций, первые дни казались какой-то тихой пристанью для утомленной Катлин.
Готовясь стать врачом, Катлин много времени проводила в так называемых "народных", опекаемых благотворительными обществами госпиталях. На каждом шагу она сталкивалась с людскими недугами, обреченностью и нищетой. Ее молодая душа наполнялась чужими страданиями и, взывая к богу, рождала сомнения в справедливости окружающего мира.
Она еще не видела пути борьбы и с радостью отступала, дождавшись каникул, когда на некоторое время можно забыть и госпитали с их вечным запахом камфоры и гниения, и студенческие вечеринки с бессмысленными спорами "рассерженной молодежи", и обязательные визиты старым, нестерпимо чопорным знакомым родителей. Когда можно просто поваляться на пляже, искупаться в согретом солнцем заливе и почитать какую-либо "не умную" книгу.
Так оно и было. Первые дни пребывания в Порт-Айзек приносили ей эту нехитрую радость. Затем наступало время, когда Катлин готова была, не дожидаясь конца каникул, вернуться в Лондон.
У нее не было ни матери, ни отца, и тетка, миссис Уотс, опекала Катлин по завещанию. Владелица лучшей аптеки в приморском городке и значительного участка земли, сдававшего в аренду, миссис Уотс считала себя последним отпрыском когда-то знатного рода.
У нее не было детей, и весь неизрасходованный запас приемов "порядочного воспитания" миссис Уотс обрушила на племянницу.
Катлин задыхалась в душной крепости провинциального пуританства своей тетушки, мечтая о том дне, когда вместе с дипломом врача получит и право распоряжаться своим небольшим наследством, - таково было завещание.
Постоянные напоминания о необходимости строго соблюдать установленные обществом правила приличия, напоминания, сквозь которые проступали упреки и осуждение ее матери, подталкивали Катлин на действия, противоположные желанию миссис Уотс.
Сначала это походило на игру. Но, начав игру, Катлин не могла остановиться. Отец когда-то говорил, что это у нее наследственное, от матери...
С чувством никогда не пережитой обиды Катлин вспоминала мать, всегда такую ласковую, добрую женщину с нежно-манящим только ей одной принадлежащим запахом духов... Кажется, этот запах она слышит и сейчас, спустя много лет. А когда еще маленькой девочкой Катлин вбегала в гостиную или столовую, то по близкому и дорогому ей запаху она знала, что мать только что была здесь.
Катлин любила сидеть у ног матери, когда та причесывалась. Она не могла оторвать глаз от тонких гибких рук, берущих то гребень, то щетку в серебряной оправе. Мать рассыпала волосы и обычно что-нибудь говорила, продолжая разглядывать себя в зеркале, а маленькая Катлин думала о том, что она обязательно станет такой, как мама.
Довольно скоро, после разрыва матери с отцом, Катлин научилась разделять свои увлечения на те, что одобряются старшими, и те, которые следует скрывать от окружающих.
Теперь у Катлин была своя тайна. Сначала она скрывала только нелюбовь к тетке. Потом, постепенно накопляясь, в ней выросло недоверие к обществу, в котором Катлин родилась и воспитывалась. Это тоже приходилось скрывать. Позднее она перенесла свое скрытое отношение и на семью Дэвида.
Дэвид любил ее, а многолетнее знакомство и даже дружба семьи Браунов с семьей Уотс делали сватовство естественным, само собой разумеющейся "приличной партией".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});