. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А НАРОД?
Вырезки из газет: (По сообщению агентств "Рейтер" и "Пресс ассошиейшен")
ОН ОТКАЗАЛСЯ БОМБИТЬ АРАБОВ!
Как передают из Никозии, старший лейтенант английских военно-воздушных сил летчик Денис Кеньон обвиняется в умышленном повреждении самолета "Канберра". Он повредил самолет, чтобы уклониться от бомбардировки египтян в районе Суэцкого канала.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ДВАДЦАТЬ ДВЕ ТЫСЯЧИ НОВЫХ БЕЗРАБОТНЫХ!
К середине января автомобильная промышленность, продолжая сокращаться, оставила без работы двадцать две тысячи мужчин и женщин.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ПОМОЩЬ АНГЛИЙСКИХ РАБОЧИХ!
Исполком Южно-Уэльской федерации горняков решил внести двести пятьдесят фунтов стерлингов в фонд помощи жертвам бомбардировок Египта и беженцам района Газы. Решение принято по требованию ряда местных организаций.
Сотни отдельных лиц вносят свои средства в фонд помощи.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Глава пятая
Много домов в Лондоне. Больших и малых, одинаковых и разных. В старых кварталах дома, хотя и приняли общий копотный тон дымного города, все же отличимы друг от друга не только по номерам. Каждый строился, окрашивался и украшался по вкусу хозяина и обязательно иначе, чем у соседа. Другое дело новые окраины или кварталы, отстроенные на месте домов, уничтоженных бомбежкой во время войны. Здесь ни время, ни туманы, ни копоть еще не успели затушевать светлые стены и яркие крыши коттеджей. Молодая зелень еще не разрослась, и солнце, хотя и нечасто, весело играет на широких стеклах новомодных окон. От таких домов улица выглядит радостной, приветливой, и кажется, что и люди здесь живут другие, лучшие.
А подойдешь ближе, и вдруг в каком-нибудь уголке, словно из открытого склепа, потянет стойким запахом тлена и ладана. Есть у старых английских домов свои имена. Не просто номер с фамилией владельца, а имя дома: "Аллен-хауз", "Роза", "Виктория", "Норд" или "Малютка". Теперь редко кто соблюдает эту традицию, считая более удобными условные почтовые цифры, но все же иногда и на новом фасаде появляется собственное название дома.
Стоит почти в самом конце города, по дороге в Гастингс небольшой коттедж с гордым названием: "Мой дом". Название написано английскими буквами, а слова русские. И живет в этом доме Борис Аркадьевич Барклаев, английский гражданин, давно променявший русское золото на британское подданство. Живет тихо, набожно, со своей умалишенной старухой женой и множеством птиц, певчих и непевчих. Птиц он не любит, хотя никому в том не сознается. Это его семейная тайна.
Когда-то Борис Аркадьевич жил сам, как птица, широко и вольно. Не сеял, а пожинал. Владел землей и лесами, думал, не будет конца его власти над людьми, рожденными в бедности. Мои деньги, моя земля, мой бог и мой царь! Осталась ему в утешение старости только надпись: "Мой дом", да и то сделанная по-английски. Борис Аркадьевич возненавидел свободу, которой уже не имел. Жил воспоминаниями того, что надо метить словом - "когда-то".
Отзвенели колокола белоэмигрантских молебнов, отмерли естественной смертью законные и самозваные престолонаследники с их балами и куцыми парадами на чужих площадях. Постепенно затихли склоки и прекратились суды над казнокрадами и взяточниками. Воровать стало нечего, и не за что было давать взятки.
Борис Аркадьевич прекратил пожертвования "во славу русского оружия" и поспешил разместить остаток капитала по надежным английским компаниям. Жил на доходы от акций. Жил скучно, без каких-либо надежд. Своих родных и друзей растерял, к большому английскому обществу не пристал. Уже никто не слушал его хвастливых рассказов о прошлом и слезливых жалоб о настоящем. Стало вдруг безразлично, действительно ли был он прямым потомком Барклая де Толли или это обычная эмигрантская выдумка... Скучно.
Тогда-то и завел Борис Аркадьевич птиц. Вернее, настояла на этом его тронутая разумом супруга, считавшая себя великой трагедийной актрисой.
- Все гибнет! Все умирает в жалком мире заблудившегося человечества. И нет большего наслаждения, чем наслаждение видеть в темнице того, кто еще хочет свободы!
Клетки с птицами расставили, как тюремные камеры. По свистку кормили, по свистку закрывали на ночь темным холстом. Наказывали взбунтовавшихся, через решетку секли розгами, переводили в карцер на голодный паек, а то и казнили. За свои и чужие грехи.
Поначалу Барклаев терпел жестокую выдумку сумасшедшей актрисы, потом свыкся и сам находил в этой игре тайную усладу, иллюзию неограниченной власти. Во время войны словно бы омолодился мистер Барклаев. Вытащил полуистлевший, будто бы подлинный мундир с эполетами, будто бы своего знаменитого предка, хотя и нерусского рода. Показывал его эмигрантскому обществу, произносил речи о непобедимости России и втерся в один из отделов "Русского комитета" при английском министерстве иностранных дел. Работал на пользу союзников. Не потому, что верил в победу или очень хотел ее, а потому, что так поступили многие русские. Это разнообразило жизнь и, как знать, могло пригодиться. Стал наведываться в советское представительство. Попросит свежую газету "из дому", посидит немного: будет возможность, какой-нибудь чистый бланк прихватит, и - пойдет старичок-патриот домой, никому зла не желая. Газетки, однако, копил. И русские, и английские, и немецкие. Целый архив составил.
Окончилась война. Комитет ликвидировали, многие старики эмигранты не захотели оставаться на чужбине - уехали в Советский Союз. В побежденной Германии появились на свет мелкие и крупные организации послевоенных эмигрантов. Крикливые и шумные "объединения", "национально-трудовые союзы". Шефы у них были старые, хорошо знакомые Борису Аркадьевичу, и деятельность "Национально-трудового союза" докатилась до Лондона, но Борис Аркадьевич не стремился занять видный пост в этих новых организациях. По-прежнему он заходил с сумочкой в руках в советскую торговую миссию. Просил газетку, надоедал пустыми проектами расширения торговли с Англией, принюхивался. Дома развлекался заключенными птицами и пополнял архив "историческими фактами".
Вроде ничем другим не занимался, ни с кем не знался. Сам об этом говорил всем и каждому... "Исторические факты", накапливаемые Борисом Аркадьевичем, носили не совсем обычный характер. Чаще всего это были сообщения иностранных корреспондентов о России или клеветнические статейки о жизни советских людей. Вот и сейчас Борис Аркадьевич задумался над неожиданным сообщением:
"Это уезжают с Лейстер-сквера русские, пытавшиеся схватить поляка, чтобы доставить его на советский пароход".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});