сразу понравилась. Большая и светлая. У стены между двух окон стоял огромный стол, покрытый зелёной бархатной скатертью. Справа от стола — кожаный диван с высокой спинкой, украшенной белой кружевной салфеткой. А у стенки слева стояла небольшая кроватка, застеленная голубым покрывалом. У самой двери слева я увидела маленькую чугунную печку на кривых ножках. Конечно, я не знала, что это такое. А Лидия Аксентьевна, объяснила маме, что это «буржуйка», старинная печка, но работает прекрасно, на ней можно готовить пищу и зимой обогревать комнату. Нужно только запастись дровами. Из печки торчала железная труба, верхним концом упираясь в стену почти под потолком.
В тот же вечер мама на «буржуйке» приготовила очень вкусные картофельные оладушки.
По утрам, как только мы просыпались, мама начинала петь свои гаммы. Мне эти гаммы не нравились, и я с нетерпением ждала её ухода на репетицию. По вечерам мама тоже уходила на репетицию. Я оставалась одна. Дверь она запирала на ключ. Всё утро и весь вечер я сидела на подоконнике и смотрела в окно, изучая двор. Он всегда был пуст. Слева от окна — закрытая калитка. Я смотрела на эту калитку в надежде, что сейчас она откроется и в проёме покажется моя Бабуня. Устав от бесконечного ожидания, я слезала с подоконника и бесцельно бродила по комнате. В доме царила ватная тишина. Хозяйка уходила на работу очень рано. Дом издавал какие-то звуки: тихие вздохи, шёпот, невнятное бормотание, скрип половиц. Казалось, что в доме есть ещё кто-то, там за дверью, которая находится в конце длинного тёмного коридора. Что этот «кто-то» догадывается о моём одиноком существовании и скоро, вот-вот, сейчас постучит в дверь. Моё маленькое детское сердечко громко стучало и выпрыгивало из груди. Я залезала в мою кроватку, укрывалась одеялом с головой и замирала от страха.
Однажды Лидия Аксентьевна принесла мне большой деревянный ящик с игрушками и стопку старых, замусоленных детских книжек. Сказала, что нашла это «богатство» на чердаке. Оно принадлежало её дочери Жанне, которая сейчас гостит у своей бабушки в деревне. Книжки были с картинками, и я целыми днями, сидя на диване, с интересом разглядывала их. Раньше я никогда не видела детских книжек. А Бабуня не знала детских сказок. Только на ночь вместо колыбельной она тихонько, нараспев мурлыкала мне «Козу-дерезу» и «Сороку-воровку». Поэтому я, разглядывая цветные картинки, сама придумывала истории, которые диктовала мне моя небогатая фантазия. А вот в ящике было, действительно, настоящее богатство. Среди мишек, зайцев, утят, ёжиков я нашла большую и красивую куклу. Даже сейчас, закрывая глаза, вижу её — золотые локоны, белое фарфоровое лицо с яркими розовыми щёчками, голубые глаза с длинными чёрными ресницами. На ней бледно сиреневое кружевное платье с пышными рукавами и широкой юбкой, под которой находилось ещё множество шёлковых юбочек и розовые трусики с рюшами. Ножки обуты в лаковые фиолетовые туфельки на каблучках. А ручки, что за чудо — каждый ноготок был покрашен ярко розовым лаком. Я не играла с ней, я ею любовалась, сажала её на подушку и разговаривала с ней, говорила ей самые ласковые слова, которые знала, которые говорила мне Бабуня перед сном: «Ты ж моя рыбочка, ты ж моя цацачка, ты ж моё сонэчко, моя красуня. Вот выгоним немца, и будеть наша победа! Мы с тобой пойдём на Соборную площадь кататься на качелях. А в хорошую погоду поедем на лиман, будем собирать мидии. А грязью не будем мазаться, бо у тебя царское платечко и оно замажется. Мы лучше пойдём на Дерибасовскую в Городской сад, будем кушать мороженое и задаваться перед людями. Все будут завидывать, какая у меня красивая донечка Тамила». Я назвала куклу Тамилой, она была похожа на Нилку из нашего двора. А Нилкина бабушка называла её Тамилой, это было её полное имя. До сих пор у меня хранится старая поблекшая фотография, на которой мы с Нилкой изображали жениха и невесту. Это было сразу после освобождения Одессы. По дворам стали ходить парикмахеры, лоточники с пирожками, точильщики ножей и ножниц, скрипачи и распевающие песни об Одессе баянисты. Ходили бабы с разным тряпьём, мужики, предлагающие свои услуги по ремонту квартир. Больше всех мы любили фокусников и акробатов. Как- то утром во дворе раздался крик мужика: "Спешите навсегда запечатать момент вашей жизни! Качественное фото! Недорого и быстро! Оплата по получению снимка!" Нилкина бабушка на скорую руку соорудила нам смешные наряды. На моей голове была накручена чалма из белого вафельного полотенца, надето тёмно-синее длинное платье до пят, с матросским воротником, сколотое между ног булавкой так, что получились мужские штаны. На талии брезентовый ремень с морской бляхой. Словом из меня получился, как сказала Нилкина бабушка, моряк-индус. А Нилку она нарядила невестой. В дело пошли тюлевые оконные занавески — длинная прозрачная юбка в пол, накидка на плечи, а главное — широкая фата с веночком из розовых бумажных цветов. К груди Нилка прижимала букет из бумажных роз. Кто-то умудрился вытащить из букета одну розу на проволочке и вдеть её в петлицу моего матросского воротника. Мы стоим на фоне стены, заросшей диким виноградом, и улыбаемся. Помню, что я улыбалась сквозь слёзы — мне не хотелось быть индусом, мне очень хотелось быть невестой. И что я утворила? Пока фотограф возился с фотоаппаратом, а Нилкина бабушка отошла на минутку, я незаметно расстегнула булавку, чтоб получилась юбка. А ремень перетянула бляхой на спину. В детстве я не любила этот снимок и никому не показывала. А сейчас кажется, что дороже этой фотографии у меня ничего нет. Так вот, кукла Тамила очень была похожа на мою подружку Нилку с этой фотографии. А самое удивительное — Тамила говорила слово "ма-ма". И закрывала глазки. Стоило только её наклонить и выпрямить.
ПАУК
Мама иногда выпускала меня во двор погулять. Подышать воздухом. Это бывало, когда она приходила домой после утренней репетиции. Мы обедали, потом она ложилась учить роль, а я убегала во двор. Как я теперь понимаю, двор был маленький, а тогда он казался мне большим и просторным. Он весь зарос высоким бурьяном, а вдоль забора кустилась сирень. Она уже отцвела, но очень привлекала меня. Среди густой листвы всегда чирикали воробышки, прыгая с ветки на ветку. Я часами могла сидеть под кустом и наблюдать их птичью возню. Двор был огорожен