— Но ты не говоришь определенно, чего ты хочешь?
— Справедливости, ваше высочество. Похищена единственная крепкая ветвь старого дуба, отрезан его единственный отросток, и ввергнут в опасность единственный товарищ моих трудов и радостей. Дитя, в котором была вся моя надежда, еще совсем юное, неопытное в жизни, брошено в среду галерных матросов.
— И это все? А я думал, что тебе запретили ловлю на лагунах или что твоя гондола стала совсем плоха.
— Да, это все! — повторил с горечью Антонио. — Дож Венеции, это все, и это выше сил старика с разбитым сердцем.
— Подойди, возьми эту золотую цепь, будь доволен своей победой, на которую ты не мог рассчитывать, и предоставь управлять государством тем, кто более, чем ты, способен держать в руках бразды правления.
— Нагни голову, рыбак. Его высочество передаст тебе награду, — сказал Антонио один из стоявших в близи придворных.
— Мне ничего не надо, ни золота, ни другого весла, кроме того, с которым я ежедневно отправляюсь в лагуны. Верните мне моего внука: или он, или ничего!
— Пусть его уберут отсюда! — послышалось несколько голосов. — Он возбуждает смуту. Долой его с галеры!
Антонио свели с палубы «Буцентавра» и столкнули в его гондолу.
Этот необыкновенный перерыв церемонии возмутил многих; подозрительность венецианских аристократов делала их решительными при подавлении всякого недовольства, хотя гордость повелевала им, обычно, скрывать действительные чувства.
— Пусть подойдет второй победитель, — сказал дож с самообладанием, сохранить которое ему позволяла только долгая привычка к притворству.
Неизвестный приблизился, не снимая маски.
— Ты выиграл второй приз, — сказал дож, — но по справедливости должен получить первый, потому что нельзя безнаказанно отвергать наших милостей. Встань на колени, и я передам тебе заслуженную тобой награду.
— Ваше высочество, простите за смелость, — сказал, кланяясь неизвестный, — но если вам угодно наградить меня за мой успех на гонках, то я тоже просил бы, чтобы награда была выражена в другой форме.
— Это что-то неслыханное. Отказываться от наград, присужденных самим дожем!
— Я не хотел бы быть более докучливым, чем мне это позволяет мое уважение к высокому собранию. Я прошу немногого, и, в сущности, это стоило бы дешевле для республики, чем то, что она мне сейчас предлагает.
— Ну, говори!
— Я тоже на коленях прошу исполнить просьбу рыбака и вернуть ему внука, иначе эта разлука пагубно подействует на юношу и омрачит дни старика.
— Это, наконец, становится скучным! Кто ты такой, чтобы настаивать на просьбе, в которой уже отказано? Сними маску, чтобы я знал, с кем я имею дело!
— Ваше высочество, я второй победитель на гонках. А относительно маски, я слышал, что в Венеции никому нет дела до имени и занятий человека, скрывшего свое лицо под маскою.
— Это справедливо, когда не оскорбляет республику; но здесь я должен быть осведомлен. И я тебе приказываю открыться.
Неизвестный понял необходимость повиноваться и снял медленно маску. Все увидели бледное лицо и блестящие глаза Джакопо. Невольно находившиеся поблизости от браво отступили и оставили его одного перед властителем Венеции, посредине широкого круга удивленных и заинтересованных слушателей.
— Я тебя не знаю! — вскричал с удивлением дож, посмотрев внимательно на Джакопо. — Вероятно, причины, ради которых ты не хотел снять маску, важнее тех, по которым ты отказываешься от награды.
Синьор Градениго подошел к дожу и тихо сказал ему несколько слов на ухо. Дож быстро кинул на браво взгляд, в котором выражалось) отвращение и любопытство. Потом он дал знак Джакопо удалиться.
— Мы займемся на досуге этим делом, — сказал дож, — не надо прерывать праздник.
— Гондольер дона Камилло Монфорте! — позвал герольд, повинуясь приказанию своего начальника.
— Я здесь, ваше высочество, — ответил взволнованный Джино.
— Ты родом из Калабрии, но, как видно, уже с давних пор привык к нашим каналам, иначе ты не обогнал бы наших лучших гребцов. Преклонись и получи награду за твою силу и ловкость.
Джино преклонил колено и принял награду с низким поклоном.
В эту минуту внимание зрителей было привлечено шумными криками, раздавшимися на воде в незначительном расстоянии от галеры дожа. Это лагунские рыбаки чествовали Антонио; тот, кого час тому назад они осмеивали, как самонадеянного хвастуна, вызывал теперь крики торжества.
Если бы торжество рыбаков ограничивалось этой естественной радостью, то неусыпная и подозрительная власть Венеции ничем бы не была оскорблена, но к крикам одобрения примешивались угрозы тем, кто не хотел вернуть внука Антонио. Рыбаки тесной толпой лодок, ничего не опасаясь, продолжали свой путь к Лидо, а в это время то здесь, то там в их толпу втирались уже лодки с агентами тайной полиции. В числе лодок была и лодка виноторговца, а в ней находилась Аннина. Она выехала с большим запасом товара, надеясь получить доход от своих обычных покупателей.
Гонки продолжались.
Хотя сенаторы делали вид, что интересовались происходившим перед их глазами, но на самом деле они прислушивались к каждому звуку, долетавшему с Лидо.
Но этот день прошел, как и все другие. Победители торжествовали, толпа аплодировала, а Сенат, по виду, сочувствовал развлечениям народа.
Глава XI
Вечер этого дня прошел так же оживленно и весело, как и его начало. Большая площадь святого Марка была переполнена народом: шуты и плясуны развлекали народ своими прыжками, крики продавцов фруктов и других лакомств смешивались со звуками флейт, гитар и арф; бездельники и занятые люди, заговорщики и полицейские агенты бок-о-бок бродили в толпе… Близился рассвет, когда гондола с легкостью лебедя проскользнула мимо судов, стоявших в порте, и клювом[30] коснулась набережной в том месте, где канал святого Марка вливается в бухту.
— Добро пожаловать, Антонио, — сказал стоявший на набережной человек, подходя к прибывшему, — добро пожаловать, хотя час уже не ранний.
— Я начинаю узнавать твой голос даже через маску, — отвечал рыбак; — друг, ведь я тебе обязан нынешним успехом, и хотя это не кончилось так, как я хотел, но все же я тебе очень благодарен.
— Ничего не поделаешь! Сенат не соглашается на уменьшение числа матросов на галерах. А теперь я надеюсь, что ты примешь из моих рук свою награду; я захватил с собой золотую цепь с веслом, вот они.
Антонио, уступая естественному любопытству, посмотрел на приз, но через минуту сказал решительно: