Горе, невинные мучения – неотъемлемая составляющая крестьянской жизни в тургеневских рассказах. Его герои поют, шутят, смеются, но гораздо чаще плачут, их жизнь очень трудна, они вынуждены не жить – выживать. Их притесняют, обижают, не дают любить любимых, отдают в солдаты за случайно пролитый шоколад, секут. Постоянное, невидимое страдание разлито во всем их существовании, хотя большинство из них не понимает причины своих несчастий. Сами герои никого не винят. Но виноватый есть, и Тургенев хорошо знает его имя – крепостное право.
И все же сводить «Записки охотника» к антикрепостническому памфлету не стоит. Мы уже убедились, что смысл этих рассказов намного глубже, антикрепостнический пафос растворяется здесь в общечеловеческом, социальные проблемы в вечных. К тому же писатель неоднократно подчеркивает: насколько невытравимо в жизни помещиков растворилось барство, настолько и рабство вошло в плоть и кровь крестьянина. Многие крестьяне с благоговейным трепетом и ностальгией вспоминают времена, когда барин был по-настоящему своеволен и строг, и всякое наказание, принятое из его рук, считают заслуженным и справедливым («Малиновая вода», «Два помещика»).
«Записки охотника» послужили Тургеневу замечательной писательской школой. Описывая крестьян, их отношения и собственные охотничьи путешествия, Тургенев оттачивает два главных своих писательских таланта: психолога и пейзажиста. Уже здесь он учится изображать тонкую игру чувств, прямо не называя их, угадывая их во внешних действиях и жестах (замечательной психологической миниатюрой является, например, рассказ «Свидание»). В «Записках охотника» появляются и чисто тургеневские пейзажи, прописанные с удивительной зоркостью. «Бледно-серое небо светлело, холодело, синело; звезды то мигали слабым светом, то исчезали; отсырела земля, запотели листья, кое-где стали раздаваться живые звуки, голоса…» («Бежин луг»).
Описания Тургенева предельно конкретны, мы легко определим по ним не только время года, месяц, но и время дня. При этом мир природы здесь густо населен, он звучит, звенит, свистит, он полон движения и красок: «ястреба, кобчики, пустельги со свистом носились под неподвижными верхушками, пестрые дятлы крепко стучали по толстой коре; звучный напев черного дрозда внезапно раздавался в густой листве вслед за переливчатым криком иволги; внизу, в кустах, чирикали и пели малиновки, чижи и пеночки; зяблики проворно бегали по дорожкам; беляк прокрадывался вдоль опушки, осторожно «костыляя»; красно-бурая белка резво прыгала от дерева к дереву и вдруг садилась, поднявши хвост над головой» («Смерть»), Столь внимательное отношение к природе понятно: рассказчик – охотник, природа – первый помощник и советчик ему в его деле, да и жизнь главных героев «Записок», крестьян, тоже полностью зависит от природного цикла.
Ни одно крупное произведение Тургенева не обойдется без пейзажных зарисовок, природа навсегда превратится в незримого участника вершащихся событий, создавая необходимый эмоциональный фон, нередко преподнося героям безмолвные, но наглядные уроки.
Самостоятельно прочитайте рассказ «Бирюк». Как природные явления (ливень, гроза) соотносятся с образом главного героя и сюжетом рассказа?
Тургенев в конце 1840-х – 1850-е годы. Роман «Рудин»
Большую часть «Записок охотника» Тургенев написал во Франции (он уехал из России в 1847 году). В феврале 1848-го, узнав из газет о бескровной революции, он отправился в Париж, встречался с русской революционной эмиграцией, Герценом и Бакуниным. Но, понаблюдав за резней, начавшейся в ходе революции в июне того же года, ужаснулся и из Парижа уехал. Уехать было куда, в шестидесяти километрах от столицы располагалось имение знаменитой французской певицы Полины Виардо.
Тургенев познакомился с ней еще в 1843 году в Петербурге, куда Виардо приехала с гастролями. Певица много и успешно выступала, Тургенев посещал все ее выступления, всем о ней рассказывал, всюду ее превозносил и быстро выделился из толпы ее бесчисленных поклонников. Их отношения развивались и вскоре достигли апогея. Лето 1848 года (как и предыдущее, как и последующее) он провел в Куртавенеле, в имении Полины.
Любовь к Полине Виардо оставалась и счастьем и мукой Тургенева до последних его дней: Виардо была замужем, с мужем разводиться не собиралась, но и Тургенева не гнала. Он чувствовал себя на привязи, но порвать эту нить был не в силах. На тридцать с лишним лет писатель, по сути, превратился в члена семьи Виардо; мужа Полины (человека, судя по всему, ангельского терпения) Луи Виардо он пережил всего на три месяца.
После возвращения на родину в 1850 году Тургенев окончательно сблизился с кругом «Современника». В 1852 году Тургенева арестовали – формально за опубликованные в обход цензуры статьи, посвященные памяти Гоголя, реально – еще и за вольный дух его вещей. Возможно, и за общение с Герценом и Бакуниным. В тюрьме Тургеневу жилось относительно неплохо, месяц писатель провел в полицейском участке, ему отвели отдельную комнату, где он встречался с друзьями, много читал и написал две повести, одна из них вам хорошо известна – «Муму». После выхода из-под ареста Тургенев был отправлен в ссылку в собственное имение Спасское с запрещением покидать пределы Орловской губернии. Но вскоре запрет был снят, Тургеневу возвратили право посещать не только Петербург, но и Европу.
В 1855 году Тургенев закончил свой первый роман. Он назвал его в соответствии с существующей литературной традицией именем главного героя – «Рудин». Это был ясный сигнал для читателя, что именно в герое и в его судьбе заключалось средоточие смысла романа.
Критики, как правило, сопоставляли Дмитрия Николаевича Рудина с «лишними людьми» русской литературы, героями, чьи таланты оказались не востребованы Россией, в первую очередь с Онегиным и Печориным. Но, пожалуй, невостребованностью героев их сходство и исчерпывается. В остальном Рудин совсем другой. В отличие от Онегина и Печорина, он не так знатен, из захудалого дворянского рода, беден, почти нищ и вынужден жить за чужой счет. Главное же – вовсе не беспричинная скука снедает его, ему незнаком ни «англицкий сплин», ни «русская хандра». Напротив, Рудин жаждет деятельности, по крайней мере постоянно о ней говорит, пишет планы, создает прожекты, мечтает, увлекает молодые сердца.
Рудин – воспитанник немецких университетов, поклонник Гегеля, он неплохо, хотя и несколько поверхностно, образован. Дмитрий Николаевич – одно из главных лиц в философском кружке Покорского (в котором, по собственному признанию И. С. Тургенева, отразились многие черты Н. Станкевича). Он человек эпохи 1840-х годов, эпохи осмысления мира, его законов и устройства. Именно устройства, но не переустройства! Вполне естественно, что основной дар Рудина – красноречие. Дар в 1840-е годы вполне современный.
И до тех пор, пока Рудин молод, пока он посещает студенческий кружок, состоящий из восторженных мальчиков, его владение словом осмысленно и необходимо. Вдохновенные речи Рудина создают неповторимую атмосферу всеобщего горения и жажды истины, о которой с таким теплом вспоминал потом другой герой романа, в прошлом близкий приятель Рудина, Лежнев:
«Вы представьте, сошлись человек пять-шесть мальчиков, одна сальная свеча горит, чай подается прескверный и сухари к нему старые-престарые; а посмотрели бы на все наши лица, послушали бы речи наши! В глазах у каждого восторг, и щеки пылают, и сердце бьется, и говорим мы о Боге, о правде, о будущности человечества, о поэзии – говорим мы иногда вздор, восхищаемся пустяками; но что за беда!»
Но мальчики вырастают, наступает время переходить от «восторженного наслаждения» к делу. Однако преодолеть преграду, отделяющую слово от действия, Рудину не по силам – дар красноречия играет с ним дурную шутку и забирает его в плен. «Рудин» – это не только роман о Дмитрии Рудине, это роман о невероятной силе и слабости слова. Не случайно в «Рудине» почти отсутствует действие, его место занимают дискуссии и разговоры.
Речь о слове заходит в романе, как только Рудин появляется на сцене. Он почти случайно попадает в дом знатной петербургской дамы Дарьи Михайловны Ласунской, на лето приехавшей в деревню, и немедленно поражает всех своим умом и блеском. Пигасов, местный острослов и циник, потесненный и пристыженный Рудиным, крайне метко называет рудинскую болезнь. В ответ на пространные рассуждения Рудина о вере в науку Пигасов бормочет: «Это все слова!» Пигасов абсолютно прав, именно слова, устная речь, мир собственных и чужих высказываний на любые отвлеченные темы – родная стихия Рудина, ничего весомее и понятнее слова для него не существует: «Он не искал слов: они сами послушно и свободно приходили к нему на уста, и каждое слово, казалось, так и лилось прямо из души, пылало всем жаром убеждения».