воротам.
– Мы его погоним к хлеву! – вслед ей крикнул Батон. – Но если вдруг вырвется – лови!
– Я в полузащите всю жизнь играю!
– Ну вот, в кои веки голкипером побудешь! – ухмыльнулся Андрей. – Вдруг получится?
Полундра сурово кивнула, занимая у калитки позу вратаря: полуприсед с растопыренными руками. Белка и Соня с мётлами замерли по разные стороны грядок. Батон и Пашка – один с граблями, другой – с лопатой – решительно двинулись в заросли малины, где засел беглец. У забора заняла пост хозяйка.
– Вон он! Вон он, гадский свин! – раздался боевой рёв Батона. – Пашка, держи! Гони! Обходи! Бе-ей гада!
Ругань, треск, грохот – и на дорожку с ультразвуковым визгом вылетел Клёпа. Сзади, как два форварда, с топотом неслись Пашка и Батон. Они уверенно вели поросёнка к хлеву. Тот метнулся было к забору – но там стояла грозная хозяйка с веником наперевес. Заверещав, Клёпа заложил вираж и кинулся к дому – прямо под ноги растерявшейся Белке. Осознав, что прямо на неё пулей летит опасное домашнее животное, Белка вспрыгнула на перила крыльца и издала головокружительное ля-бемоль верхнего регистра. Ни разу за все восемь лет Белкиной музыкальной карьеры преподавательница вокала не смогла добиться от неё такой ноты. Клёпа захлебнулся на полухрюке, и тут же на него коршуном кинулась Наташа. Юркий поросёнок увернулся и рванул напролом через заросли смородины к калитке. Но Полундра была начеку и бросилась на него, как пантера. Ей даже удалось схватить Клёпу за заднюю ногу, но тот с удивительной ловкостью отбрыкнулся. Не дав никому опомниться, поросёнок зигзагами, как спецназовец, уходящий из-под обстрела, понёсся к теплице. Проскочил между ног у Пашки, протиснулся под козлами для пилки дров и с победным визгом взял курс на картофельные ряды.
– Держите!!! – завопила Наташа. – Через картошку в лес уйдёт!
И тут раздался грохот, от которого затрясся, казалось, весь участок. Это Батон при виде летящего на него Клёпы сделал единственно возможное: рухнул на него всем телом.
Наступила тишина – мёртвая, как в военном кино. Полундра медленно поднялась с земли. Шёпотом спросила:
– Батон… свинюк цел?
– Не… не знаю… – придушенно раздалось в ответ. Батон лежал неподвижно, боясь пошевелиться.
Все столпились вокруг. Подошла, икая от испуга, даже Белка. Кольцо охотников ощетинилось садовым инвентарём. Из-под батоновского живота не доносилось ни звука.
– Вставай о-о-очень осторожно! – скомандовал Пашка. – Вдруг живой всё-таки…
Батон начал медленно подниматься. Все затаив дыхание следили за ним. Наконец из-под Андрюхиного живота показался и негодующе задёргался во все стороны измазанный пятачок. Затем послышалось придушенное хрюканье. И вот радостный Батон уже стоит во весь рост, держа за задние ноги извивающегося поросёнка.
– Дай мне его сюда! – с чувством попросил Пашка. – Убью с-свинью! Другого бы в блин расплющило, а этому – хоть бы хны!
– И слава богу! – вмешалась Полундра. – Батон, отнеси его в свинюшник… или как это называется? В закут! И на цепь посадить! Всё! Никогда в жизни на воротах стоять не стану! Так и умру в правых полузащитниках!
– Наташа, показывайте, куда животину ставить! – пропыхтел Батон. – Скорее! Он же дёргается! Если уроню – поймаете на польской границе только!
Наташа просияла улыбкой и, выхватив пришибленного Клёпу из рук Батона, страстно прижала его к груди.
– Да какое же вам спасибо, господи, ребята! Да вы в дом проходите! Пожалуйста! Молочка хотите?
Через четверть часа вся компания сидела на залитой солнцем веранде и пила парное молоко. Соня, Белка и Батон угощались с искренним удовольствием. Полундра и Пашка, молока не выносившие, незаметно подливали из своих кружек друзьям. А Наташа, от волнения то и дело поправляя руками светлые кудряшки, нервно расхаживала из угла в угол.
– Альбина с ума сошла, вот и всё! Где только Максим Алексеич её отыскал, господи прости?! Это же надо было – Ибрагимова выгнать!
– Ибрагимов – фамилия Аслана? – осторожно уточнил Пашка. – Так он не сам ушёл, а Альбина его уволила? А почему? В чём он провинился?
– Ни в чём он провиниться не мог! – уверенно сказала Наташа. – Вот хоть кто угодно мне про него плохое скажет – не поверю! Никому не поверю! Ни за что! – Она, спохватившись вдруг, осеклась на полуслове, покраснела, и Соня с интересом взглянула на бывшую горничную.
– И знать я не знаю, за что она его выгнала! – торопливо добавила Наташа. – Рехнулась просто эта Альбина, вот и всё.
– Ну а вы, Наташа, чем хозяйке не угодили? Неужели плохо работали? – поинтересовался Пашка. Соня опасливо покосилась на своего жениха, но в хулиганских Пашкиных глазах не было ничего, кроме искреннего интереса и сочувствия.
Бывшая горничная сразу же проглотила наживку:
– Это я-то плохо работала?! Да я… да я… как про́клятая! С утра до ночи дом этот огромный мыла! И посуду! И вещи! В одном углу соберёшь – в другом уже целая гора навалена! Альбина же даже бельё своё с пола поднять не могла! Бросит в ванной на мокрый пол прямо – и пойдёт! «Наташа, уберите!» Подумаешь, барыня какая нашлась… Я, конечно, уберу, коли нанялась… Где ещё здесь работу найдёшь? У меня вон трое чеграшей, поднимать их надо! Платили-то больше, чем на свиноферме, и идти ближе… Но хоть яблочным огрызком в мусорное ведро можно попасть? А не рядом с собой бросать? Можно грязную посуду под кровать не ставить, коль уж у себя в постели ужинаешь? Можно кран за собой в ванной закрывать?! После Альбины убирать было хуже, чем после Клёпки! Так Клёпка хоть животина безрукая, а она-то вроде человек! И пацанёнка замучила совсем! Туда не ходи, это не делай, в компьютер не играй, в карты тоже не дай бог… Как будто бы мы на деньги играли! Ну, я конечно же и сама виновата… Не вытерпела и сказала ей: «Что же вы, Альбина Петровна, дитё притесняете? Что же ему целый день книжки толстые читать, когда каникулы? И отчего бы в компьютер не поиграть, коли недолго? И что плохого, если Аслан Рустамович нас покеру научил?» Ну вот… и сказала на свою-то голову. В тот же день без места осталась! – Наташа гневно тряхнула волосами и, схватив со стола Юлькин стакан молока, с чувством отхлебнула сразу половину. Полундра облегчённо вздохнула.
– И ведь никаких прав покуда у неё нет! – провозгласила бывшая горничная, с размаху стукнув стаканом по столу. – Хозяин ещё на ней не женился, стало быть – никто она в доме и звать никак! И, между прочим, не она меня на службу нанимала, а Максим Алексеич! Стало быть, и увольнять не имеет права! А больше всего Мишеньку жалко… И