ж говорила! Кто ж виноват, что тут мобильный не берёт! А… кто у тебя про меня спрашивал?
– Некий Брест 41. Тебе это о чём-то говорит?
– Первый раз слышу! – искренне заявила Юлька.
– Так что же, я теперь даже не смогу твоей матери отзвониться, что с тобой всё в порядке? – заволновался старый генерал.
– Звонить можно с дуба в поле, Игорь Петрович! – улыбнулась подошедшая Соня. – Павел скоро придёт и… Ой! Дядя Шлёма! А вы-то почему здесь?.. Я же маме всё сама объяснила! Кстати, как она отработала Рахманинова в Большом зале? Вы же слушали? Там такие сложные наложения в первой части, что… Дядя Шлёма! Боже мой! Вы опять что-то натворили?!
Из джипа выбрался Соломон Борисович Шампоровский – отчим Сони и Белки, известный на всю Москву антиквар. Старая тельняшка чуть не лопалась на его широченных плечах. В чёрной пиратской бороде запутался репейник.
– Бог с тобой, Сонечка, – фальшивым голосом отозвался он. – Ничего подобного… Я что, не могу составить Игорю Петровичу компанию и взглянуть, как вы тут живёте? Зачем сразу худшее предполагать?
Соня сложила руки на груди.
– Вы БЫЛИ на мамином концерте? – стальным голосом спросила она.
– Сонечка, я, честное слово, собирался! – Шампоровский, словно защищаясь, поднял огромные ладони и виновато вздохнул. – Я даже смокинг в химчистку отнёс… Правда, забыл забрать, но… Понимаешь, мне позвонили из Питера! Там одну коммуналку на Мойке расселяли, так комод восемнадцатого века никому оказался не нужен!
– И вы, вместо того чтобы поехать на концерт…
– …поехал в Питер, – сознался Шампоровский. – И та-ак удачно! Кроме комода, я нашёл почти целый сервиз мейсенского фарфора, гамбсовский шифоньер, без дверцы, правда, и мятый баташевский самовар, а кроме того… Сонечка, не смотри на меня как прокурор! Ну ведь не каждый день попадается самовар начала века и…
– Дядя Шлёма! У вас этих самоваров шесть штук! Вы же знаете, как для мамы был важен этот концерт!
– Сонечка, но ведь всё и так прошло замечательно! От меня там всё равно не было бы никакого толку! Я ведь ещё и заснуть мог! И храпануть на весь партер! А так Рахиль отыграла в лучшем виде все свои симфонии… и… и непонятно даже, из-за чего было поднимать такой шум! Соня, ради бога, едем в Москву! Дома второй день невозможно находиться!
– Мама сильно ругается? – сочувственно спросила Белка.
– Хуже, Бэллочка, – сокрушённо отозвался Шампоровский. – Рахиль МОЛЧИТ. Ну, ты же знаешь, как она умеет…
Белка, прекрасно знавшая убойную силу молчания и мамы, и старшей сестры, только вздохнула:
– Соня, наверное, надо ехать домой.
– Не раньше чем разберёмся здесь! – сурово сказала Соня. – Дядя Шлёма, в этой деревне творятся очень-очень странные вещи. Мы вам сейчас всё расскажем, и…
– Полундра-а-а! Белка! Бато-он!
Все обернулись на знакомый голос. По тропинке, ведущей от станции, нёсся Атаманов, за руку волоча за собой Натэлу, и орал:
– Вы Милку выдоили?!
– Выдоили, – ворчливо отозвалась Полундра. – И молоко даже продали. Только без денег.
– Это нерационально, Юля, – тут же заметил Шампоровский.
– Нам важнее была информация! – важно ответила Полундра. – И мы её добыли!
Генерал Полторецкий, до этого разглядывавший белые пионы в палисаднике, обернулся и внимательно посмотрел на внучку. Затем повернулся к Шампоровскому:
– Шлёма, вам не кажется, что наши авантюристы снова влезли в историю? И что характерно – в чужую? И ведь всего на два дня пропали с глаз!
– Ничего удивительного, Игорь Петрович, – усмехнулся Шампоровский. – У вашей внучки просто дар божий – регулярно во что-то влезать. Юля, только не говори, что вы нарыли в местных болотах бункер Гитлера!
– Дался всем этот бункер! – хмыкнула Юлька. – Что там в нём интересного? Бетон и железо! Гитлера и того нет! Да у нас тут всё круче во сто раз! У нас доисторический ящер плавает! И орёт, как… как недоеный! И старая-престарая церковь, из которой он выплывает! И партизаны на стенах! То есть партизанские фрески! И человека недавно съели! И древних монахов ходы повсюду! И монастырь под землю ушёл! И из Красного дома охранник куда-то пропал! И…
– Шлёма, неужели такое активное солнце в этом году? – с тревогой спросил старый генерал. – Соня, ты человек здравомыслящий. Что несёт моя внучка?
– Боюсь, что почти всё правда, Игорь Петрович, – вздохнула Соня. – И разгребать, как всегда, нам.
– Как вы думаете, Игорь Петрович, мы дождёмся хоть каких-нибудь объяснений?
– Только после обеда, – твёрдо сказала Натэла. – На голодный желудок никаких решений принимать нельзя ни-каг-да!
Поговорить нормально, однако, не удалось: навалилась куча дел. Натэла принялась готовить обед: зелёные щи и сырники. К тому же решено было сварить варенье: на завтра по радио обещали сильный дождь. Белка, Соня и Машка в шесть рук собрали целое ведро малины и большую корзину смородины. Полундра, сосредоточенно сопя, мыла под рукомойником литровые банки: более сложной работы Натэла ей не доверила.
– Юля, у тебя и варенье убежит, и компот переварится! А с банками трудно что-то испортить, и…
Дзын-н-нь!!!
– Ва-а-ах… Ас-та-рож-на собирай осколки, тут же дети босиком бегают! Дети! Нэмэд-лэн-но наденьте шлёпанцы! Юля, умоляю, уйди от банок! Их и так мало! Я сама! Иди вон, что ли, с Сергеем дрова пилить…
К дровам Полундру не подпустили Батон с Атамановым, которые уже освоили огромную двуручную пилу. Берёзовые чурбаки один за другим падали на примятую, засыпанную опилками траву. Шампоровский поднимал их, устанавливал на выщербленную колоду и лихо раскалывал топором.
– И-и-эх!!! Вот когда служба в армии пригодилась! С ума сойти – тридцать лет прошло, а руки помнят! Юля, отойди, может нечаянно отскочить в тебя! Натэлочка, тебе для плиты потоньше порубить?
С тоской оглядев кипящую вокруг бурную деятельность, Полундра здраво рассудила, что от неё тут всё равно никакого толку не будет, тихонько вытащила из сарая удочку и прокралась за калитку.
«Права ведь Натэлка, от меня на кухне убытки одни! – уговаривала Юлька свою совесть, бодро шагая по лесной стёжке к озеру. – Только банки ей все переколочу… Корову Батон доит, посуду Белка моет… Дрова колоть не дают… А так хоть рыбы на ужин наловлю! И почищу сама!»
Вскоре сосняк начал редеть. Впереди замелькали небо и водная гладь. Полундра прибавила шагу… и вдруг застыла как вкопанная. От озера до неё явственно донеслись голоса. Аккуратно поставив за сосну удочку, Полундра присела и беззвучно отступила под огромный куст лещины. «А Белка ещё возмущается, что я в камуфляже всё время хожу… Вон как пригодилось!» – подумала Полундра, отчаянно жалея, что нечем нанести на лицо боевую раскраску коммандос. Впрочем, в корнях куста нашлось достаточно сырой земли, смешанной с прелым листом, хвоей и муравьями. Всё это Юлька