Я кидаю одежду на скамейку и складываю руки на груди, смотрю на Гелю. На то, как долго и без особого интереса она изучает раздевалку. Держу под контролем и ее движения, и мимику, и даже дыхание. Есть ощущение, что она старается в чем-то меня обмануть, и я хочу понять, в чем и, главное, для чего.
Не отводя от нее взгляда, придвигаюсь к ряду шкафчиков и упираюсь плечом в холодный металл.
Спрашиваю:
— Отправил девочку в мужскую раздевалку?
Она откашливается:
— Ну, он же не знал, что ты тут. Может, погиб от солнечного удара где-то по дороге.
— Почему не ушла, когда услышала, что вода в душе шумит?
— Чего пристал, Вано? — Геля теряет терпение и называет меня тем прозвищем, которое, она точно знает, я не люблю.
Защищается, что ли?
— Просто любопытно.
— Присела отдохнуть, — огрызается она, — да блин, может ты там шваркнулся об кафель головой!
Я невозмутимо отвечаю:
— Зашла бы проверить.
Геля снова розовеет и сползает взглядом с моего лица к телу. Моргает как-то заторможено, губы ее приоткрываются, грудная клетка начинает подниматься чуть чаще и интенсивнее, чем раньше. Я молчу и ловлю ее реакцию с какой-то неожиданной жадностью. Пытаюсь ее понять.
Но Геля в очередной раз трансформируется, как будто она оборотень, а луна становится полной каждые полторы минуты.
Снова фыркает:
— Увидеть твой голый зад — не предел моих мечтаний. Ладно, раз ты жив, я пойду.
Она разворачивается и идет к выходу, но я еще не готов ее отпустить, что-то тянет и влечет. Слишком неоднозначно Гелик себя ведет.
— Ангелин, — окликаю ее полным именем специально.
Выходит как-то строго и немного устало. Она останавливается, но оборачиваться не спешит. Какое-то время так и стоит спиной ко мне. Я смотрю на гладкий светлый хвост, на гордо развернутые хрупкие плечи, на складки объемной укороченной футболки. Торможу взглядом там, где она заканчивается. Как будто, если посмотрю ниже, перейду какую-то черту.
Она поворачивается наконец:
— Да?
— Я тебя раздражаю?
Сам не понимаю, зачем это спрашиваю. Но когда вопрос слетает с моих губ, самому кажется, что мне действительно давно это было интересно.
— Что? — она переспрашивает почти испуганно.
— Я тебя раздражаю?
— С чего ты взял?
— Просто, — я отлипаю от шкафчика и неопределенно веду плечом, — ты так общаешься, что иногда кажется, что я тебя прямо подбешиваю.
Она ничего не отвечает, и я позволяю себе подойти ближе. Внимательно разглядываю ее лицо. Внимательнее, чем обычно, потому что замечаю на переносице россыпь нежных веснушек, которые скатываются к щекам.
Говорю:
— Если так, то можешь не помогать мне с тренировками. Никаких проблем.
— Это лайм?
— Что? — на этот раз переспрашиваю я, озадаченный сменой темы.
— Пахнет лаймом.
— Это мой шампунь.
Она серьезно кивает, словно подтверждая сказанное. Закусывает нижнюю губу, и я не могу отвести глаз от этого простого движения.
— Ты такой идиот, Вань, — говорит она тихо, а потом встряхивает своим блондинистым хвостом и улыбается, — или это я.
— В смысле?
— Нет, не раздражаешь. Поверь мне, нет, — она смеется чуточку нервозно, как мне кажется, — совсем нет. Нет. Так понятно?
— Кажется, вполне.
— Сегодня тренируемся?
Я, чуть качнувшись вперед, для верности упираю руки в бедра, чтобы придержать полотенце. Будет неловко, если оно сейчас свалится. Но мне хочется приблизиться к ней еще сильнее, чтобы понять, действительно ли это так непривычно приятно, как мне кажется. Или показалось?
— Я тренируюсь, — легко улыбаюсь и, помедлив, все же добавляю, — буду рад, если присоединишься.
— Я же пообещала.
— Но ты не обязана.
— Ты уже говорил, Вань. Я поняла. На сегодня планов нет, я приеду.
— Свиданий не запланировано? — уточняю с улыбкой, стараясь не меняться в лице.
Ее глаза орехового цвета подергиваются дымкой задумчивости. Она качает головой, и хвост раскачивается из стороны в сторону:
— Не запланировано.
— Это хорошо, — выдаю откровенно и тут же пытаюсь пояснить двусмысленность фразы, — ну, что на сегодня у меня будет компания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И Геля смеется, на этот раз тихо, но искренне. Она не так часто делает это со мной, но постоянно хохочет на наших семейных сборищах. Честно говоря, мне всегда нравилось, как она это делает. Что называется, от души. Не заботясь о том, как выглядит в этот момент.
— Окей, Громов.
Ее рука взлетает в воздух и касается моего плеча. Четыре тонких пальца надавливают на мою кожу, а большим она делает едва заметное движение, поглаживая меня.
Жест такой ненавязчивый, что его можно было бы проигнорировать, но мое тело почему-то так отзывается, странные мурашки опоясывают мою голову, двигаясь от ушей к затылку, собираясь там зудящим ощущением. Оно стекает по шее на спину и распространяется на руки, захватывая контроль. Ощущение почти первобытное и безотчетное — мне хочется хотя бы немного потрогать ее. Чудовищных усилий стоит мне остаться неподвижным. Это все не к месту.
— Вопросов больше нет? — интересуется Геля весело, все еще сжимая мое плечо.
— Нет.
— Тогда я пошла.
И на пороге, прежде чем выйти, она говорит:
— Ты все-таки дождись конца урока, чтобы показаться Виктору Евгеничу. Он…м-м-м, он попросил.
Глава 24
Ангелина
С гулом в ушах от тока собственной крови я выпадаю в коридор и прижимаюсь лопатками к стене. Сглатываю свое сердце, которое отчаянно колотится в горле. Что это было?
Я тебя раздражаю?
Зажмуриваюсь, вспоминая, каким тоном задал этот вопрос Ваня. Осознание того, что все мои действия были ошибочны, накрывает болезненной волной. Я так старалась скрыть свою любовь, что он подумал, что неприятен мне. Я все испортила. Я так увлеклась этой игрой, что потеряла его. Почти. Надеюсь, что почти.
Если бы Аринка это услышала, она бы орала «я же говорила» так громко, что все стекла бы в школе повышибало.
Мне так стыдно, что я вся горю этой эмоцией изнутри. Щеки, по ощущениям, просто алые. Сокрушенно качаю головой, не открывая глаз. Боже, он думает, что раздражает меня. Но я же хотела совершенно другого!
Просто старалась скрыть свою одержимость. Хотела казаться недоступной и загадочной. Быть интересной. Зацепить его хотя бы тем, что, в отличие от других девочек, не пускаю слюни на популярного Ваню Громова. А добилась чего? Он решил, что бесит меня.
Медленно вдыхаю и выпускаю воздух из легких с тихим стоном. Я кошмарная, просто ужасная дура!
— Ты чего здесь? — из раздумий меня вырывает голос, который слышать я хотела бы меньше всего.
— Отдыхаю, — огрызаюсь, вскидывая голову, — а ты?
Коса хмурится и переминается с ноги на ногу:
— Тебя долго не было.
— И что с того?
— Ну мало ли.
— Мало ли что? Мало ли — я умерла? Или мало ли — сбежала в другую страну?
Прекрасно понимаю, что на волне агрессии меня несет сильнее, чем нужно. Но и его излишнее внимание сейчас просто выводит меня из себя. Всегда выводило. Но именно в эту секунду я не могу натянуть на лицо улыбку и притвориться, что рада его появлению.
И в самом страшном сне я бы не хотела знать, что Громов испытывает ко мне что-то подобное. Это пережить я бы не смогла.
— Анж, зря ты так.
— Сереж, — зеркалю его тон, отрываясь от стены и упираясь кулаками в бедра, — как «так»? Можно хоть вздохнуть без твоего взгляда? Чего ты ходишь за мной?
И тут Акостин внезапно ощетинивается. Сощуривает глаза, складывает руки на мягкой груди и пренебрежительно кривит губы:
— Думаешь, я не вижу?
— Чего?
— Того. Что ты без ума от Громова. Думаешь, классно скрываешься? Я все твои слюни вижу.
— Какие слюни? — проговариваю оторопело.
Коса усмехается:
— За собой сначала последила бы, а потом меня упрекала.
Я, испытывая полный шок, молчу. Только смотрю на одноклассника, до этого момента безобидного и доброжелательного. Даже не стараюсь удержать лицо, для меня эта задачка сейчас из разряда невыполнимых.