два года (да, в те времена артисты и театры могли себе это позволить – многолетние репетиции). И Джульетта у Плисецкой получилась не милой, внезапно влюбившейся девочкой. Она начинала репетировать с Юрием Ждановым, который к этому моменту уже почти пятнадцать лет танцевал Ромео с Галиной Улановой. «Будущая партия Плисецкой, как всегда, вызывала в театре огромный интерес, – вспоминал он. – Раздавались голоса: роль, созданная в расчете на индивидуальность одной большой артистки, не может быть исполнена другой. На репетициях мы все делали в полную силу, но я не припомню, чтобы в работе с новой партнершей что-то поразило меня. Но вот мы вышли на спектакль. Совершенно новый абрис фигуры! Индивидуальность Плисецкой преобразила знакомые движения Джульетты, придав им иное звучание. Она сумела показать нам скрытые до той поры стороны образа. Джульетта борющаяся, волевая. В третьем акте, “В спальне Джульетты”, я вдруг увидел ее в луче света – с синими, сапфировыми, как мне тогда показалось, глазами, с рыжим локоном около шеи. Меня поразила неповторимая лепка лица, шеи, плеч. Это было как удар, потрясение».
Мы говорим об этой роли с Михаилом Лавровским – сыном хореографа-постановщика, который и сам стал знаменитым танцовщиком, народным артистом СССР.
– Насколько Плисецкая соответствовала образу, который…
– Мама (балерина Елена Чикваидзе. – И. П.) готовила партию Джульетты с Майей. Ее Джульетта была сильная.
– Все говорят, что разная с Улановой.
– Конечно, они разные. Уланова – гениальная балерина. В чем гениальность? Есть чувство, пластика, понимание смысла исполняемого. Технически сильна, но она слабее танцевала. А Майя Михайловна была Джульетта сильная. Это уход Средневековья, Тибальда, и приход Ренессанса в лице Джульетты и Меркуцио. Конечно, она должна быть сильной, чтобы несмотря ни на что… это не только, так сказать, сексуальное влечение – подсознательно это протест против прекрасного, но уходящего в Ренессанс Средневековья. Она была очень сильной, но это была Джульетта.
Диссонансом в хоре восторженных голосов звучит голос Лили Брик, написавшей в письме Эльзе Триоле в феврале 1964 года: «Вчера смотрела Майю по телевидению. Она и Фадеечев хороши в “Дон Кихоте”, в “Спящей красавице” она ослепительная, [но] в “Ромео и Джульетте” они оба ужасны!! Это пантомима времен немого кино, Майе сто лет… Боюсь, как бы эта ошибка не навредила ей… Уму непостижимо, как это можно!»
Майе это, конечно, не навредило, но Джульетту она станцевала всего несколько раз: уж слишком непривычным был созданный ею образ. Знаете, что говорил Игорь Стравинский, великий новатор и реформатор музыки, особенно балетной? Что люди любят узнавать, а не познавать.
– Она совсем мало танцевала Джульетту, – говорю Михаилу Лавровскому.
– Мало, – соглашается он.
– Не прижился сделанный ею образ? Слишком неожиданный?
– У людей существует косное мнение о том или ином образе. Мне Майя Михайловна нравилась в Джульетте. Она может быть нежная, может быть слабая, она может быть сильная, но это должна быть Джульетта. Это не может быть другой образ. Можно взять любую черту, которую у хореографа балерина и репетитор считают важной. Майя Михайловна сделала Джульетту очень сильной. Почему нет?
– Но, возможно, такова была сила восприятия Улановой… какая-то тень Улановой была над этой ролью…
– Понимаете, тень… Уланова – да, она создала этот шедевр, но многие балерины просто играли «под Уланову». А «под кого-то» играть нельзя, надо быть личностью. Вот Майя Михайловна была личность.
– И вносила себя в каждую роль.
– Да, да. А иначе нельзя.
Из всех классических балетов Майя Плисецкая не станцевала, кажется, лишь одну большую роль – Жизель. Повелительницу виллис Мирту сделала в свой второй театральный сезон – в 1944 году, а вот Жизель – никогда. Почему? Валерий Лагунов объясняет:
– Шлейф славы Улановой еще сохранялся, так же как и в «Ромео», когда она танцевала. Трудно было преодолеть.
Наталия Касаткина уверена: зря Майя не взялась за эту роль:
– Она со мной на эту тему говорила. И я считаю, что она зря не станцевала.
А вот Борис Мессерер уверен: Жизель не соответствовала Майиному характеру.
– Жизель – не она, – соглашается Сергей Радченко. – Наивная девочка – это Уланова, Катя Максимова. Это все знали, и Майя в том числе.
– Ум какой надо иметь, чтобы не лезть туда, где тебе не очень, – говорит Елена Радченко
– Так она очень умная была, – подтверждает Сергей.
Известный балетный критик Александр Фирер задавал этот вопрос Майе Михайловне напрямую: почему вы не станцевали Жизель? И она ответила: значит, не очень хотела.
– Должен сказать, что Майя Михайловна вообще не очень любила инфантильность. Тем не менее она начала репетировать. Она репетировала Жизель с женой Леонида Лавровского, который поставил этот спектакль, Еленой Георгиевной Чикваидзе. И она мне рассказывала, что Майя Михайловна была совершенно гениальная в первом акте на репетициях, особенно в сцене сумасшествия. В ней Майя Михайловна подходила к каждому и смотрела в глаза. И у всех стоял ком в горле от того, как она это делала. Поэтому Елена Георгиевна сожалела, что Майя Михайловна не станцевала. А лично я думаю, что и во втором акте она была бы по линиям невероятная. Потому что мы знаем, например, как она прелюд Баха танцует, с ее линиями.
– То есть она все-таки репетировала, но…
– В конце концов не станцевала, да. Не знаю, сколько этих репетиций было.
Уланова была невероятной Жизелью, и об этом сама Плисецкая пишет в своей книге, отмечая, что совершенно непостижимым образом ей удавалось стать невесомой тенью во втором акте – казалось, что она не касается пола. Она была невероятной Джульеттой и невероятной Марией, но ее всемирной славы не случилось бы, если б не первые гастроли Большого театра в Лондоне в 1956 году. Улановой было уже 46 лет, и это был ее единственный – первый и последний – шанс.
– Она своим мастерством покоряла… а мастерство у нее было высочайшее, все роли были отточены, – говорит Борис Акимов. – Уланова танцевала мало ролей, но все на высоком уровне, актерски все сделано было потрясающе. Она каждый пальчик в зале продумывала, у нее все было четко. Недаром все мужья у нее были режиссеры драматические. Но если бы в пятьдесят шестом выехала молодая Плисецкая, то, может быть… Здесь были нюансы. И никто не знает, почему ее – блестящую, молодую, только что пришедшую, тогда не взяли. И Майя Михайловна всегда об этом размышляла. К сожалению, здесь много очень подводных течений.
Но Валерий Лагунов утверждает, что точно знает, почему 28-летняя (самый расцвет!) Плисецкая не поехала в Лондон:
– Она-то все правильно сделала для себя, Галина Сергеевна. В Большом театре часто менялось руководство, Лавровского назначали несколько раз и снимали, Петра Гусева, Захарова, Вайнонена. Всех балетмейстеров назначали – снимали, назначали – снимали. А в пятьдесят шестом году балетом руководил Гусев. К нему