Читать интересную книгу 21 день - Иштван Фекете

Однако стол был накрыт честь по чести, давая понять, что дядюшку Йоши ждали-заждались, и, вздумай он не явиться, такого стола «старому Куругле» в этом доме больше не видать.

— Никак дядюшка Куругла! — вошла наконец хозяйка, неся горячий проперченный слоеный пирог. — Вот спасибо, что зайти не погнушался…

Мишка улыбнулся вымученной улыбкой.

— Но-но, ты это брось. С чего бы ему нами гнушаться?

— Сам, вишь, с нами и разговаривать не желает, все через других передает… Чем не барин!

— Полно шутки шутить, Юлишка, — посерьезнел тут Куругла. — Гостья она и есть гостья, откуда ей знать наши обычаи. Но если уж меня так встречаете…

Видно было, что теперь дядюшка Йоши как гость чувствует себя задетым, поэтому хозяева тотчас пошли на попятный. Юлишка разлила выпивку по стаканам, а Мишка спросил:

— Ну, так какие будут ваши пожелания, дядя Йоши?

— Да как обычно, Мишка. Тут ты главный заправила… — ответил дядюшка Йоши и улыбнулся, хотя вдруг подумал, что во время забоя могут возникнуть расхождения во взглядах, ведь, по всей вероятности, Маришка и в этом деле придерживается других обычаев.

Однако эта мысль была всего лишь мимолетной и тотчас рассеялась, забылась при виде аппетитного пирога, пикантно-острый вкус которого смягчил добрый глоток вина. После застолья расставание проходило в самой приятной обстановке, хотя глаза у Юлишки подозрительно блеснули, когда она спросила:

— И надолго она задержится у вас, эта гостья?

— Болеет она, — пояснил дядюшка Йоши, — расхворалась по дороге в Пешт.

— Знамо дело, — улыбнулась Юлишка. — Но теперь-то ей полегчало?

— Полегчало, — кивнул дядюшка Йоши. — Ну, значит, мы тебя ждем, Мишка… — и он козырнул небрежно, как может позволить себе бывалый железнодорожник. Затем он направился к дому священника, одолеваемый некоторыми раздумьями, потому как начищенные до блеска башмаки словно бы непрестанно вопрошали: а, собственно говоря, полегчало ли этой Маришке?

Убой свиньи прошел безо всяких осложнений и по сути даже очень удачно. Маришка в своем хозяйственном рвении почти начисто забыла о больной пояснице; она во всем спрашивала совета у Мишки, который после того признал Маришку бабой что надо и все делал так, как ей хочется.

А Маришка не уставала подчеркивать, как много дельного она переняла у Мишки… вот уж никогда бы не подумала!.. И стопка палинки не повредит дорогому Мишке, а то тут до того все жиром провоняло…

Палинка и в самом деле не повредила.

Работа горела у Маришки в руках, хозяйка она и впрямь была отменная, и не успела на небе взойти вечерняя звезда, как все было вымыто-вытерто, по местам расставлено, во дворе, в доме подметено, а Мишка брел домой с такими богатыми гостинцами «на пробу», что даже жена его осталась довольна, только взгляд у нее был какой-то странный, когда она спросила у мужа:

— Ну и что она за птица, эта гостья?

— Баба как баба! Работящая…

— Выходит, вовсе и не хворая?

— С чего бы ей быть хворой?

— Да все с того же, раззява ты эдакий!.. До чего же вы, мужики, бестолковые! Не обхаживала она старого Куруглу, не подпаивала его? Тебя-то, я вижу, она подпоила…

Мишка при этих словах слегка призадумался, а затем прыснул со смеху.

— Верно я говорю? — блеснули глаза Юлишки.

— Со мной она была разлюбезная — врать не стану, а вот как она дядюшку Йоши обхаживает, не знаю. Но вся работа хорошо удалась, чин чином… гостья эта в деле толк знает…

Юлишка бережно раскладывала на столе принесенные гостинцы.

— Уж это точно! — у нее даже руки замерли на момент. — Судя по всему, она очень даже толк знает… Обратил внимание вчера на стариковы башмаки? Сияют, точно зеркало…

— Не смотрел я на башмаки.

Юлишка с материнской нежностью погладила мужа по небритой щеке.

— Да ты, дурачок, хоть бы и посмотрел, а все одно не заметил бы… Ну, ступай умываться, да пора на покой…

После столь насыщенного событиями, хлопотного, но все же веселого дня, естественно, и речи быть не могло о том, что Маришка не покажется перед гостями, да Маришка, уж на что «простая баба», а вторично с таким предложением не вылезала. И если вдуматься хорошенько, пожалуй, она и вообще не стала бы предлагать это, не отдавай себе отчета в абсолютной невыполнимости сего идеального предложения.

И в самом деле: куда было Маришке податься?

Кто стал бы подавать на стол?

И как мог бы объяснить дядюшка Йоши исчезновение гостьи, о которой знало все село?

Конечно, это было невозможно, но мученически-самоотверженное предложение все же прозвучало и не пропало без следа: когда Маришка и дядюшка Йоши в кладовой проводили осмотр аппетитным грудам бренных останков свиньи, дядюшка Йоши от полноты чувств положил было руку на плечо Маришки. Этот его жест отнюдь не был объятием, хотя Маришка тотчас именно так и представила дело.

— Ах, Йошка, чего доброго, увидят!.. — застенчиво прошептала она, да, видно, поторопилась, потому что рука дядюшки Йоши обиженно соскользнула с ее плеча.

— А что тут такого?.. Я только и хотел, что поблагодарить…

— Конечно, конечно, я так и поняла…

— Вот, значит, и благодарствую за твои хлопоты, Маришка…

— Да я с радостью, Йошка…

Так они и стояли молча в пропитанной колбасным запахом кладовке, не зная, как поступить и что сказать друг другу…

— Да-а, так-то вот… — чуть погодя проговорила Маришка и подхватила миску с припасами к ужину, а дядюшка Йоши побрел за ней, окончательно утратив почву под ногами, ибо бессилен был решить, что тут «так», а что — не так. Войдя в комнату, он все еще испытывал некоторую досаду.

Ужин, однако, удался сверх всяких ожиданий, и дядюшка Йоши отвергнул саму мысль попросить извинения за свой неверно истолкованный жест. Гости уже ушли, и лишь настроение какой-то широкой, веселой удали витало по комнате в клубах табачного дыма, тянущегося к открытым окнам.

В кухне сдержанно громыхала посуда, и дядюшка Йоши, покуривая у стола, предался воспоминаниям о сегодняшнем вечере.

И в самом деле, как оно все было?

Маришка принялась накрывать на стол, но лишь третью скатерть сочла подходящей для «вечеринки», заявив, что первые две — старая рвань, и вот ужо она как-нибудь соберется залатать их.

Самолюбие дядюшки Йоши было несколько уязвлено этим замечанием, и — поскольку сквозь все прочие мысли опять пробился вопрос, как же долго собирается она тут гостить, если вон даже скатерти латать намерена, — он опять вышел в кладовую завернуть кое-каких гостинцев для своих приятелей. Это занятие всегда было для него приятной обязанностью, и за сбором гостинцев мысль об отъезде или дальнейшем пребывании Маришки показалась ему настолько неважной, что он даже и забыл о ней.

Сердце дядюшки Йоши было исполнено радостного чувства щедрости, это чувство согревало его и на пути в дом; он остановился на минуту в сенях, заслышав голос Маришки:

— Я уж теперь даже не жалею, что чуть прихворнула: зато сумела помочь при убое свиньи. Вот приведу в порядок кое-что по дому, а там, если еще для чего не понадоблюсь Йоши, то в среду и отправлюсь восвояси.

Дядюшка Йоши постоял в некоторой растерянности, хотя намерение Маришки уехать не доставило ему неприятных ощущений. Да и растерянность его была всего лишь попыткой ответить на два вопроса: с кем разговаривает Маришка и для чего она могла бы ему понадобиться?

Тут, конечно, было над чем поразмыслить, однако вечера теперь стали прохладные, и умственные усилия дядюшки Йоши вылились в такой оглушительный чих, что брючный ремень чуть не лопнул…

— …А вот и он сам… — послышалось из кухни. — В комнату пожалуйте…

— От такой поварихи и я бы не отказался! — сказал священник, обмениваясь рукопожатием с Йоши, на что Маришка пропела:

— Ах, ваше преподобие, чего вы только не наговорите! — и такой упругой походкой развернулась в кухню, словно похвала священника окрылила ее.

Однако всех превзошел почтмейстер, явившийся с букетом из трех роз, и эти три нежных цветка свалили Маришку наповал.

Почтмейстер шел знакомиться с расхворавшейся гостьей своего друга, да и розам по осени вот-вот должен был прийти конец, так что он рассудил: прихвачу-ка я цветы, авось не помешают! И как еще не помешали!

Маришка так и просияла, а два других старых молодца с легкой завистью наблюдали за этой сценой: ай да ловкач этот Лайош, видать, мастер не только штемпелем орудовать! Уж до такой малости, как цветы, они и сами могли бы додуматься!

С этого все началось!

А продолжение последовало во время ужина, за супом из хребтины, который был поглощен в полной тишине, и у Маришки даже руки затряслись от этого молча вопиющего одобрения.

— Постой, Йоши, — удержала она хозяина, когда тот поднялся, чтобы разлить вино. — Дай я. — С этими словами Маришка достала из угла пузатую бутылку и наполнила до краев стаканы, в том числе и свой.