Читать интересную книгу Смерть в послевоенном мире (Сборник) - Макс Коллинз

— Значит, около шести?

— Или немного позже. Когда я вернулась домой, доктор Алиса хлопотала на кухне, готовила ужин. Она пожарила свиные котлеты, приготовила салат, капусту, картошку, персики. Мы сели ужинать вдвоем.

— Эрла, разумеется, не было в городе, а как насчет Риты?

— Мы думали, что она поужинает с нами, но ее не было, видимо, опаздывала. Мы сели без нее. Я не задумывалась об этом. Девушка жила своей жизнью, занятая своими делами — то уроки музыки, то магазины.

В ее голосе я услышал едва заметные нотки неодобрения.

— Доктор Вайнкуп ладила с Ритой?

— У них иногда бывали разногласия, но доктор Алиса любила девушку. Рита была настоящим членом семьи. В тот вечер за ужином она действительно говорила о Рите.

— А что она говорила?

— Волновалась за девушку.

— Потому что та не успела к ужину?

— Да, Рита часто жаловалась на здоровье. После ужина доктор Алиса позвонила одной или двум соседкам узнать, не видели ли они Риту. Но Рита часто отсутствовала. Мы знали, что она могла отправиться в Луп по магазинам или зайти в кино. По крайней мере, мы так думали.

— Понимаю.

Мисс Шонеси выпрямилась и задумалась.

— Разумеется, я сразу заметила лежавшие здесь, в библиотеке, пальто и шляпку Риты, но доктор Алиса сказала, что она могла надеть и другое пальто и отправиться в Луп. Во всяком случае, после ужина мы долго сидели и разговаривали, затем, по просьбе доктора Алисы, я сходила в аптеку и купила по рецепту кое-какие лекарства.

— В котором часу вы вернулись?

— Понимаете, ближайшая аптека находится на пересечении Мэдисон и Кедзи. Но там не оказалось таблеток, которые были нужны доктору Алисе, поэтому я отправилась в другую аптеку на Хоман и Мэдисон, где все и купила.

— Поэтому прошло кое-какое время, — проговорил я, стараясь не выходить из себя из-за ее обстоятельности, характерной для старых дев-учительниц. «Хотя, — подумал, — мне доводилось вышибать признания из не желавших сотрудничать, совершенно ненаблюдательных свидетелей».

— Насколько помню, я вернулась домой к половине восьмого. Мы сели в библиотеке и проговорили еще около часа, обсуждая две книги. Одна называлась «Странная интерлюдия», а другая — «Сага о Форсайтах».

— Какой вам показалась доктор Вайнкуп — расслабленной или, может, ее что-то беспокоило?

— Расслабленной, — со всей определенностью заявила мисс Шонеси. — Если она и беспокоилась из-за отсутствия Риты, то это ни в чем не проявлялось.

— Когда доктор Вайнкуп направилась в свой консультационный кабинет?

— Сразу же, как только я пожаловалась на свою гиперактивность. Доктор Алиса сказала, что у нее в кабинете есть лекарства, которые, как она считала, могли бы мне помочь. Они лежали в стеклянном шкафу в смотровом кабинете. Разумеется, она так и не принесла мне лекарства.

Доктор Вайнкуп не смогла выполнить обещания, поскольку в смотровом кабинете обнаружила тело своей невестки Риты. Труп лежал на столе для осмотра лицом вниз, голова покоилась на подушке. Ее голое тело было укутано в простыню и одеяло так, словно это был ребенок, заботливо уложенный в постель. Рите выстрелили в спину, один раз. На ее губах застыла горькая гримаса. Под лицом лежало мокрое полотенце, указывая на то, что убийца, возможно, воспользовался хлороформом, который действительно обнаружили позже в почти пустой бутылочке, валявшейся в сушилке. Завернутый в марлю «Смит и Вессон» тридцать второго калибра лежал на подушке выше головы девушки.

— Доктор Вайнкуп сразу же позвонила в полицию?

— Нет. Сперва она позвонила своей дочери, Кэтрин.

Эрл оторвался от своего шерри лишь для того, чтобы пояснить:

— Кэтрин тоже врач. Она работает в детском отделении госпиталя Кук-Каунти.

На этом я прервал свои расспросы и отправился в Кук-Каунти. На электропоезде я добрался до госпиталя, большого здания серого цвета, возвышавшегося между Гарисон и Огден.

Доктор Кэтрин Вайнкуп поразила меня своей красотой. Ее темные волосы, собранные на затылке, открывали бледное миловидное лицо. Она сидела напротив меня в кафетерии больницы в своем белом докторском халате и отвечала на вопросы.

— Я дежурила здесь, в больнице, когда позвонила мать, — пояснила Кэтрин. — Она сказала: «Дома случилось несчастье... с Ритой... она умерла... ее застрелили».

— Каким тоном это было сказано?

— Спокойно, но это было спокойствие человека, находящегося в шоке. — Она вздохнула. — Я сразу же бросилась домой. Внешне мама, казалось, не изменилась, но мне бросилась в глаза ее неуверенная походка. Руки дрожали, лицо горело. Я помогла ей присесть в обеденном зале, а сама пошла на кухню за ароматизированным нашатырем.

— Кроме вас, она никому больше не звонила?

— Нет. Она сказала, что, когда поднималась вверх по лестнице, у нее потемнело в глазах, а когда очнулась, то поняла, что сидит около телефона и звонит мне.

— С этого момента вы взяли инициативу в свои руки?

Она улыбнулась:

— Кажется, да. Я позвонила мистеру Ахерну.

— Мистеру Ахерну?

— Владельцу похоронного бюро. Затем мистеру Бергеру, нашему семейному врачу.

— Вам бы следовало сначала позвонить в полицию.

— Позднее мама сказала, что будто бы просила меня позвонить следователю, когда говорила со мной по телефону, но я то ли не расслышала, то ли не поняла. Мы так расстроились, что уведомили полицию лишь после приезда доктора Бергера и мистера Ахерна.

Во время разговора Кэтрин, не переставая, размешивала ложечкой кофе, не поднимая глаз от чашки.

— Какие отношения были между вами и Ритой?

Пожав плечами и приподняв брови, она спокойно ответила:

— Мы не были близки, у нас мало общего. Но в наших отношениях отсутствовала и неприязнь.

Мне показалось, что доктор Кэтрин держит себя очень осторожно. Тогда я решил попробовать разрушить возведенную ею стену отчуждения или по крайней мере расшатать ее немного.

Я спросил ее в лоб:

— Считаете ли вы, что Риту убила ваша мать?

Она взглянула на меня своими темными лучистыми глазами и сказала:

— Разумеется нет. Никогда я не слышала от мамы хотя бы одного плохого слова о Рите, ни разу при мне она не повышала на нее голоса. — Она задумалась, стараясь вспомнить подходящий пример, и продолжила: — Всякий раз, когда мать покупала мне платье, она делала подарок и Рите.

Доктор Кэтрин снова опустила глаза, глядя в чашку с кофе, который она продолжала методично помешивать.

Затем, после некоторого молчания, добавила:

— Мама действительно беспокоилась за Риту. Ее тревожило, как Эрл обращался с нею. Она за всех переживала... Ее огорчало то, что на Всемирной ярмарке он начал волочиться за множеством женщин. Мать даже просила меня поговорить с ним об этом.

— О чем именно?

— О его поведении.

— Вы хотите сказать, о его подружках?

Кэтрин холодно посмотрела на меня:

— Мистер Геллер, насколько я понимаю, вы работаете на нашу семью. Однако некоторые ваши вопросы заставляют меня усомниться в этом.

Я одарил ее самой чарующей улыбкой, на какую только был способен.

— Мисс Вайнкуп... доктор... мне, как, впрочем, и вам, для того, чтобы поставить точный диагноз, иногда приходится задавать довольно неприятные вопросы.

На мгновение она задумалась, затем улыбнулась. Мед, а не улыбка. В сравнении с ее улыбкой моя собственная, наверное, выглядела вымученной и жалкой.

— Понимаю, мистер Геллер.

Она поднялась из-за стола, так и не притронувшись к кофе.

— Мне пора на дневной обход.

Она протянула свою изящную руку. Ее крепкое рукопожатие свидетельствовало о ее чувстве собственного достоинства. Не верилось, что она сестра Эрла. Мне тоже предстояло сделать несколько обходов, но в различных больницах. Дважды пришлось ловить такси, чтобы управиться с делами. Окружная тюрьма представляла собой угрюмое приземистое строение из серого камня, выстроенное позади дома Криминального суда. Весь этот комплекс городских зданий располагался к югу от живых кварталов Вест-Сайда, всего в восьми кварталах южнее Дуглас Парка, — места, где прошла моя юность.

Когда смотрительница провела меня к Алисе Вайнкуп, та сидела на кровати и читала медицинский журнал. Ее кровать находилась в углу камеры, две другие, стоявшие вдоль стен, пустовали. Все помещение целиком было в ее распоряжении.

Доктор Алиса Вайнкуп была среднего роста, очень хрупкой, но выглядела гораздо старше своих шестидесяти трех лет. Кожа лица казалась увядшей, шею избороздило множество морщин, под глазами были заметны мешки, подбородок от старости отвис.

С этим, однако, резко контрастировал твердый и проницательный взгляд ее темных глаз и плотно сжатые губы.

— Вы полицейский? — равнодушно спросила она.

Сняв шляпу, я отрекомендовался:

— Я Нат Геллер. Частный детектив, нанятый вашим сыном.

Она по-деловому улыбнулась и протянула руку для приветствия. Ее рукопожатие оказалось на редкость крепким для такой хрупкой на вид женщины. Этим она напомнила мне свою дочь.