Ильдерим выглянул из-за камня и несколько мгновений следил за тем из ифритов, который был ближе к нам.
Тот летел медленно, растопырив лохматые уши и внимательно вглядываясь в щели между камнями.
— Если Азиза и услышала нас, то она побоится прийти нам на помощь из-за этих вонючих ифритов, — сказал он наконец. — Впрочем, я позову ее еще раз, ради Аллаха великого, могучего!
— Прекрати свои вопли! — послышался голос прямо из-под наших подошв. — Прекрати, или, клянусь Каабой, я пущу в дело страшнейшие заклинания, о Ильдерим, и ты обратишься в таракана, и останешься тараканом до Судного дня, и принесешь свои грехи к престолу Аллаха в тараканьем виде!
Это был не человеческий голос, а писк, вроде мышиного, но внятный и отчетливый, а кроме того, это был именно голос Азизы, и спутать его с каким-то другим было невозможно.
— Где ты, о Азиза? — шепотом спросила я. — Почему мы не видим тебя?
— Потому что я прячусь от этих гнусных ифритов, покарай их Аллах! — сварливо отвечала Азиза. — Ведь каждый из них справится со мной одним когтем! Приготовьтесь, сейчас я прочту одно древнее заклинание и спасу вас!
И Азиза появилась у наших ног. Точнее, появилась большая хвостатая крыса, и если бы мы не знали, что это — джинния, то пришибли бы ее ножнами от сабли.
— Ради Аллаха, какой путь к спасению ты нам предлагаешь? — спросил Ильдерим.
— Вы превратитесь в таких же крыс и уйдете со мной через крысиные норы, и я выведу вас в долину, а там вы превратитесь в людей, и Ильдерим пойдет своей дорогой, а мы с Хасаном направимся в город, и найдем там кади, и свидетелей, и он составит наш брачный договор, и свидетели подпишут его, и мы наконец станем мужем и женой! — радостно пропищала Азиза.
— Что ты скажешь об этом, о Хасан? — Ильдериму явно не хотелось превращаться в крысу. — Устраивает ли тебя такое спасение?
— Ни в коей мере! — возмутилась я. — Ведь мы же не сможем протащить в нору клетку с попугаем! И шкатулку, между прочим, тоже. И зеркало. А если все это попадет в руки тому шелудивому псу, аш-Шаббану, то напрасны все наши дела, и мне остается лишь сразу перерезать себе жилы кинжалом, потому что я не выполню своего предназначения и погублю сына своего брата!
— Слышишь, о Азиза? — спросил Ильдерим. — Мы не можем оставить талисман без присмотра. Если он пропадет, мы не простим себе этого.
И тут над нами нависла огромная лохматая тень. Мы с Ильдеримом сжались за камнем, обнявшись и моля Аллаха о спасении.
Клетка с попугаем, закутанная в плащ, стояла по ту сторону камня и привлекла внимание ифрита.
Он с любопытством пошевелил ее лапой.
— О р-р-распутник! О р-р-развра-р-ратник! — раздалось из клетки.
— Во имя Аллаха, я, кажется, поймал тебя! — обрадовался ифрит и сдернул с клетки плащ.
— Пр-р-ривет, пр-р-ростор и уют тебе! — приветствовал его попугай.
Ифрит озадаченно уставился на клетку.
— Ты говоришь вполне разумно, — глубокомысленно сказал он попугаю, — но нам было приказано найти и разорвать юношу, подобного сбежавшей из рая гурии, а не говорящую птицу. Поэтому я оставляю тебе жизнь. Можешь звать дальше свою Азизу, о птица.
— Меж бедер-р-р твоих — пр-р-рестол халифата! — очевидно обращаясь к Азизе, заверещал попугай.
— А ты знаешь толк в женщинах, — одобрил его ифрит. — Впервые встречаю столь мудрую птицу. Оставайся, и да будет над тобой милость Аллаха!
Ифрит медленно полетел дальше вместе со своим алым сиянием. Мы перевели дух.
— Когда они обшарят все окрестности, и никого не найдут, и вернутся к аш-Шаббану, и расскажут ему про говорящего попугая, он сразу поймет, что мы были от него поблизости, и пошлет ифритов в погоню, — сказала я. — Надо вместе с талисманом спускаться вниз!
— Так вы оба отказываетесь от моей помощи? — возмутилась Азиза. — Придется мне, видно, спасать вас обоих насильно!
— Но талисман... — начала было я, но тут крыса у моих ног встала на задние лапки и выкрикнула некое слово, понять которое было совершенно невозможно.
— Ильдерим, она не спасет нас, а погубит! — воскликнула я. — Надо прекратить это колдовство, о Ильдерим!
Он поступил, как всегда, решительно и неожиданно. Сняв с головы тюрбан, Ильдерим нахлобучил его на крысу, и она закопошилась внутри с яростным писком.
— Бежим! — приказал мне Ильдерим. — Бери клетку, а я возьму все остальное!
Один Аллах знает, как мы скользили по камням, съезжали по склонам и катились с откосов! Одежда наша превратилась в лохмотья. Попугай — и тот от ужаса онемел. Мы должны были уйти как можно дальше от места, где ифрит обнаружил клетку с говорящей птицей. И нам это удалось!
Мы, к великому нашему счастью, угодили в узкую расщелину. По ее дну можно было быстро идти, не будучи замеченным снаружи, хотя и с риском ободрать бока о камни. Но нашу одежду уже нечего было жалеть.
Пока мы удалялись от того места, Азиза скинула с себя тюрбан Ильдерима. Гнев ее был настолько велик и жажда мщения настолько пламенна, что она совершенно забыла об опасности и вернула себе свой прежний облик грозной джиннии. А делать этого не следовало. Тот самый ифрит, что беседовал с нашим попугаем, первым увидел ее.
— А вот и Азиза, меж бедер которой — престол халифата! — зарычал он. — Ты спешишь к своему пернатому возлюбленному, о владычица красавиц?
Азиза в неописуемой ярости послала ему заклинание, от которого борода ифрита вспыхнула и исчезла, а в алом сиянии явилась страшнейшая в мире рожа.
Возмущенный ифрит потряс мохнатыми лапами, с них сорвались молнии, пробежали по одеждам джиннии и они хлопьями осыпались вниз, обнажив стан, подобный пальме, и груди, как плоды граната, и бедра, как мраморные столбы, и прочие выдающиеся достоинства джиннии.
Разъяренная этим позором Азиза ответила такими же молниями — и сожгла на ифрите всю шерсть.
— Пойдем, ради Аллаха! — заторопил меня Ильдерим. — Пусть они заканчивают свое побоище без нас! Чем скорее мы спустимся вниз, тем больше надежды, что твое дело закончится успешно, о Хасан, и ты привезешь талисман к колыбели твоего племянника! Торопись, о Хасан!
— Перестань донимать меня поучениями! — сердито отвечала я. — Клянусь Аллахом, ты нашел для них подходящее время, и воистину эта ночь словно создана для поучений!
— Но если я не потороплю тебя, ты так и останешься до утра в этой расщелине, созерцая обнаженных джинний и лишенных шерсти ифритов, — строптиво заметил Ильдерим.
Это продолжался наш бесконечный спор о том, за кем же останется последнее слово. Разумеется, я не пожелала уступать, и мы пререкались до самого рассвета.
Когда же первые солнечные лучи озарили нас, и мы увидели, во что превратилась наша одежда, и как перемазаны наши руки и лица, мы прекратили свой спор на полуслове, ибо принялись смеяться, и так смеяться, что переполошили всех певчих птиц в колючих кустах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});