class="p1">— Даже если и так, тебя это не касается!
Я вновь пытаюсь обойти Николаса, но у меня не получается. Мне неприятно к нему прикасаться, мне всегда казалось, что он состоит из чужой мне материи — липкой и душной, и я вынуждена отступить. Но как только это делаю, в его голосе тут же появляются знакомые шипящие нотки.
Не понимаю, как он может нравиться девчонкам? Мне хочется бежать от него без оглядки!
— Ошибаешься, Утка! Я спросил тебя, что ты делала здесь с Картером? И я хочу узнать ответ! Тебе мало одного брата Райта, так ты решила взяться за другого?!
— Что? — я отшатываюсь от Николаса, распахнув глаза — столько непонятной злости читаю в его взгляде и слышу в словах. И тут же возмущаюсь — уж на это у меня точно хватит сил:
— Да как ты можешь такое говорить?! Даже не смей сравнивать Алекса с такими, как вы! Как вы оба — чванливые дураки!
На лицо Ника набегает тень догадки, и он упирает ладонь в стену возле моей головы.
— Как мы? — не спрашивает, уточняет, как будто подловил меня на слове. — Так значит, я прав, и Райт от тебя что-то хотел? Что?! — настойчиво и резко выдыхает.
Это слишком. Мне хватает его дома, чтобы терпеть еще и в школе!
— Ничего! Это что-то значит только в твоём больном воображении!
Николас на секунду опускает голову, прикусывая нижнюю губу. Подвигает руку так близко, что его большой палец ложится мне на горло, и он медленно гладит им мою кожу. И вновь прикосновение парня не похоже на ласку. На этот раз это больше похоже на предупреждение, до того неприятные ощущения.
Я пытаюсь отстраниться, но он не отпускает.
— Послушай меня, Утка. Послушай внимательно… — понизив голос, оглядывается на дверь и придвигается. — Сейчас у меня нет времени на разговор с тобой, но мы обязательно к нему вернемся. Твой Алекс был тряпкой! Ни на что не способным сопляком, и я закрывал на него глаза. Он бы еще долго водил тебя за руку, прежде чем решился трахнуть. Но Картер — совсем другое дело! Ему известно, что у девчонки находится между ног, и мне это не нравится!
От изумления я не нахожусь, что сказать, и Ник сердито требует:
— Забудь о нем, поняла?! Забудь, или он растопчет тебя быстрее, чем сможешь опомниться! И тогда ты никому не будешь нужна. Даже… — Ему не нравится то, что он собирается сказать, но он заставляет себя признаться: — Даже мне!
Я замираю, не в силах осмыслить услышанное, и мотаю головой.
Он никогда не говорил ничего подобного, а все остальное я отказывалась замечать. С чего бы ему мной интересоваться? Дочерью жены своего отца, которую он едва терпит?
— Нет. Ты — чокнутый, Ник! Я не хочу этого слышать! Ты меня ненавидишь!
Парень едва заметно кивает.
— Верно, Трескунок. И это чертовски забавляет — знать, что ты все понимаешь. Не подходи к Райту! Я не шучу!
Я все-таки отталкиваю его от себя и проскальзываю под рукой. Подхватываю с парты рюкзак, отступая к выходу.
— Ты не можешь мне приказывать, ты мне даже не брат! А Алекс никогда не был сопляком! Он был лучше вас всех! И сейчас он для меня лучше, понял? Чихать мне на тебя!
Я пытаюсь убежать, но Николас не зря нападающий в самой успешной команде по лакроссу за всю историю школы. Он легко ловит мое запястье и дергает на себя. Заставляет привалиться спиной к входной двери, и сам наваливается сверху.
Стоит только удивиться, как в коридоре еще никто не услышал шум, раздающийся из кабинета. Но это скорее всего потому, что сейчас все старшие классы должны собраться на спортивном стадионе, чтобы приветствовать школьную команду по лакроссу.
И Пилар, которая первый год участвует в группе поддержки и жутко волнуется, уже наверняка переоделась и готовится к выходу вместе с другими чирлидершами. И высматривает меня в надежде, что я добавлю ей уверенности.
— Куда, сестричка? Стоять! Я с тобой еще не закончил!
— Отпусти! Немедленно, или я закричу!
Николаса мои угрозы никогда не пугали, не пугают и сейчас. Вряд ли кого-то всерьез удивит семейная ссора между родственниками. Да, подумаешь! Разве сложно найти повод?
— Утка, — шипит он в лицо, — только попробуй кому-нибудь сказать, что не сестра мне, и сильно пожалеешь! Будешь молчать вместе со своей сукой-мамочкой, такой же вертихвосткой, как ты, и благодарить нас с отцом за нашу доброту. Иначе я вам двоим добавлю проблем!
Я давно к этому привыкла — к угрозам Ника. Сначала я не смела сесть на его стул, затем взять его чашку или побеспокоить звуками своего синтезатора, поэтому чаще всего я играла на клавишном инструменте за закрытой дверью своей комнаты, направляя звук в наушники. Или подойти к бассейну при друзьях сводного брата — обо всём этом Ник никогда не говорил при родителях, но зато наедине — сколько угодно.
Когда мы оставались одни, его всегда притягивало ко мне, как магнитом, и он начинал следить за мной, как коршун. А может, мне это только казалось, но я любила, когда он уходил по вечерам. И когда приводил к себе девчонок тоже — тогда Ник забывал обо мне.
Последний год мне очень не хватало Алекса. Вот с ним всегда было легко и свободно.
Став старше, я поняла, почему мама не хотела возвращаться к Марку Холту — он контролировал каждый ее шаг и каждое действие, требовал внимания, но при это я не видела особой нежности в его глазах — мне кажется, он просто не был на нее способен. Или выражал чувства по-своему. Скорее, им владели потребность в Адели и одержимость, которую он пытался скрыть за раздражением, молчанием и дорогими подарками, которыми осыпал жену. Я хорошо понимала, что он нуждался в ней, не взирая на ее желания, но мне всё еще не хватало опыта, чтобы докопаться до сути их брака и всё понять, а мама старалась казаться спокойной.
Но кое-что я видела в ее красивых глазах — то, что сдерживало меня и не позволяло добавить ей огорчений.
Иногда они казались пустыми, словно она была далеко. Словно скрывалась в себе от окружающего мира и в мыслях сбегала куда-то. А иногда, когда она приходила с отцом в школу (я продолжала Марка так называть) и видела меня на небольшой сцене за пианино, или наблюдала мои успехи в учебе, она светилась от счастья — необыкновенно женственная и золотоволосая