Однажды… Всего лишь однажды она не выдержала. Звонок уже прозвенел, в классе осталось совсем немного мальчишек. Она окликнула его, когда он уже почти скрылся в дверном проеме.
«Андрей!»
Он обернулся, немного удивленно вскинув брови. Она пристально смотрела в глаза. Ей было слишком важно видеть, как они изменятся, когда она задаст ему свой вопрос.
«Кстати, я хотела спросить… Как твоя кошка? Как она поживает?»
«Кошка?» — переспросил он, сплюнув тугой слюной себе под ноги.
«Кошка», — Саша продолжала смотреть, не отрываясь, в его глаза. Не замечая, что и остальные оставшиеся в классе мальчишки тоже застыли и переводят непонимающие взгляды с одного лица на другое.
«Какая еще кошка?»
«Твоя кошка. Серая. Разве нет у тебя кошки? Или, может быть, это кот…»
«Нет у меня никакой кошки. И кота тоже нет. С чего вы взяли-то?»
Не выдержав, Саша опустила взгляд. Что же, еще одно поражение. Не надо было этого делать. Почти сразу, как только он вышел из класса, Саша поняла всю бесполезность собственной затеи. Нужно было быть полной идиоткой, чтобы предположить с его стороны какую-то другую реакцию. Даже если бы они были в классе вдвоем, без свидетелей, он вряд ли признался бы. Ведь для него эта кошка наверняка означала бы признание собственной слабости, собственного поражения. Он был уверен в том, что никто не видел, как он подбирал мокрую кошку с земли, как прижимал ее, грязную, к себе. Но Саша ведь видела…
Это случилось почти год назад, и с тех пор Саша не теряла надежды, что рано или поздно все же сумеет заставить его сбросить маску. Кошка помогала почти всегда. А смеющийся над Сашиной сентиментальностью голос Кристины звучал с каждым днем все тише. «Не может этого быть. Будь он таким, каким пытается казаться и кажется, он бы никогда, ни за что в жизни… Он бы скорее пнул ее ногой, или просто прошел мимо. Я же видела, своими глазами видела, как он ее подобрал…» — эти слова превратились для Саши со временем в некое подобие заклинания, спасающего в самые тяжелые минуты. А тяжелые минуты случались часто. Иногда ей хотелось закричать на него, ударить, выгнать из класса и бросить в лицо емкое слово «подонок». Если бы не кошка, рано или поздно Саша бы не выдержала.
Но в тот день что-то изменилось. Память была не в ладу с эмоциями. Кошка куда-то затерялась, перед глазами стояло лицо Дениса, в ушах звучал несмолкающий шум отъезжающего поезда, а на сердце была тревога. Тревога вытеснила все чувства. Саша отчетливо поняла, что поступила просто глупо, не поехав в Элисту.
… Он продолжал сверлись ее взглядом, с легкой улыбкой, туманным пятном блуждающей на губах. Смотрел прямо в глаза и меланхолично сплевывал на пол шелуху от семечек. Уже двадцать минут прошло с начала урока, и целый ворох шелухи от семечек собрался возле последней парты. Саша знала, что ей придется подметать этот мусор. В который раз с начала учебного года ей приходится это делать?… Считать было бы бессмысленно. Наверное, подметать эту шелуху было унизительно. Но еще более унизительным казалось Саше оставить ее на полу, как явное доказательство собственного бессилия.
— Андрей. Пожалуйста, прекрати так себя вести. Ты находишься на уроке.
— Ну и что?
— А то, что сейчас мне придется попросить тебя взять веник и подмети мусор.
В ответ он сплюнул еще более смачно и улыбнулся, оскалив зубы. Саша вздохнула, надеясь, что внутренняя дрожь, электрическим разрядом пробежавшая по телу, останется незамеченной для окружающих.
— У вас, Александра Алексеевна… — он всегда обращался к ней с нарочитой и немного комичной уважительностью, тщательно проговаривая каждый звук в ее имени. Это часто вызывало в классе одобрительные и подобострастные улыбки, что заводило Сашу еще сильнее. — У вас это получается гораздо лучше.
— Что у меня получается гораздо лучше? — спросила она ледяным тоном, не замечая, что тишина в классе начинает становиться почти угрожающей.
— Подметать мусор. С веником в руках вы просто великолепны. Особенно, когда пониже наклоняетесь. Такая соблазнительная попка. Я же сам сколько раз видел, — отчеканил он и снова плюнул на пол.
Тихий, неуверенный смешок прошелся по классу легкой волной, и опять наступило тревожное ожидание.
…Именно в этот момент Саша поняла, что никакая кошка ее уже не спасет. Что тот момент, который должен был наступить рано или поздно, наступит сейчас. Лишь считанные секунды отделяют ее от этого момента.
— Выйди из класса, Измайлов. Сейчас же.
— А если не выйду?
— Выйдешь. Еще как выйдешь. Тебе помочь, может быть? Я найду помощников, поверь мне…
Она и сама не знала, что будет делать в том случае, если он ее проигнорирует. Понятия не имела, о каких помощниках ведет речь. Из класса никто не решится — об этом даже думать не стоило. Его боялись. Слишком боялись…
Но, к общему удивлению, он нехотя поднялся со своего места, еще раз сплюнул на пол — теперь уже не шелухой, а сероватой густой слюной, и направился к выходу. Только пошел почему-то не вдоль ряда, а обогнул средние парты и направился к ней.
Он приближался, а она смотрела на него, из последних сил пытаясь преодолеть собственную слабость. Она почти молилась, сама того не сознавая. Молилась о том, чтобы бог дал ей силы подставить правую щеку, получив удар по левой. Не зная, не подозревая о том, что слова этой молитвы вот-вот материализуются в пространстве странным и жутким мутантом, лишь отдаленно напоминающим свое истинное подобие.
Приблизившись, он все так же продолжал смотреть в ее глаза. И Саша не отводила взгляда. Она почувствовала его дыхание — смешанный запах семечек, табачного дыма и кислого вчерашнего перегара. Губы расплывались в улыбке, а глаза смотрели без выражения, словно в пустоту. Он шел прямо на нее, но как будто не видел. Как будто хотел пройти сквозь нее, как граф Калиостро, проходящий сквозь стены. «Куда тебе до его могущества!» — подумала Саша, собирая остаток сил для того, чтобы не отступить, не сдвинуться с места. И только потом, спустя секунду, она поняла, что это был всего лишь отвлекающий маневр. Наживка, которую она заглотила, как глупая и голодная рыба. Потом — когда его рука, быстро выброшенная вперед, схватила подол ее джинсовой юбки и, дернув наверх, плавно и жадно заскользила вниз, внутрь…
Размахнувшись, она ударила его по щеке.
И тут же огненным шаром пронеслись в сознании слова молитвы. Пронеслись — и обожгли. Она не знала, не подозревала в себе такой силы. Очнувшись, она увидела, как он поднимается с пола. Неужели это она свалила его с ног — она, едва доходящая до плеча этого верзилы? Он поднимался медленно, как медведь, вылезающий из берлоги после зимней спячки. Саша заметила огненную полосу на его левой щеке. Полоса напоминала ссадину. Она увидела его глаза, по-прежнему пустые, почти ничего не выражающие. В следующую секунду он снова стоял напротив, продолжая сверлить ее взглядом — как будто ничего не случилось. Потом, медленно приподняв ладонь, дотронулся до огненной полоски на щеке. Дотронулся — и как будто обжегшись, одернул руку.