Николай Романов, поднимавшийся по трапу, краем глаза увидел, как Циммерлинг о чем-то беседовал с той странной женщиной, вызвавшей его интерес.
– Наваждение! – вслух произнес адмирал и, обращаясь к экипажу, приказал:
– Начинайте предстартовый цикл!
Сомнения и страхи рассеял рокот маршевого двигателя. Хоть имперский транспорт выглядел не так роскошно, как конфедератский челнок, но считался крайне надежным и достаточно комфортным.
Противоперегрузочное кресло приняло в свои объятья адмирала. Офицер стремился скорее попасть на орбиту.
Подобно большинству людей, проведших в космосе большую часть жизни, адмирал Романов чувствовал себя на поверхности неуютно и со страхом ожидал того дня, когда будет вынужден окончательно оставить службу.
***
Отец Борис лежал в кровати одного из лучших больничных центров Трехгорья. Рядом на бессменной страже находился верный Василий.
Киборг довольно потирал руки и тихо вздыхал. Ему нравился вид из окна на дворец правителя и морскую набережную, утопающую в зелени. Он рад любой передышке. Пусть и вынужденной.
Проблемы и кризис миновали – теперь священник спал ровным сном человека, идущего на поправку.
Подручный посмотрел, все ли в порядке, и удалился из комнаты.
Пациенту снился очередной кошмар. Но находясь под действием успокаивающих препаратов, он смотрел на события будто со стороны.
Седой священник, его отец, закрывал собой мать и двух старших детей. Бетонированный подвал. Грубая мебель. Яркий, режущий глаза свет галогеновых ламп. По лестнице, клацая металлическими ступнями, спускалась расстрельная команда.
Два робота-комиссара с документами и терминалом допроса расположились у стола. Под лампой в черном кожаном плаще стоял и организатор всего действа. Покуривал сигарету.
Лица не видно. Яркие отблески ламп не давали такой возможности.
Революционный комиссар, судья, прокурор, адвокат и палач в одном лице зачитывал приговор:
– Именем Революции, осужденный Гагарин с членами семьи обвиняется в преступлениях против искусственного интеллекта. В подстрекательстве и диверсии. В работе на управление охранной канцелярии Империи. В распространении панических слухов и суеверий. В преступлениях против советской морали и нравственности. В приготовлениях к киборгизации и агитации за киборгизацию инвалидов и престарелых. В означенных преступлениях обвиняются и члены семьи.
Каждое слово обвинения как позорное клеймо. Каждая фраза – гвоздь в крышку гроба осужденных. Все знали, что произойдет дальше. Революционная тройка: два робота и один человек.
Борису всего десять лет. Он не достиг одного года до возраста, когда в молодой Советской Республике к лицам человеческой расы считалось возможным применять процедуры наказания и санкции. Его судьба незавидна: детская школа-интернат с другими воспитанниками – сиротами Гражданской войны. И воспитатели, презрительно относившиеся ко всем «бывшим».
Комиссар окончил чтение приговора. Шеренга роботов спустилась с бетонного парапета и встала напротив, держа оружие наготове…
ПРОТОКОЛ заседания ТРОЙКИУправления неотвратимости наказания при Министерстве идеологической безопасности Советской Республики от 3 марта 3019 г.
Слушали: Дело №636546 в отношении ГАГАРИНА В.Ю., 2975 г.р., уроженца планеты Новоазовск, служителя религиозного культа. Постановили: ГАГАРИНА В.Ю. и членов семьи, достигших возраста подсудности – РАССТРЕЛЯТЬ. Личное имущество – КОНФИСКОВАТЬ!
Подписано: Секретарь ТРОЙКИ – модель XTH-138, идентификационный номер 236789, «Лаврентий»Комиссар, единственный человек во всей команде, вещал холодным, бесстрастным тоном обвинителя. Но видно, что он нервничал, вертел в руках кусок металла, напоминавщий лошадиную подкову…
Изогнутый объект увеличивался, закрывал собой все пространство. Начал вращаться. И на его месте появился сгусток яркого пламени с шестью расходящимися лучами. И чей-то безмерно спокойный и уверенный голос произнес:
– Помни о своем долге пастыря и о врагах своих…
Глава 6
Александр Железнов несколько суток просидел в карцере. Изредка он выходил на допрос к дознавателю, давал показания по видеосвязи.
Капитан Громов не мог не припомнить лейтенанту все его прошлые художества и потерю Феликса. Он не знал, какой отчет в итоге послать в Киберсовет, чтобы не оказаться в дураках самому. Надеялся, что как-нибудь ситуация разрулится.
Конец ознакомительного фрагмента.