ком на свете…
В комнате полумрак. Из сада доносился тяжелый, пьянящий запах. В тишине погруженной в темноту комнаты раздался неожиданно серьезный голос Гелены:
— Мару, ты думаешь о Джу?
— Гм…
— Он тебя уже целовал?
Марушка не ответила. Воспоминание о первом поцелуе у кладбища в Весели было скрыто в самых потаенных уголках ее сердца, и обращалась она к нему только в одиночестве, полном одиночестве.
В открытое окно что-то влетело и упало на пол. Гелена быстро вскочила.
— Это тебе, Мару… — И положила на Марушкино одеяло букет красных роз.
13
— Мы-то думали, что в доме священника она укрепится в своей вере, а она… — разочарованно вздохнула мать, когда Марушка вернулась из Желетиц.
Стоял теплый сентябрь, на кустах можжевельника краснели глянцевые ягодки, а трава пахла поздним летом. Каждый день после уроков Марушка бродила с Юлой по узким тропинкам стражницкого парка вокруг замка графа Магниса. Было так прекрасно молчать, а про себя повторять: «Мой, мой…» И верить, что и он говорит то же.
Юла не мог любить беззаботно, с улыбкой на губах. Это могли себе позволить те, у кого было преимущество перед ним. А такое преимущество, по его мнению, было у каждого. Юла несказанно страдал от своего порока, в его глазах принимавшего гигантские размеры. «Хромой дьявол!» — горько посмеивался он над собой. Ему даже не хотелось верить, что такая красивая девушка, как Марушка, могла влюбиться в него. Он внушил себе, что сможет привязать ее к себе только духовными качествами. Лишь за них она будет любить его. Но выделиться он хотел не только для того, чтобы понравиться Марушке. Его пугала мысль о том, что ему до смерти придется жить в нищете. Он читал, учился… И думал. Думал о том, как преобразовать общество, как изменить мир.
Он жил среди рабочих-нефтяников, и это окружение заставляло его задумываться над такими проблемами, которые других людей в таком возрасте еще не волнуют. Он яростно взялся за учебу и нашел то, что искал, нашел путь для себя и для всего человеческого общества. Это было так просто! Устранить эксплуатацию человека человеком, гарантировать каждому право на свободное развитие всех способностей, избавить рабочих от унизительного рабства, вырвать их из плена капитала… Юла твердо верил в коммунизм и был полон решимости сделать и Марушку коммунисткой.
— Послушай, — сказал он ей после того, как она изложила ему свой план оказания помощи страдающему человечеству, — между твоими буржуазными реформами и нашим революционным путем есть разница. Представь себе, что у тебя на окне в горшке стоит цветок и этот цветок вянет. Почему? Потому что его корни гложет червь, лишает его сил, высасывает из него соки. Что сделаешь ты? Будешь окапывать цветок, рыхлить землю и добросовестно поливать. Этим ты, возможно, продлишь ему жизнь, отдалишь смерть, но не спасешь его. А что сделаю я, чтобы спасти цветок? Есть только одно средство. — радикальные действия. Я вытащу цветок из горшка и уберу червя, который паразитирует на его корнях.
Юла обладал удивительным даром красноречия. Он умел убедительно аргументировать свои утверждения и разбивать любые возражения. Марушка не могла на него насмотреться, когда он стоял, гордо подняв голову, с огнем в глазах, с взъерошенными светлыми волнистыми волосами. Иногда, любуясь им, она даже не слышала, что он говорит, — так он ее очаровывал.
Она приносила от него домой политические журналы и литературу. Однажды отец взял в руки одну из этих брошюр, полистал ее и положил обратно.
— Революция… — глубоко вздохнул он.
— Революция гораздо хуже, чем война. У войны есть свои законы, свои правила борьбы, тогда как революция — это беснующаяся стихия, уничтожающая все, что оказывается на ее пути, — передала на следующий день Марушка Юле слова отца.
На этот раз Юла вместо длинных объяснений принес ей роман Вересаева «В тупике».
— Прочти его, — сказал он, — и подумай над тем, что я там подчеркнул.
Марушка нетерпеливо листала книгу. В конце одного абзаца она увидела две жирные черты и с любопытством прочитала то, что было отмечено. Автор утверждал, что когда победитель осторожно перевязывает неприятелю раны, которые он сам ему нанес, это более ужасно, глупо и постыдно, чем добить его. Как же он тогда мог колоть и рубить живого человека? Настоящая война может вестись лишь со злобой и ненавистью.
Юла на все умел найти ответ. Могла ли Марушка его не любить? Ведь она знает, что Юле приходится давать уроки, чтобы заработать на учебу, что у него нет отца, который позаботился бы о нем. Именно потому, что он был совсем не такой, как остальные, она его и любила.
Наконец-то начался учебный год!
Бетушка уже ездила в стражницкую гимназию и каждый день возвращалась домой раньше Марушки. В Весели, делая на обратном пути пересадку, она часто видела, как сестра уходит с вокзала с высоким, стройным, слегка прихрамывающим парнем. Бетушка не ябедничала на нее. А когда дома ее спрашивали, не видела ли она Марушку, отвечала: «Видела в Весели».
— А с кем она там была?
— Да с ребятами из шестого класса, — правдиво отвечала Бетушка.
Сегодня Бетушка вышла из поезда во Врбовцах с каким-то особым предчувствием. «Наши еще не спрашивали меня о том, что это за ребята, с которыми Марушка осталась в Весели», — подумала она и заранее уже начала беспокоиться за сестру, потому что знала, что лгать нельзя.
Выйдя из здания вокзала, она столкнулась с Йожинеком. Братишка бежал со всех ног, и его темные кудри прыгали на голове. Бетушка позвала его, но мальчик даже не оглянулся. Запыхавшийся, он вбежал в прихожую их квартиры.
— Там, около леса, сидит бабушка!
Мама, которая в это время ощипывала курицу, спокойно заметила:
— Ну что ж, пусть отдыхает, она уже старенькая и не может летать так, как ты.
— Ну, мам, бабушка сидит, потому что не может встать!
— Что это ты говоришь? — испугалась мать. — Почему она не может встать?
— У нее нога сломана, она упала с того большого бугра, что над Конерзовым колодцем.
Мать в отчаянии всплеснула руками. Боже мой, вот беда! Бабушка приехала к ним в гости, чтобы отдохнуть от вечных ссор с неисправимым дедом, — и такое несчастье!
Бетушка позвала отца, и они все вместе направились к лесу за бабушкой.
Старушка сидела на крутом склоне, потирая ладонью правую ногу. Мать со страхом в глазах бросилась к ней.
— Ничего, — улыбнулась бабушка, — уже лучше.
Они довели ее до дома Саботов. Сабота послал Мартина за знахаркой, которая могла в