Я раскусил зерно, немного пожевал, проглотил. И все равно клонило в сон: болеутоляющая настойка Эппириса притупляла и действие ахрами. Зато она была вкусной, а после спора в банях, который у меня вышел с Деганом, я был согласен на любое утешения для тела и духа.
Деган хотел пойти со мной, но я отказал. Не потому, что не нуждался в вооруженном спутнике – особенно после нападения Тамаса, – а потому, что не верил ему, когда дело касалось Кристианы. Я видел, как Деган на нее посматривал и как она кокетничала в ответ. Я опасался не того, что ради нее он навредит мне, а того, что не позволит мне навредить ей.
И я не допущу, чтобы посторонние – даже Деган – совали нос в наши семейные дела.
Я сидел в кресле с высокой спинкой в углу спальни. Из окна позади немного сквозило, колебля пламя одинокой свечи. Я зажег только одну. Свеча стояла далеко, и я оставался в тени, но мое ночное зрение не просыпалось. Когда двери спальни распахнулись, я был готов увидеть свет.
Кристиана вошла воплощенной грацией, ступая легко, и подол ее изумрудно-миндального платья до полу колыхался при каждом шаге. Рукав немного съехал с гладкого плеча; каштановые волосы роскошной гривой стекали на спину. В левой руке она несла канделябр с тремя бутонами пламени на стеблях из серебра и воска. Взгляд светлых глаз был отрешен, брови чуть сдвинуты, губы поджаты. Не иначе, обдумывала недомолвки и намеки вечерней беседы. Через пару шагов она улыбнулась и кивнула. Ну все, кому-то из придворных конец.
Тут она заметила свечу. И меня в кресле. Канделябр едва не выпал у нее из руки.
– Скотина! – выдохнула она. – Ты меня до полусмерти напугал!
– Полусмерть меня не устраивает, – сказал я.
Кристиана какое-то время испепеляла меня взглядом, после чего на ее губах заиграла лукавая улыбка.
– Я вижу, ты так и не научился пользоваться дверью, – проговорила она, продолжив путь.
– Считаю за лучшее не встречаться с твоими слугами.
– Бдителен, как всегда.
– Нам нужно поговорить, – сказал я.
Сестра многозначительно улыбнулась:
– Пожалуй. В конце концов, он обучал нас обоих.
Он. Себастьян. Наш отчим.
Он вышел из Бальстуранского леса через три года после смерти отца. Мне было семь, Кристиане – четыре. Мать поначалу не подпускала его, но ему удалось завоевать ее расположение, и охотник стал нам вторым отцом.
Однако вскоре выяснилось, что Себастьян был некогда фигурой поважнее охотника. Охотники не умеют подобрать отмычку и оценить изысканное вино, драться на рапирах и танцевать гальярду; они не владеют воровским арго и не обучены придворным манерам. Себастьян все это знал – и даже больше; на наше с сестрой обучение он потратил не меньше времени, чем на капканы и ремонт дома. Учил он нас разному: Кристиану – куртуазности (в основном), а меня – умениям более темного свойства (в основном). Я мог, если нужно, станцевать павану; Кристиана прилично владела малой рапирой, но наши учебные часы совпадали лишь в случае, когда Себастьяну требовался помощник для объяснения чего-нибудь сложного.
Мать не понимала, к чему были эти премудрости, так как мы жили в глуши, а не в городе, но Себастьян лишь уклончиво улыбался и говорил – как всегда, – что образование бывает разное. К тому же мы всяко помогали ей по хозяйству – не все ли равно? Матери оставалось качать головой и требовать, чтобы у нас было время на игры.
Умерла она шесть лет спустя, а еще через пару лет убили Себастьяна. Не имея желания оставаться в домике на две комнаты среди лесов, мы с Кристианой добрались до Илдрекки, где и нашли применение тому, чему нас научил Себастьян.
Увы, в последующие годы мы взяли в привычку обращать эти навыки друг против друга. Не думаю, что Себастьян этого хотел.
Кристиана поставила канделябр на столик в центре комнаты и подошла к разделявшему нас роскошному ложу. Она принялась снимать кольца и складывать их на тумбочку.
– Я уж думала, твой человек никогда не закончит с той подделкой, – проговорила она. – Почему ты задержался?
– Дела.
– Отговорка жалкая, но обычная. Но я все равно рада тебя видеть.
Я издал сухой смешок.
Кристиана наградила меня косым взглядом. Она отвернулась, и я увидел ее в профиль.
– Вижу, ты в отличном настроении.
– Всегда такое, когда меня хотят убить.
– Я думала, что для тебя это профессиональная вредность.
Голос у меня сел.
– Иногда. Но в данном случае Круг ни при чем.
Сестра, снимавшая серебряное колье с драгоценными камнями, застыла на месте, уловив перемену. Она обернулась, и на ее лице не осталось ни тени аристократизма. Взгляд стал острым. Вялая грация сменилась напряженной подозрительностью.
– Зачем ты пришел, Дрот? – спросила она низким, горловым голосом.
Я не ответил, потому что сам не знал и лишь понимал, что плавлюсь от ярости, желая мести. Я встал и пошел на нее.
– Сядь, как сидел, и мы поговорим, – сказала она.
Я покачал головой:
– Не в этот раз, Ана. Поговорим, но по-моему.
Она заломила тонкую бровь:
– Понятно.
И больше ничего не сказала. Я обогнул кровать, Кристиана принялась медленно отступать.
Я взялся за рукоять рапиры. До сестры оставалось несколько шагов.
– Пора заканчивать с этим, – проговорил я.
– Все как обычно, дорогой братец. – Уголок тонких накрашенных губ пополз вверх. – Йосеф!
Я бросился на нее прежде, чем она успела произнести второй слог, и схватил левой рукой за горло, когда договорила. Я впечатал ее в стену, перетолкнув через тумбочку. Дверь распахнулась, но я уже приставил к ее щеке запястный кинжал.
– Госпожа! – возопил Йосеф.
Судя по шуму, он прибежал не один.
Мы с Кристианой стояли впритык. Дурманящий запах духов заполнил все пространство между нами, почти затмив терпкий аромат ее тела. Я чувствовал биение жилки под пальцами; видел, как заливается горячей краской ее кожа. Мое собственное сердце гулко бухало в ушах.
– Прикажи им уйти, – прохрипел я.
Кристиана уставилась на меня своими золотисто-голубыми глазами, прижалась плечами к стене и, как могла, выпрямилась. Она не сопротивлялась. Она просто приставила мне что-то острое к животу.
– Нет.
Я посмотрел вниз и увидел в ее левой руке кинжал. Рукоятка подозрительно напоминала резное украшение с изголовья кровати. Я быстро глянул вправо – ну да, там она и прятала клинок.
Я прижал лезвие кинжала к ее щеке – не до крови, но чувствительно.
– Отошли их, Ана.
Она посмотрела на мой кинжал:
– Отравлен?
Я ответил полуулыбкой.
– Мне все же хочется, чтобы они остались, – сказала она.
Я расслышал за спиной приглушенные голоса.
– Шел бы ты отсюда, Йосеф, – проговорил я, не отводя глаз от сестры. – А то придется тебе с утра искать себе новое место.
Кристиана негромко рассмеялась.
– Ты этого не сделаешь, – заявила она. – У тебя ни разу не хватило духу.
Я сжал ее горло сильнее. Она закашлялась, но продолжала смотреть с издевкой.
– А у тебя всегда хватало, – проговорил я. – Без колебаний.
Ее плечи поднялись и опустились.
– Что мне сказать? Да, я плохая девочка. Я никогда не слушалась Себастьяна.
– Зря, – отозвался я.
– Возможно, – сказала она, и стали в ее глазах поубавилось. – Но в этот раз я была паинькой, Дрот. Думай что хочешь, но ты ошибаешься.
– Вряд ли, – сказал я увереннее, чем вдруг ощутил.
– Ладно, – сказала Кристиана. Острие убралось, и она бросила кинжал на постель. – Отлично. Хочешь убить меня? Давай. Я устала стоять и ждать. Либо делай, либо убери руки.
Она сжала зубы и вздернула подбородок. Но я чувствовал, как она дрожит. Ее стальной взгляд чуть затуманился сомнением. Она боялась. И тут я понял: Кристиана слишком хорошо умела врать, чтобы личина дала трещину, – это могла сделать только правда. Если бы она действительно подослала ко мне Тамаса, то запаслась бы оправданием получше, предвидя сегодняшнее. И всяко не потрафила бы мне демонстрацией страха.
Я посмотрел на ее кинжал, потом на сестру. Нет, это слишком просто, чересчур очевидно. Не в стиле Кристианы – в этом мы были очень похожи. И еще магия – нет, она не стала бы с ней связываться…
– Решай, Дрот, – сказала Кристиана.
Я все еще держал руку у нее на горле и хмурился, когда к моей спине приставили клинок. Я позволил оттащить себя от сестры.
Выражение ее глаз мгновенно смягчилось.
– Иногда, – проговорила она, – ты ведешь себя как полный болван, Дрот.
Мне пришлось согласиться.
– Да как ты смеешь! – заорала Кристиана.