Страсти людские в земле зарыты,
Умер монах от ревности,
Умер монарх от бедности,
А страсти-то, страсти
В земле лежат
В полной неприкосновенности.
Но по весне набухает земля,
Плачет земля, опухает земля, –
Встают за областью область,
И нету земли, а есть образ:
Ясень – монах,
Старый дуб – монарх,
Ива – блудница,
Косы в волнах.
1983
Скачет на коробке всадник…
Скачет
На коробке
Всадник,
Где-то справа
Взял разбег.
Горы –
Театральный задник.
Называется –
«Казбек».
Раньше
Я не думал как-то
Все ушедшие года
О простом значенье
Факта: кто он?
Скачет он куда?
То ли кто-то
Где-то плачет?
То ли хочет
Закурить?
Вот коробка.
Всадник скачет.
Странно,
Что и говорить.
1970
Воспоминание
Я помню дни, когда я жил голодным,
И в эти дни, в мои святые дни,
В теченье мыслей, ясном и свободном,
Я был стрижам и ласточкам сродни.
На горизонте в грозовые тучи
Сбивались кучевые облака.
Но что быть может истинней и лучше,
Чем сквозь грозу летящая строка?
1980
Река, смирив свою беспечность…
Река,
Смирив свою беспечность,
Лежала тихо
У корней,
И перевернутая вечность
Спокойно
Отражалась в ней.
1973
Лунный свет на мелкие осколки…
Лунный свет
На мелкие осколки
Разлетелся
На буфетной полке.
И просыпались
Осколки эти
В вазочку,
Стоявшую в буфете.
И оттуда вниз,
На половицы,
Продолжая биться
И дробиться.
А луна
Легла на одеяло
И от удовольствия
Сияла.
1980
Ночью вся земля переговаривается…
Ночью вся земля переговаривается,
Перезванивается,
Перестукивается.
Взяв сачок,
Я иду на речку,
На плотину иду за раками.
Ночь шумит.
Тишина переругивается,
Перелаивается собаками.
Перегруживается буксирами
И над плёсом, и над обрывами.
Тишина гремит над оврагами,
Тишина грохочет над ивами.
1964
В Москве, в огромном городе…
В Москве, в огромном городе,
Есть женщина одна.
В большой пустынной комнате
Живет она одна.
Там ни ковров, ни мебели,
Окно мальчишки выбили,
Вино мужчины выпили,
Подруги платья выкрали –
Так и живет она.
1980
Сказка
В знаменитом море-окияне
Плавает большая рыба-кит,
Шевелит хвостом и плавниками,
Плавает тихонько и сопит.
А у этой рыбы спрятан в теле
Маленький железный сундучок,
В инвалидной сделанной артели,
Третий дом – от нас наискосок.
В сундучке есть хитрая шкатулка,
Только – стоп! Не забегай вперед:
Сказка – ведь она такая штука,
В ней всему приходит свой черед.
Будет так: придет мужчина видный,
А условно назовем – Иван,
И обычной ложкой или вилкой
Вычерпает за ночь океан.
И на китобойном судне «Слава»,
Жилистый бесстрашный мужичок,
Перетопит он кита на сало
И достанет этот сундучок.
А потом возьмет недлинный ломик
И вот этим ломиком стальным
Крышку ка-ак у сундучка отломит.
Вот и все. И ты уйдешь с другим.
1972
Я выстроил высокий терем...
Я выстроил
Высокий терем.
И в том высоком
Терему
Я счет веду
Своим потерям,
Развод включая
И тюрьму.
1963
Как поставила хозяйка белье кипятить...
Как поставила хозяйка белье кипятить
И упала. Соседкам ничего не сказала,
Пена бьет через край, бак кипит во всю прыть.
Это город Москва, площадь Курского вокзала.
На перроне толпа. Вот и подают состав.
Полутемное купе и матрас из поролона.
Ты присядешь у окна, обессилевши устав,
Как неглупый король, свергнутый друзьями с трона.
Но подвинулся мир на мгновенье - и вдруг
Ты опять человек, рыцарь ты и воин конный,
А в окне перестук, и в полу перестук, и в груди перестук,
Перестук колес вагонный.
1968
В тот час, когда недвижие прудов...
В тот час, когда недвижие прудов
Застынет молчаливою твердыней,
Позволь мне крикнуть,
Чтобы с проводов
Неспешно облетел мельчайший иней,
Чтоб изморозь, упав за воротник,
Напомнила прохладою мгновенной,
Что не было начала у Вселенной
И нет конца. Есть только этот миг.
1970
Деревенские похороны
Дребезжат
Зеленые мухи,
На столе покоится гроб.
Голубые
Вокруг старухи
Все качаются,
Как укроп.
1964
А вот смешных всех...
А вот смешных всех
Собирают
На дальнем острове,
И там
Они живут и помирают,
Как жили –
С горем пополам,
В объятиях своих любимых,
Среди холстов,
Под грудой книг.
А всех серьезных,
Исправимых
Везут назад,
На материк.
1959
Пусть мне покажут наше завтра...
Пусть мне покажут наше "завтра",
С Венеры дальней космонавта, –
Забавно,
Только и всего.
Но вот в того,
Который сможет
Вернуть мне день,
Который прожит,
Поверю я,
Как в божество.
1991
Н. Заболоцкому
I
Художник, конечно, он должен,
Он должен и это и то,
Талант им у века одолжен,
Портные скроили пальто,
Ботинки построил сапожник,
Бандиты могли бы убить.
Конечно, он должен – художник,
Как можно об этом забыть?
Песочек в часах убывает,
Такси уезжает во тьму,
И он уже сам забывает,
Что люди должны и ему.
Все реже родимые лица,
Все ближе зима к волосам,
И все он спешит расплатиться
За то, что не выдумал сам.
1970
II
Серебристее лещей
Облака в наивной неге
Повторяют суть вещей,
Не встречающихся в небе.
Лес возрос из ничего,
Но в такой реален мере,
Как живое естество
Обликом равно химере.
Где здесь правда? Или я –
Правда образа чужого,
Взятый из небытия
Силой чувственного слова?
1971
III
Благословен грядущий день,
Благословен и день ушедший.
И может только сумасшедший
Не оценить замшелый пень
И там, посредине проталины,
Переплетение корней.
Садится солнце. Вот и стали мы
Взрослее на день и грустней.
1970
IV
Репей
Сухой репей – невыбритый мужчина,
Мне родствен одичанием своим.
Его существование причинно
И неразрывно связано с моим.
Все тише слог в невысказанной фразе,
Все тише песня птицы полевой,
И с возрастом отчетливее связи
Между природой мертвой и живой.
1971
Последние четверостишие этого цикла высечено на надгробном камне автора.
ИЗ КНИГИ "ТУРУСЫ НА КОЛЕСАХ"
Одиночество
Одиночество есть умножениеНаших душ на себя же самих,В тишине происходит движениеИ рождение слов золотых.А всем тем, для кого одиночествоВоспитание собственных душ,Пусть помогут пустые пророчестваИ оркестра парадного туш,Лишь бы им улыбнуться блаженнее,Разливая "пузырь на троих".Одиночество - есть умножениеНаших душ на себя же самих.
1985
Сколько сейчас их…
Сколько сейчас ихВ прекрасных машинахМчатся за счастием в норах мышиных,Там вон, за горкою, ровно полмира,Мчатся за чёрствоюКоркою сыра.В жизни печальнойСчастливы будьте,Жест наш печальныйНе обессудьте.
1969
Из глубины осенних слов…
Из глубиныОсенних слов,ПечальныхИ прозрачных строкПриходит опытВсех вековК нам на порог.
1961
Столб от дороги был направо…
Столб от дороги был направо,На нем лист жести укреплен,"Советскому народу слава!"Гласил красивым шрифтом он.
Но вот заблудшая машина,Как пущенная вкось стрела,Как очередь из карабинаПрямой наводкой в столб вошла.
Столб выправлен, просохли слезы,Об этом позабыли все,И вновь стоит правдивый лозунг,Хороший лозунг у шоссе.
1967
Киев
- Слушай, Циля!- Послушай, Циля!Очень тонко флейта поет,Что за музыка, будто цапляВ пляс пустилась среди болот.- Ох, Наум !Какой же ты глупый,Что ты веришьПустым словам?Из ботвыЯ сварила супа,И тебе я тарелку дам.- Слушай, Циля,Бьют барабаны,Я в шестнадцатомБыл в плену,Помнишь, Циля, плакали бабы,Провожая нас на войну?- Ох, Наум,Волнуешься зря ты,Подойди и в окно взгляни,Немцы-люди,Они солдаты,Из Европы пришли они.-Слушай, Циля,На СаксаганскомОчень тонко флейта поет.Я пойду, погляжу немного,Постою чуть-чутьУ ворот.- Ох, Наум,Болит мое сердце,Не ходи!От страха умру.За Днепром поднималось солнце,Чтобы скрыться в Бабьем Яру.
1965