не бесконечный лай собак. Они точно переговаривались между собой. Та, что рядом, через дорогу, обменивалась репликами с той (или даже несколькими) псинами, которые обитали в новых, «своих» домах, относительно недавно построенных. «Домах на земле». Всё ничего, но эти псы буквально
захлёбывались своим лаем, будто что-то или кого-то увидали. Это не было страшно, но нервы помотало, щекотало. Оставшуюся часть ночи ближайшая к нашему дому собака уже вела монолог,
протяжно, заунывно завывая, как оборотень воет на луну. Это было и жутко, и неприятно. Тоскливо так выла, что нам самим хоть волком вой.
Отдельного внимания заслуживает здание напротив – это был одноэтажный сарай-гараж, именуемый местными жителями «КСК». Совершенно убитое сооружение, на крыше которого… Росла трава. Видимо, из-за сырости и старости. Напротив него было другое здание, куда привозили в баллонах газ – подъезжала машина, и рабочие буквально швыряли друг другу эти баллоны. Как они все там ещё не взлетели на воздух, мы без понятия – наверное, это неправильно, что такие учреждения находятся в непосредственной близости от жилых построек.
Здание приёма газа упиралось в длинное, вытянутое, полуразрушенное, почти развалившееся кирпичное строение, которое когда-то было котельной, отапливающей все прилегающие дома. Теперь же в том воздухе витал какой-то недобрый эфир; мёртвое здесь всё, мёртвое…
Между теми двумя домиками – газом и КСК – высилось ещё одно кирпичное строение; вертикальное, и столь же древнее. Мы сразу окрестили его «вавилонской башней», хотя в действительности эта башня когда-то была водонапорной. Сказывали местные много позже, что дурная молва окружает, обволакивает ту башню: несколько десятков лет назад один молодой человек спрыгнул оттуда из-за безответной любви. Его возлюбленная якобы сказала ему: если он её действительно любит, то-де пусть спрыгнет с той башни. И он спрыгнул, и закономерно разбился насмерть, а та девушка только в самый последний момент поняла свою глупость. Но на похороны она не явилась, и уехала отсюда далеко. Ещё, говаривали языки, в башне той винтовая лестница, и сколько уже навернулось оттуда. И пауки-сенокосцы, и мокрицы, и прочая гадость обитает внутри тех злосчастных стен, ибо сырость крайняя, ужасная. Так делились впоследствии с нами старожилы (ибо мы ведь только начали тут жить), но мы отмахивались от их баек, как чёрт от ладана, потому что считали это россказнями, местным фольклором. Детскими страшилками на ночь, если хотите.
Наутро, ни свет, ни заря, к нам пожаловал сосед, и предложил рыбу – дескать, он рыбак, поздравляет с новосельем, и не испить ли ему одну-другую вместе с нами в нашем новом убежище. Подчеркнём, что люди мы городские; воспитанные, и без приглашения гостей не приемлем. Непрошенных, нежданных. Не выносим, когда люди навязываются. Возможно, у них здесь так принято? Что ж, пусть свыкаются с тем, что мы живём по несколько иным правилам. Ситуация получилась крайне неудобная, вышло крайне некрасиво. Сосед понимающе кивнул, но, по всей видимости, жутко разобиделся. Однако, с первого раза такие люди, как правило, не понимают, и уже вечером он, постучав к нам снова, предложил теперь уже мёд, и пригласил теперь уже к себе в гости. Мы не на шутку рассердились. Поблагодарив его за всё его радушие и гостеприимство, мы более доходчиво объяснили, что нам ничего не нужно, и мы никуда не пойдём. Сосед изменился в лице, и затаил обиду, хотя виду не подал. Но мы жизнь прожили и научились раскусывать подобных людей, а потому ждали подвоха – который не преминул приключиться.
– Ваша очередь убираться. – Заявил нам сосед. – У нас в подъезде всё распределено.
«Да ради Бога», подумали мы, и всё сделали в наилучшем виде: отмыли всё злосмрадие, все харчки и блевотину, подмели до блеска и утилизировали все окурки. Мы даже не погнушались очистить лестничную площадку от чьих-то каловых масс и испражнений – вот таким вот засранным оказался подъезд, в котором приютилась наша несчастная квартира.
Однако позднее мы подметили, что убираемся в подъезде чаще других: только мы метём да моем с хлоркой, а все остальные и с места не сдвинутся. Мы решились на небольшой скандал, в котором обвинили соседей в том, что они злоупотребляют нашими услугами, что лично мы не курим и не сорим столько, сколько это делают они; что гостей к себе не водим, и сами ни к кому не ходим. Что живём тише воды, ниже травы. На том и порешили – каждый остался при своём мнении; в любом случае, мы чужое дерьмо выгребать не будем. Мы понимаем, что живём не одни, но всё же надо и честь знать, совесть иметь. Несправедливо это как-то получается: кто-то гадит, а кто-то – убирает.
Другие же соседи, которые жили под нами, были не лучше: для них было нормой часа в три ночи включить музыку, и издавать характерные звуки; звуки близости. И плевать, что они здесь живут не одни.
Третьи соседи, через стенку, были ужасающе и беспробудно глухи: настолько глухи, что на всю катушку включали свой телевизор, который не выключали часами. Мы наслышаны о том, что некоторые люди боятся тишины; им лишь бы что шумело, любой механический шум. Им так спокойнее, ибо при полной тишине у таких людей якобы начинают возникать в голове какие-то нехорошие мысли, а шум телевизора, радио или музыки их от этих дурных мыслей отвлекает. Но мы являлись обратным вариантом: нам наоборот, хорошо, когда ночью идеальная тишина и идеальная же темнота, ибо так лучше спится; освещение и звуки лично нам мешают сосредоточиться на сне.
Соседи сверху оказались хуже всех: это была многодетная и шумная семья. Абсолютно беспардонные родители-хамы, чьи дети могли весь день напролёт носиться, как угорелые, по квартире, без перерыва, и при этом орать, как потерпевшие. Видимо, про игровые приставки, смартфоны, мультфильмы они и не слыхивали. Или просто пойти на улицу и бегать там; земля всё стерпит. А вот уши наши… Безусловно, это утомляет; мы так своих детей не воспитывали – они отлично учились в школе и вузе, обладают многими хорошими человеческими качествами. Мы привили им это, ибо воспитывали, как следует. Расхлябанности, несобранности, вседозволенности, недисциплинированности, невоспитанности, аморальности, безнравственности, попустительства, развязности в нашей семье не было.
Также, их мамаша, являясь стереотипной домохозяйкой, носу не казала вон, сутками напролёт стирая, из-за чего угол нашей ванной комнаты пожелтел, а труба была мокрой. Пылесосила она, как это ни странно, не после ухода гостей, а перед; пылесосила с утра, наверняка зная и подразумевая, что к вечеру уже будет и пыль, и грязь. И