— Бог ее знает, — ответил Слава.
Лидочка поняла, что разговор идет об Алле и о смерти Галины. Краснодарские Кошки не блюли моратория.
Слава вел машину медленно, но на встречную полосу не выезжал.
Они миновали станцию, потом по узкой улице, протянувшейся вдоль путей, достигли проезда под путями и оказались по ту сторону железной дороги, в Пендже. На главной улице Пенджа Слава остановил машину. Василий с Валентиной вылезли. Они знали, что теперь Славе предстоит припарковать машину, что он делал с трудом и без умения.
Слава заехал на небольшую площадку за главной улицей.
— Как говорится, — сказал он, — теперь остались только свои. Мне надо вам кое-что объяснить.
Он захлопнул дверцу, и они пошли пешком между двумя большими магазинами к центру.
— У меня возникла необходимость составить некоторые документы, — сказал Слава. — Сделать это я могу только с помощью адвоката. Их здесь называют солиситорами. Слышали?
— Слышала.
— У меня есть свой. Питер. Хороший парень из Белфаста, но не любит, когда стреляют. Недорогой, но честный. Мы с ним вообще-то понимаем друг друга, но сегодня ответственный момент. Он сначала подумает, что я сошел с ума. Но я не сошел с ума. Я — жертва обстоятельств. Так что вы тоже не удивляйтесь.
— Я вам нужна как переводчик?
— Как переводчик, которому я могу доверять, — сказал Слава.
— Почему это вы вдруг решили мне доверять?
— Разве это так важно?
«Не будет он признаваться, что в Москву звонил», — поняла Лидочка.
— Я звонил в Москву, — сказал Слава, — и просил маму узнать, не из их ли вы компании.
— Из кого?
— Из охотников за мной, — серьезно ответил Слава.
— Почему за вами нужно охотиться?
— Потому что я богатый. И незаслуженно богатый.
— А кто же охотники?
— Если бы я знал!
— Может, их и нет?
— Они есть.
Они миновали распродажу дешевой одежды. Рубашки, трусы и прочие вещи лежали в больших коробках на тротуаре. Вокруг балабонили веселые толстые негритянки.
Адвокатская контора умещалась между двумя магазинами. Стеклянная дверь вела в узкую длинную комнату. У окна стоял кожаный потертый диван и столик со старыми и драными журналами, как в дешевой парикмахерской. В глубине за большим столом сидела девушка в очень массивных очках с затемненными стеклами.
Девушка узнала Славу, как только он вошел, и тут же нажала на кнопку.
— Мистер О'Келли, к вам мистер Кошко.
Она встала, чтобы показать, куда Славе идти. Но он и без указаний знал дорогу.
Питер О'Келли вышел на лестничную площадку второго этажа. Дом, зажатый между магазинами, был выдавлен ими наверх. В нем оказалось четыре этажа, соединенных крутой узкой лестницей. На четвертом находился небольшой кабинет владельца конторы, который в упрощенной форме повторял кабинеты адвокатов и стряпчих с иллюстраций к Диккенсу или даже к Смоллетту. Только вместо шкафов с сотнями томов законов всех времен и стран в кабинете был стеллаж в три полки, вместо стола красного дерева, на котором можно было танцевать, — ученический стол с корзинкой для входящих и исходящих, вместо обширного черного кожаного кресла — легкомысленное вертящееся креслице, а визитеры же вообще были вынуждены сидеть на стульях. И стены были просто белыми — ни одного портрета предка, ни фотографий скаковых лошадей — только диплом Питера в тонкой рамке.
Питер оказался небольших размеров упитанным темноволосым человеком с наивными голубыми глазами, выражение которых не гармонировало с быстрым и подчеркнуто деловым тоном голоса и выверенными короткими движениями рук.
После краткой церемонии представления и приветствий Питер занял свое кресло за столом и жестом пригласил визитеров садиться.
— Я ждал вас, — сообщил он Славе.
— Разумеется, — кивнул Слава. — Мы с вами уже обсудили предварительно мои дела.
— Ваше решение мне кажется опасным и безрассудным, — сказал Питер. — И это я говорю вам не как ваш солиситор, а как друг.
— Я знаю, — покорно согласился Слава. — Но у меня есть обязательства… Можно дальше Лидия будет переводить? Я боюсь неточностей.
— Надеюсь, вы предупредили вашу подругу, что наш разговор более чем конфиденциален?
— Миссис Берестова, — сказал Слава, — обещала мне, что все, сказанное здесь, останется между нами.
— Я все правильно понял? — обратился адвокат к Лидочке.
— Давайте обсудим, — торопил Питера Слава. — У меня мало времени.
— Правильно ли я понял мистера Кошко, — адвокат спрашивал у Лидочки, и та повторяла его слова для Славы, — что он намерен сейчас, срочно, невзирая на существенные финансовые потери, превратить в наличность пятьсот тысяч фунтов стерлингов, а также продать недвижимость на сумму более миллиона фунтов, и вырученные деньги перевести на указанный вами счет в Швейцарии?
Лидочка перевела вопрос, поражаясь услышанному.
Первое, что ее поразило, заключалось в самой сумме, которой мог распоряжаться Слава. Значит, у него было по крайней мере полтора миллиона фунтов, более двух миллионов долларов, и, наверное, это были не последние его деньги. Второе: не вызывало сомнения и то, что полтора миллиона фунтов Слава намеревался кому-то заплатить. Немедленно.
— Да, вы меня поняли правильно, Питер, — сказал Слава.
— Разумеется, вы можете продать и ваши акции, и даже уступить вашу долю в отеле «Мэйфер» в Бристоле. Но я думаю, что даже ваш банк также будет возражать против вашего решения.
— Когда я могу получить деньги? — спросил Слава.
Он был как орешек, который, позванивая, болтался внутри обширного просторного костюма. Воротник сорочки был велик и стянут галстуком, отчего сморщился и один уголок его торчал вперед, будто Слава впервые в жизни повязал галстук.
— Вы — мой первый русский клиент, и я надеялся, что все разговоры о загадочной русской душе, о русских безумствах и так далее — выдумки газетчиков. Вы заставляете меня изменить мое мнение.
— Меня вынуждают к этому обстоятельства.
— Простите, но я приблизительно знаю о ваших обстоятельствах. Никаких финансовых сложностей вы не испытываете, никаких обязательств перед семьей не имеете…
— Я обязан помочь моей бывшей жене, — признался Слава.
— А что с ней случилось? Зачем одинокой женщине в России срочно может понадобиться полтора миллиона фунтов стерлингов?
— Считайте это русским безумством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});