7) Про Вас не говорю, Вы меня так балуете… и я без конца Вам благодарен за поддержку и одобрение (кажется, Вы одна поощряете меня по части книги).
Г-н Ильин меня очень трогает, и я, кажется, решусь обратиться зимой к его помощи. Студия открывается, и, если б он посещал ее в свободное время, само дело определило бы, какую большую помощь он мог бы там принести в разработке многих теоретических вопросов. Пока сердечно благодарю его, а Вас без конца.
8) Запишите и при свидании расскажите про спор с Ильиным6 о выражении "логика чувства" (Лопатин7, который здесь, принимает этот термин)8.
9) В политических вопросах, конечно, Вы правы. В них я ничего не понимаю и говорю так, как дилетант.
10) Относительно Ваших личных дел – я очень думаю. Есть такая тонкость в Вашей психологии, которая меня очень манит и интересует. Но пока как-то ничего определенного у меня не созрело. Боясь сказать общую фразу, которая всегда оскорбительна в важных делах, я пока молчу. Не думайте, что от равнодушия. Вижу и чувствую, что Вы переживаете важный вопрос и момент жизни. Хотел бы очень помочь, но смогу ли?!
11) Вы хотите, чтоб я Вас эксплуатировал?
Когда вы читаете что-либо об искусстве – отмечайте синим или красным карандашом то, что Вы считаете важным и нужным для книги (моей). Прочтя и отметив новую книгу – дайте мне ее просмотреть. Это была бы огромная помощь. Вы можете не хуже меня судить о том, что важно, так как Вы очень сильны "в течении современного направления в искусстве". Начать хотя бы с книги Лосского и с книги, присланной Лапшиным9. Что скрывать? Ведь все равно у меня не найдется ни на Кавказе, ни в Москве одного часа свободного, чтоб просмотреть книгу. А перелистать Ваши отметки – да. Это я успею и буду очень благодарен. Есть и другая просьба – но об этом в другой раз, так как очень утомлена рука и не пишет.
Сердечно преданный и благодарный
К. Алексеев
Поклон дочке, братьям и сестре.
421*. Л. А. Сулержицкому
Август 1912
Ессентуки
Дорогой Сулер!
Долго не писал, потому что во время гастролей не мог найти минуты; по приезде в Москву – затрепался разными мелкими заботами настолько, что пришлось неделю прожить в Кисловодске, чтоб отдохнуть. Там набросился на записки, точно голодный, и теперь дорожу каждой минуткой, чтоб освободить голову от застрявших в ней мыслей. Живу в "Азау" – Ессентуки.
В Кисловодске жил в доме Ганешина (где сейчас находятся все наши). Знакомые места, вспомнилась болезнь, вспомнились Вы, и опять теплое благодарное чувство ожило во мне.
Лежа в Москве на покойном диване, я подумывал о том, как я поеду в Крым смотреть имение. Но теперь, когда нервы осели, я что-то начинаю сомневаться – поеду ли теперь, когда так жарко, когда дорога к участкам еще не готова? Кажется, что не хватит энергии, так хочется по-стариковски сесть на место и отдыхать. Как я ни разглядываю участки, ничего понять не могу. Надо их видеть. Вы знаете их, Вы знаете и свои и мои желания, Вы справедливый – решайте сами: менять или оставлять и как правильнее разделиться. Как-никак, иметь в России участки у моря, да еще и с пляжем – заманчиво. А может быть, на них и строиться нельзя, а может быть, они так малы, что нельзя будет отгородиться и уединиться от соседей… Возьмите решение этого вопроса на себя1.
Обнимаю Вас. Жене шлю сердечный привет, Москвиным также, Нине Николаевне, Вадиму и Кореневой, если она там, также.
Ваш К. Алексеев
Не забывайте, что Кисловодск Вам помог. Если захотите подлечиться – приютим.
422. Из письма к М. П. Лилиной
1912
Сент. 2
2 сентября 1912
Москва
Дорогая и любимая.
Я уже в гуще всяких дел. Погода хорошая, но холодная, с морозами по ночам. Ехали хорошо, но жарко в первый день, с духотой ночью и с проливным дождем и свежим утром в день приезда.
…Вчера, в субботу, в 12 был в театре. Все двери заперты. Слоняются по коридору. Скука, уныние, хотя работают усердно. Почувствовал себя совсем чужим и лишним. Немирович позвал на репетицию наверх1. Холодно встретились (сам Владимир Иванович старался быть милым). Посидел полчаса в чайном фойе. Пришли Сулер, Базилевский и др. по студии. Пришла Зина (которая поступила в Художественный театр) 2. Долго заседали в большом фойе по вопросам студии.
Вернулся домой, спал. Вечером был Владимир Иванович. В хорошем настроении. Старался сгладить и объяснить ту холодность, которая царит в театре по отношению ко мне. Делал всякие авансы по студии. Был очень мил, а на душе стало холодно, пусто и одиноко.
Обнимаю, люблю, благословляю. Спасибо за телеграмму. Обнимаю детей. Берегитесь, одевайтесь по-осеннему.
Твой Костя
423. Л. Я. Гуревич12 сентября 1912
Москва
Дорогая Любовь Яковлевна!
Я виноват без конца, каюсь, но знаю, что Вы меня простите.
Все лето на мне были шоры. Давно я так не работал. Все лето внимание было направлено в творящую душу актера, и потому я не понимал, плохо сознавал то, что происходило кругом.
Теперь, оторвавшись от этой работы, от которой можно свихнуться, я начинаю оценивать Вашу доброту ко мне, и верьте, что я искренно тронут, ценю и хочу работать с Вами. В чем будет заключаться эта работа? Если б Вы жили в Москве, работа была бы большая. Но и с Петербургом можно общаться.
Когда Вы прочтете то, что я написал летом (немного, хотя работал неустанно, и не очень удачно!), все выяснится. Пока скажу в общих чертах1.
Я утверждаю, что время, народы и история приносят нашему искусству только обветшавшие формы – ремесло. Настоящее искусство создают гении, которые родятся в веках, народах и истории. Но уметь понимать суть традиций – трудно. Например: поняты ли традиции Щепкина, Гоголя, Шекспира?…
Далее идет подробный разбор того, что принесли эти традиции и как ложно они поняты. Вот на этой работе я и застрял, потому что надо собрать все важнейшие традиции как сальвиниевского, так и кокленовского направления, Гёте, Шиллера, Лессинга, Дидро и т. д. – всех надо было рассмотреть и закончить главу выводом: существуют два основных направления: а) искусство переживания и б) искусство представления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});