были сильно напуганы. Иоанн-патрикий, выгнав митрополита, долго их успокаивал, преодолевая усталость и раздражение. Всё семейство, кроме Романа, благодарило его, но всё же особенная признательность появилась, как только он направился к выходу.
Было за полночь, даже ближе к заре. Коровы и ангелы в голове у бедного Иоанна бодались с митрополитами. Одиноко прошёлся он по дворцу. Везде уже было тихо. Светильники догорали. Русские воины и болгарские копьеносцы спали мертвецким сном где попало. Через иных приходилось и перешагивать – каждый сразу забылся там, где свалился после очередного глотка вина. И весь город спал. И тёмная, непроглядная была ночь – ни одной звезды на всём небе, плотно затянутом пеленой облаков от края до края. А вокруг города, на просторах спящих долин с севера, востока и запада и у горных склонов на юге, стелился по неподвижной траве прозрачный туман.
Иоанн-патрикий решил зайти напоследок в Тронную залу. Там царил сумрак – горела только большая масляная лампада на самой дальней стене, за троном. Бодрствовал один Букефал. Поблёскивая глазами, он с большой грустью сидел около Рагнара, который спал на полу, нежно обнимая полураздетую греческую плясунью. Все остальные гречанки были затеряны среди сотен уснувших воинов, до которых не доходил дрожащий и тусклый свет. Рагдай спал у трона. Видимо, он свалился с него.
Взглянув на патрикия, Букефал вздохнул и низко склонил лобастую свою голову, свесил уши. Его любопытный нос почти что коснулся пола. Растроганный Иоанн погладил собаку. Не зная, что ей сказать, он подошёл к трону, сел на него поудобнее и уснул.
В предрассветный час с запада подул ветерок. Он очистил небо, и вся Болгария озарилась звёздным мерцанием. Вот когда Букефал залаял. Он лаял долго, старательно. Но его никто не услышал, и он обиженно замолчал. Он очень обиделся. Ведь его забыли даже покормить на ночь! Да, по большому счёту, что можно было требовать от него, маленького пса? Если бы дозорные не лежали в обнимку с девушками, которые с непонятной для Букефала целью разделись, а исполняли свой долг на городских башнях, они бы смогли увидеть, как со стороны гор к Преславу подходят сплошные колонны воинов – конница и пехота. Сияла при свете звёзд дамасская сталь доспехов, менее ярко посверкивала толедская воронёная сталь оружия. Это был Легион Бессмертных.
Глава вторая
Расчёты Цимисхия не вполне оправдались. Армия не могла перейти Балканы за пять-семь дней, поскольку быки, которые волокли тараны и осадные машины, были медлительны. А на горных кручах они и вовсе не могли справиться. Им была нужна помощь тысяч людей. Цимисхий, как говорится, рвал и метал. На четвёртый день он выдвинулся вперёд с одним Легионом Бессмертных, оставив войско с осадной техникой и быками примерно на середине пути через горный край. При этом он понимал, что без осадных машин Преслав взять нельзя. Да он и не собирался предпринимать такую попытку. Его расчёт был на то, что Сфенкал не станет отсиживаться за стенами, а построит свои войска и выйдет сражаться. Цимисхию не терпелось скрестить оружие с полководцем, который разбил кагана, хана Намура и Александра Ликурга. Вот почему на заре двадцатого марта он со своей вышколенной гвардией оказался у стен Преслава.
Увидев ромейских воинов, все бродяги, всадники и торговцы, толпившиеся перед городскими воротами в ожидании их открытия, устремились к линии горизонта со всей доступной им скоростью. Те, кто двигался по дорогам в сторону города, поворачивали обратно. Купцы с обозами делали это медленно. И Цимисхий знал, почему. Он на днях столкнулся с неторопливостью и задумчивостью быков. Но всё же он дал купцам улизнуть. Ему было не до них.
Городские стражники и мальчишки, услышав переполох с другой стороны ворот, поднялись на стены. Через минуту над просыпающейся столицей взлетели тысячи голубей, которых всегда подкармливали у храмов. Их испугал внезапный, пронзительный звук трубы. Это был сигнал военной тревоги. Сразу после него на всех колокольнях начали бить в набат. Весь город был поднят на ноги. Его жители высыпали на улицы, изумлённо спрашивая друг друга, что происходит. Сфенкалу и Калокиру, с большим трудом пробудившимся и вскочившим на неосёдланных лошадей, пришлось пробиваться к юго-восточной стороне города сквозь встревоженную толпу, которая возрастала с каждой минутой. Следом за Калокиром скакали также и тысяцкие. Не все. Семь из десяти ещё продолжали смотреть приятные сны в объятиях нежных рук.
На стену взошли Калокир, Сфенкал, Мстислав, Стемид и Вадим. На них не было доспехов, но они встали открыто, между зубцами стены, чтобы быть хорошо заметными и всё видеть. Сперва они увидели солнце, которое, поднимаясь, всё шире, всё ненасытнее обнимало розовыми руками громады гор и равнины. Затем увидели Легион Бессмертных. Четырнадцать тысяч всадников и пятнадцать тысяч богатырей-копьеносцев выстроились шеренгами перед городом, развернув римские знамёна, а вместе с ними – хоругви с изображениями Христа. Иоанн Цимисхий на вороном испанском коне, в сияющих стальных латах и шлеме с перьями, уже начал объезжать город в сопровождении двух военноначальников. Но, увидев, кто появился на крепостной стене, он резким рывком поводьев направил скакуна к ней. Оба его спутника – Иоанн Куркуас и Михаил Тирс, последовали за ним. Они тоже были экипированы по-парадному. Не доехав шагов пятнадцати до стены, все трое остановились.
– Который из вас Сфенкал? – спросил василевс по-гречески, задрав голову и окинув четырёх воинов властным взглядом, а Калокира не удостоив даже презрительным, – я желаю говорить с ним!
– Это моё имя, – сказал Сфенкал, – а ты кто такой? И чья эта армия?
– Это не армия, это гвардия, – уточнил василевс, – и принадлежит она мне. Ты наверняка уже понял, что я – Иоанн Цимисхий, милостью божией автократор Восточной римской Империи! Ты здесь видишь её знамёна.
Сфенкал слегка поклонился.
– Моё почтение, царь! И что тебе надобно?
– Я хочу, чтоб ты сдал мне город. За это я гарантирую тебе жизнь и свободу. Тебе и всем твоим воинам. Вы возьмёте своих коней, знамёна, оружие. Я позволю уехать даже предателю, что стоит справа от тебя! Пускай убирается.
– Если ты имеешь в виду меня, убийца и вор, то я бы на твоём месте поостерёгся с эпитетами, – спокойно проговорил Калокир, – я могу напомнить тебе о том, как ты поступил с матерью твоих василевсов, которая возложила корону на твою голову!
Тут Цимисхий очень внимательно поглядел в глаза Калокиру. И они оба изобразили улыбку. Не в пример им, патрикий Михаил Тирс и магистр Иоанн Куркуас глухо заворчали, как недовольные псы, и даже схватились за рукояти мечей. Велев им хранить спокойствие, василевс опять обратился к Сфенкалу:
– Ты сдашь мне город. Я в этом не сомневаюсь,