двоих шалопаев. Оба они – уже не похожие на бродяг, успевшие вымыться и побриться, буянили в Тронной зале, самой большой во дворце. В неё были втащены из ближайших трактиров полторы сотни столов да три сотни лавок, так что немалая часть дружины, слегка украшенная бабьём, смогла там расположиться. На троне сидел Рагдай. Перед ним стояла целая бочка вина, в руке у него был ковш. Присутствовал в зале и Букефал. Талут, сидя за столом, держал ласкового пса на своих коленях и всё пытался его напоить из чаши вином. Букефал царапался и рычал, желая от этого уклониться.
– Да выпей с ним, Букефал! – кричал через стол Рагнар под хохот всех остальных, – ну что тебе стоит? Он всё равно не уймётся, пока не сделает тебя пьяницей!
– У него это не получится, – заявил, вбегая, патрикий, – сейчас у вас сразу кончится всё вино, потому что следом за мной сюда идут греческие плясуньи и музыканты! Давайте быстрее выпьем! Чашу мне, чашу!
– Нет, мы их сюда не пустим! – вскричали девушки, – ни за что! Мы намереваемся плясать сами!
Но воины уже стали наполнять чаши, вручив одну из них Калокиру. Воспользовавшись сумятицей, Букефал смог вырваться от Талута. Он подбежал к патрикию, чтобы тот его не давал в обиду. Сопровождаемый Букефалом, патрикий с чашей в руке подошёл к Рагдаю. Рагдай вскочил с царского престола, и два приятеля обнялись, будто между ними не было утром никакой ругани. После этого они выпили и уселись на трон бок о бок. Трон был широк, хватило бы места и для троих. Тысяцкий Мстислав произносил тост. Он предложил выпить за всё хорошее, и чтоб девки опять не передрались. Его не смущало то, что многие давно выпили, а Талут рассказывал сказку о соблазнении им боярыни Светозары. Все, как обычно, подняли его на смех.
– Он что, с ней правда знаком? – спросил Иоанн Рагдая.
– Да, – сказал тот, – ведь мы с ним два раза бывали в Новгороде.
– Ах, точно! Ратмир ведь мне говорил, что с вами там был Талут! Извини, Рагдай.
– Ничего. Я слышал, и у тебя не всё хорошо?
– Да, могло быть лучше. Рагнар с тобой поделился этим?
– Рагнар. Но не беспокойся, Талуту он не рассказывал ничего.
– Большое спасибо ему за это.
Поднялся, чтоб сказать тост, тысяцкий Стемид. Было ему двадцать четыре года. Но и его особо никто не слушал – очень уж лихо Талут закрутил историю. Все над ним хохотали почти до слёз. Когда осушили чаши, Вадим – помощник патрикия Иоанна во всех болгарских делах, спросил у Талута:
– Слушай, Талут, неужто одну только Светозару успел ты окрутить в Новгороде? Ведь там богатых красавиц – как звёзд на небе! Разве тебе ни одна из них не понравилась? Или ты не хотел боярыню свою злить?
– Конечно! – вскричал Талут, – она ведь ревнивая!
И он тут же сочными красками расписал драку Светозары с тремя другими красотками, каковая драка, ясное дело, случилась из-за него. Слушатели снова пришли в восторг. Рагдай, между тем, рассказывал Калокиру:
– На второй раз из Новгорода мы с ним поехали в Краков. Этот дурак всё хотел поступить на службу к польскому королю. Ничего не вышло. Мы перезимовали под Краковом. Талут жил в каком-то монастыре, набрехав с три короба про своё великое христианство, а я – у одной вдовы. Весной мы отправились в Херсонес.
– Опять в Херсонес? Зачем?
– Целая история! Хват водил нас там в гости к своим двоюродным сёстрам. Они живут около базилики с белой статуей. Ну, ты знаешь! И так мы с ними сдружились, что через год нам стало без них тоскливо. Но мы проехали полпути. Сразу за Днепром случилась беда.
– Какая ещё беда?
– Беда там всегда одна – печенеги. На нас напала целая сотня! Кони под нами были усталые после долгой дороги. Вместе с другими пленниками погнали нас печенеги в рабство. Сбежать от них получилось только через два месяца, около Средиземного моря. Решили мы до тебя добраться. Вот потихоньку и добрались.
– Отлично, – кивнул патрикий. Он наблюдал за Талутом. И неспроста. Талут начинал вести себя странно. После ещё одной чаши ему перестало нравиться, что пятьсот человек над ним угорают. И он вскочил, чтобы отдубасить насмешников и отшлёпать насмешниц. Они его разозлили. Так как насмешницы преимущественно крутились возле Рагнара, Талут сцепился именно с ним. Девушки, конечно, подняли визг, но больше притворный – им было весело наблюдать, как Рагнар швыряет Талута на пол, а тот всё не унимается. Но друзьям обоих дерущихся не хотелось обильной крови. Человек двадцать бросились разнимать. Разняли с трудом, поскольку Рагнар был в бешенстве, а Талут и подавно. Но их немедленно отпустили. Всем стало вдруг не до глупостей, потому что вошли гречанки. Их было семь. Они снисходительно улыбались. Костюмы этих заморских девушек состояли из шаровар и коротких блузок. Были видны голые пупки. Эту красоту привели из трапезной залы Сфенкал, известный стрелок Малёк и ещё полсотни развеселившихся пьяниц. Но притащить с собой музыкантов они, увы, не смогли. Те перепились и уснули. К счастью, Малёк держал в руке лютню. Он отдал её Рагнару.
– Нам больше нечего делать здесь, – с гордыми усмешками заявили дамы, которые развлекали воинов в Тронной зале. И они тотчас переместились в другую, чтоб развлекать их товарищей. Таким образом, появились места для тех, кто пришёл. Все, кроме гречанок, заняли их. Рагнар заиграл. Танцовщицы очень даже неплохо затанцевали. Пустился в пляс и Талут. Его усадили сразу. Пришла Марьяна. Она направилась к Иоанну. Рагдай по знаку патрикия крепко взял её за руки.
– До свидания, дорогие мои друзья, – сказал Иоанн, спрыгивая с трона, – я ухожу.
Это было сказано для Рагдая с Марьяной, занятых дракой. Все остальные в тот миг вряд ли бы услышали даже голос арахангела Михаила – так они были впечатлены искусством танцовщиц. Рагдай, быстро положив взбесившуюся прислужницу лицом в пол, сдавил её шею возле ушей двумя пальцами и взглянул на друга.
– Куда уходишь?
– Надо бы извиниться перед царём. Всё-таки он царь, а мы – его гости.
И Калокир действительно устремился осуществлять задуманное. Он был не очень-то пьян и осознавал, что делает. Тем не менее, отыскать царскую семью ему удалось не сразу. Борис, его брат Роман и их сёстры вместе со слугами спрятались в самой дальней коморке своих покоев. Они молились, встав на колени перед старинным образом Богородицы с Иисусом. Рядом с царевнами бились лбами об пол несколько монахинь. Всем этим людям могло бы быть не так страшно, если бы не стоял над ними митрополит. Он нёс невесть что, при этом ещё и звенел кадилом. Девушки плакали. Они