вонючую сажу, бегут как сумасшедшие во всех направлениях, чтобы доставить административный персонал. Если вы не будете обращать внимания, если будете стоять разинув рот и не уступать дорогу, шофер обязательно собьет вас с ног, возможно, он раздавит вас насмерть, как бесполезное существо, и поспешит дальше с руганью».Когда заканчивается рабочий день и рабов выпускают, «Мимо них спешат многочисленные моторы, развозящие по домам довольных и сытых начальников».
Фермер Мерфи наблюдал, как женщины, в чьи обязанности входило подметать снег с трамвайных путей, возмущались тем, что им приходилось уступать дорогу проезжающим автомобилям, которые предпочитали расчищенные пути заснеженным улицам. «Часто случалось, что, когда одной из них приходилось неохотно сходить с рельсов, чтобы объехать нашу машину, она плевала в нас, когда мы проезжали мимо».
Неделей ранее он размышлял в частном письме о том, что новый правящий класс России ведет себя во многом как старый режим, «подражая манерам и поступкам старых привилегированных классов, насколько это возможно. Советские автомобили с визгом несутся по улицам, нагло не обращая внимания на пешеходов, комиссары устраивают дорогие вечеринки для своих друзей в кабаре или званые ужины с винами, взятыми из подвалов Кремля, их женщины посещают театры и оперу, закутанные в соболей, которые их бывшим владельцам приходилось продавать на еду. Скоро все будет по-старому. «На основании таких свидетельств многие посторонние люди пришли к выводу, что НЭП означал смерть коммунизма в России.
Когда историк АРА Томас Дикинсон вернулся в Штаты в начале 1922 года, он написал серию из пятнадцати газетных статей для New York Herald Tribune. Как и их автор, они были язвительными антибольшевиками. Его первыми впечатлениями от Москвы в сентябре 1921 года были «автомобили, движущиеся обычно на очень большой скорости, разбрызгивающие грязную воду по толпе». К ним относится машина комиссара, «быстро проносящаяся по переполненным улицам, непрерывно завывая сиреной, со скоростью сорок миль в час по направлению к Кремлю».
Американцы, казалось, были удивлены тем, что в остальном неповоротливые русские предпочли кататься по Москве на таких высоких скоростях, и еще больше были поражены тем, что автомобили смогли совершить этот подвиг по убогим улицам города. Чтобы проиллюстрировать эту мысль, Дикинсон сажает нас за руль:
Мы едем в дребезжащем автомобиле без фар, электрические лампочки исчезли некоторое время назад. Водитель избегает столкновения за счет рева двигателя и пронзительных свистков в темноте. Мостовая, всегда выложенная грубым булыжником, теперь разбита в огромные ямы шириной в несколько футов и глубиной около фута. Они полны воды. Над городом стоит туман. Но темнота и туман не снижают скорость автомобиля.
Скорость превыше всего, пока— «Долгий свисток, скрежет сцепленных передач. Женщина с тяжелым свертком через плечо прыгает в одном направлении; девочка, несущая бревно размером с нее саму, роняет его в грязь и спешит к обочине дороги. Они спасены для радости еще одного дня в большевистской Москве».
Дикинсон интерпретировал уязвимость московского пешехода в контексте того, что, по его мнению, низко ценилось человеческой жизнью в советской России. Эдвин Вейл видел это точно так же: «Жизнь здесь дешевая, о чем свидетельствует то, как небрежно все водят машину. Очевидно, что правил дорожного движения не существует, и вы каждую минуту думаете, что какой-нибудь бедняга, который недостаточно быстр, будет пойман. Было бы милосердно, если бы кто-нибудь из бедных попрошаек был убит, но не таким образом».
Любопытно, что есть лишь несколько сообщений из первых рук от сотрудников АРА об автомобильных авариях с участием пешеходов, хотя журналист Маккаллах говорит, что таких аварий было «бесчисленное множество». «Я никогда не видел так много безногих людей, особенно молодых парней и девушек, и неосторожное вождение в значительной степени является причиной этого состояния».
Тяжелое положение московского пешехода не улучшилось в 1920-е годы из-за сдерживающего влияния НЭПа. Сатирики Ильф и Петров начали свою классическую сатиру на нэповскую Россию 1931 года «Золотой теленок» с запоминающегося описания опасностей московских улиц. Вступительные слова книги составляют ее первый абзац: «Пешеходов нужно любить». Пока что «В нашей огромной стране обычный автомобиль, который пешеходы намеревались использовать в мирных целях, приобрел угрожающий вид братоубийственной ракеты».
В провинциальной России, как говорится, «пешеходов по-прежнему любят и уважают», но в Москве правит автомобилист. Как же так получилось? Авторы напоминают читателю, что «Пешеходы создали мир», документируя великие изобретения в истории, которые они внесли в человечество. «Следует отметить, что автомобиль также был изобретен пешеходами. Но по какой-то причине автомобилисты вскоре забыли об этом. Они начали наезжать на кротких и незлобивых, умных пешеходов. Улицы, построенные пешеходами, перешли в руки автомобилистов. ... В большом городе пешеходы ведут жизнь мучеников, как если бы они находились в гетто с пробками».
Одним из таких мучеников является гипотетический бродяга: «Это турист, который уехал из Владивостока молодым человеком и которого в старости у самых ворот Москвы переедет большой грузовик, номер которого никто не сможет запомнить».
Главной проблемой в 1921 году, особенно в Москве, было отсутствие правил, не говоря уже о регулировании дорожного движения, что привело к анархии на улицах. Билл Кирни, начальник автотранспортного подразделения АРА, осенью 1921 года написал, что «Правила дорожного движения и дорожная дисциплина ничего не значат для русских водителей». Один из его коллег заметил, что АРА была вынуждена действовать «в стране, где практически отсутствуют какие-либо правила дорожного движения, или, если они есть в их книгах, они не соблюдаются».
Эта ситуация начала меняться с возвращением к некоторому подобию закона и порядка при НЭПе, так что к тому времени, когда Том Барринджер прибыл в Москву в первые недели 1922 года, там уже были дорожные полицейские, хотя тот, кого он описывает, носил «шапку из овчины, щеголял саблей, винтовкой и автоматическим пистолетом, чтобы подкреплять свои решения».
К тому времени, когда Барринджер покинул страну, этот «революционный» тип регулировщика дорожного движения уступил место традиционному полицейскому в оливково-серой форме, вооруженному только жетоном. В конце миссии АРА Дюранти сообщил, что в Москву наконец-то вернулся настоящий контроль за дорожным движением. В 1922 году он сам разъезжал по столице на «маленьком Форде модели Т» и из соображений личной безопасности нанял шофера, который был «не слишком русским».
АРА привезла в Советскую Россию свои автомобили. Группа Кэрролла прибыла на Cadillac и Ford camionette. Эти первые американцы сразу поняли, что АРА придется импортировать большой парк автомобилей для выполнения миссии. Потребуется несколько автомобилей, чтобы объехать территорию одной только Москвы. В провинциях автомобили АРА будут иметь решающее значение для обеспечения мобильности американского персонала во время инспекционных поездок по городам и округам. Короче говоря, автомобиль будет жизненно важен для поддержания американского контроля.
В январе 1922 года русское подразделение создало автотранспортное подразделение для обслуживания большого парка прибывающих грузовиков и легковых автомобилей, включая работы по техническому обслуживанию. Кирни, его начальник,