Тут начинается его большое писательство. Всю жизнь Иоанн Шаховской пытался писать стихи, но стихи у него – средние. До большой поэзии он не поднимается, и если сравнить с XIX-м веком, то это где-то на уровне князя Вяземского (конечно, по искусству стихосложения, но не по содержанию, особенно духовному; по духовному содержанию почти весь XIX-й век – несколько инфантилен).
Иоанн Шаховской, как почти никто в русской эмиграции, был чрезвычайно подготовлен к русской революции. То есть, Господь его избрал от утробы матери и провел так, что он не удивился. Как он свидетельствовал на поздних этапах своей жизни, он был “всегда счастлив”. Некоторые малые неудобства он мог ощущать только при своем собственном уклонении от Божьего пути, и он немедленно обретал полное душевное равновесие и тихую радость, как только возвращался на Божию стезю. Про него никогда нельзя сказать, по словам Тихона, что он был “обижен революцией”.
Революция Иоанна Шаховского застала в 15 лет, когда всем подросткам хочется путешествовать; он и отправился путешествовать, отвечая позыву отроческой психофизики.
Иоанн Шаховской 1902 года рождения, то есть всего на три года старше Владимира Набокова, но какая чрезвычайная разница. Надо сказать, что он всё же этого самого поколения, то есть, немного старше его Всеволод Кривошеин, будущий архиепископ Василий, и Софроний Сахаров (будущий сотаинник преподобного Силуана); почти ровесник ему Владимир Набоков и почти ровесник - Владимир Лосский.
В романе “Подросток” Достоевского в эпилоге есть противопоставление “родовых семейств” и “случайных”. Иоанн Шаховской родился в очень родовом семействе, которое чуть было не перешло в разряд случайных; но Господь хранил.
Князья Шаховские происходят от князя Феодора Ярославского и чад его Давида и Константина. Отец его – князь Алексей Николаевич Шаховской; и мать тоже каким-то бочком проходила через два дворянских рода князей Шаховских и Чириковых, но ее девичья фамилия Книна – французская (из каких-то там французских выходцев).
В семье Шаховских было четверо детей, и принадлежали они к Тульским помещикам. Отец безвыездно жил в деревне; уезжал из деревни раз в году – говеть на Новый Афон.
Русское дворянство, особенно родовое, никогда не исповедовалось у приходского священника, так как церковь была закована в государство и по социальной лестнице священник стоял на три ступени ниже, чем родовое дворянство. Поэтому дворянство, как написано в “Обрыве” у Гончарова, не исповедовалось десятилетиями, либо старались ездить в Оптину пустынь, либо, как отец Иоанна Шаховского, ездил на Новый Афон. Новый Афон подчинялся Афону и через него - Константинопольскому Патриархату.
Участие Синода в жизни Шаховских началось тогда, когда произошел разрыв в семье, а именно, их мать решила развестись с отцом и образовать новую семью. Мать Шаховского Анна Леонидовна была моложе своего мужа на 17 лет, но это не являлось причиной, так как у них уже было четверо детей и до этого она своим семейным обязанностям не изменяла. Видимо, всё-таки причиной было то, что она жила мечтой; ей не удалось хватить в полной мере вот такого дворянского раздолья, в смысле балов, вечером, живых картин и так далее. А потом она должна была подчиняться мужу, который зиму и лето жил в деревне и заграницу она могла ездить только лечиться, а в Петербург и в Москву на краткое время для свидания с родственниками.
Муж написал серьезную книгу, посвященную этнографии, сельскому хозяйству, - словом, жизни на земле. Называлась эта книга “Что необходимо знать каждому в России”. Эту книгу он поднес царю и получил за нее монаршею благодарность и звание камергера (камергерами были Вяземский, Тютчев).
Анна Леонидовна рассчитывала на то, что теперь он займет какой-нибудь государственный пост, и они переедут в Петербург, где для нее откроется возможность жить светской жизнью, то есть, вывозить дочерей в свет, на балы и так далее, то есть, по сути дела – суета сует и всяческая суета.
Когда муж отказался и от Петербурга и от государственного поста (его общественное положение было предводитель дворянства), то она объявила, что она уходит. Трудно сказать, может быть, она решила пережить свою не то третью, не то четвертую молодость – ей было уже 42 года. Ее избраннику, соседу помещику Ивану Александровичу Бернгарду, из французских выходцев (то есть, из многочисленных, осевших в России французов в результате войны с Наполеоном), было уже 50 лет.
Анна Леонидовна получила церковный развод от Синода; видимо, ее муж великодушно взял вину на себя, потому что иначе по канонам Церкви ей бы полагалась 7-летняя епитимья. Получив развод, Анна Леонидовна и Иван Александрович венчались в усадебной церкви Ивана Александровича Бернгарда. Кроме четверых детей, никаких приглашенных не было; и как только закончилось венчание, так три девочки разрыдались.
Дети остались с Анной Леонидовной, так как только при условии принятия мужем вины на себя в прелюбодеянии, законом Российской империи она могла их забрать. Во всяком другом случае – дети оставались бы при нем.
Иоанн Шаховской, будучи в эмиграции, найдет книгу отца “Что необходимо знать каждому в России” и переиздаст часть под названием “Что необходимо знать каждому русскому в зарубежье”. Большинство русских людей, оторванных от земли, так мало знало о России, что им необходимо было иметь элементарные сведения.
Летом 1916 года, через два года после развода, “Иван Александрович Бернгард был почти на моих глазах убит террористами (Иоанн Шаховской приехал к матери на каникулы – В.Е.)”. Было дело так. “В один из вечеров после ужина в столовую около веранды, выходящую в парк, где Иван Александрович и мать еще оставались в столовой и дверь в парк была открыта; в столовую вошли два человека и старший держал в руках двухствольное ружье”.
Хозяин встал им навстречу и спросил – что им нужно? Тогда тот старший, ни слова не говоря, направил на него ружье и стал целиться. Тот схватил было его за ружье и за руку – между ними завязалась борьба; мать бросилась в комнату к себе, где у нее был револьвер. Слава Богу, она в комнату попала не сразу и когда она нашла свой пистолет, там раздался выстрел: в плечо вошел весь заряд с грязным пыжом, а убийц след простыл.
Только тогда мать, вооруженная браунингом, стала стрелять в темноту и только тогда опомнившийся пасынок ударил в набат. (Для меня, например, это было лишнее свидетельство петровского разрыва: ведь в доме полно прислуги - и никого нет, как вымерли все. Можно ли представить себе, чтобы в дом Шмелевых в Замоскворечье вошла какая-то парочка и один из них с ружьем?)
Конечно, сам Иоанн Шаховской отнесся (из глубины времени) к этому событию трезво и пишет так:
“Во-первых, всё было поставлено властями, чтобы изловить преступников. Мотивы преступления оставались неясными, но было несомненно, что ограбление не являлось его целью.
Были найдены малограмотные воззвания: беспомощное в языковом и в интеллектуальном отношении, воззвание было составлено от имени каких-то “барократов”. Притом было очевидно, что под словом “барократы” эти люди понимали не пользу бар, но их истребление.
Это было начало уже общероссийского иррационализма. Взвихривался и выползал из России, из ее щелей и ран русских грех (два года идет Первая мировая война – В.Е.); вылезали темные духи, мстившие России за остаток Божьей правды, оставшейся в ней. Россия, жалким остатком своей веры, не могла противостоять этим духам”.
У этих террористов намечен был к убийству член Государственного совета Глебов, и они совершили на него покушение, ранив его и жену; перед этим еще совершили покушение на имение графов Бобринских, но по ошибке убили управляющего. То есть, это были террористы по убеждению.
Русский грех Иоанн Шаховской увидел в миниатюре – будущую гражданскую войну. Он увидел то, к чему ему надо готовиться; и по прошествии времени увидел то, что все выступления Храповицкого – “дайте им оружие, дайте им добровольцев” – это чушь. По-настоящему, только вера могла противостоять этим духам, которых он потом правильно назовет (вслед за Максимилианом Волошиным) – “трихинами”. Но главное то, что Россия “жалким остатком своей веры” заслоном и щитом служить не могла.
В конце концов, этот убийца Окулов был пойман; ему помогал мальчишка лет восемнадцати, а Окулов был исполнителем своих замыслов.
“Полуграмотный, он был проникнут большой силой концентрированной ненависти и иррациональной жаждой убийства. Это было явление той трихины, о которой пророчески сказал Достоевский; трихина ненависти, вскормленная кровью не нужной для народов войны (то есть, первой мировой – В.Е.), выходила из грехов мира и шла на русскую землю.
Окулова застрелили в Тульской тюрьме во время его попытки убийства охранявшего его стражника”.