Читать интересную книгу Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник) - Рафаэль Сабатини

Сделав вид, что ему не известно о письме Бонапарта Лаллеману, Марк-Антуан сообщил послу о приказе генерала.

– Да-да, – откликнулся тот. – Бонапарт мне об этом написал. Его распоряжения несколько запоздали. Эти военные полагают, что без их указаний мы и шагу не можем ступить. Мы уже несколько недель проводим эти замеры.

Марк-Антуан выразил должный интерес:

– И кто именно этим занимается?

– Наша бесценная виконтесса.

– Надеюсь, вы не хотите сказать, что она самолично мерит глубину каналов?

– Что за глупости. Она организует работу. Виконтесса подкупила еще одного голодного барнаботто, мошенника по имени Рокко Терци, а он нанял трех или четырех других сукиных сынов. Они делают замеры по ночам, утром сообщают ему результаты, он же строит по ним графики. Поскольку я этим занимаюсь уже давно, то сам сообщу генералу о результатах.

– Сделайте одолжение, – пожал плечами Марк-Антуан. – Избавите меня от лишних хлопот.

Свои чувства, вызванные сообщением посла, он выразил лишь при встрече с графом Пиццамано. Тот был раздражен беспечностью и равнодушием как правительства, так и населения. Особенно возмущал его дож. На каналах и улочках города можно было слышать сочиненную недавно песенку:

El Doge ManinDal cuor piceninL’é streto de manL’é nato furlan.[221]

Но даже эти куплеты, высмеивающие ничтожный вклад его светлости в фонд обороны и указывающие на его фриулийское происхождение как на причину малодушия и скупости, не могли подвигнуть его на активные действия.

– Стало быть, мои сведения придутся как нельзя кстати. Может, Лодовико Манин наконец осознает всю серьезность французской угрозы, – сказал Марк-Антуан и сообщил графу о производимых замерах глубины каналов.

Известие привело графа в ужас, но одновременно очень взбодрило. Кипя возбуждением, он потащил Марк-Антуана в Ка’ Пезаро к дожу.

У ступеней дворца были пришвартованы две баржи, вестибюль был загроможден ящиками и сундуками. Манин срочно отбывал в свою загородную резиденцию в Пассериано.

Его светлость, в дорожном платье, согласился принять их, но не скрывал недовольства. Они задерживали его отъезд, который и без того затянулся, и дож мог не успеть добраться до Местре засветло. Он выразил надежду, что их новость достаточно важна, чтобы оправдать задержку.

– Судите сами, ваша светлость, – угрюмо ответил граф. – Расскажите ему, Марк.

Выслушав рассказ Марка, дож в отчаянии заломил руки, однако не был склонен придавать сообщению слишком большое значение. Да, конечно, выглядело это угрожающе, он не мог не признать это. Но такими же угрожающими были меры, принимавшиеся Светлейшей республикой. Скорее всего, французы, подобно венецианцам, делали это просто на всякий случай, имея в виду отдаленную перспективу. Об отдаленности этой перспективы говорила и полученная им информация, согласно которой между Францией и Империей вот-вот будет заключен мир. Он положит конец всем этим мучительным проблемам.

– Но пока мир не подписан, – жестко возразил ему Марк-Антуан, – эти мучительные проблемы никуда не исчезнут, и их необходимо решать.

– Необходимо решать? – Дож гневно воззрился на него, оскорбленный тем, что какой-то иностранец смеет говорить таким тоном с правителем Венеции.

– Я говорю от имени британского правительства, как если бы на моем месте был премьер-министр. Моя личность ничего не значит, поэтому ваша светлость простит мне прямоту, к которой меня побуждает долг.

Дож в расстройстве ковылял по комнате.

– Все это так некстати, – причитал он. – Вы сами видите, Франческо, что я уезжаю в Пассериано. Этого требует мое здоровье. Я слишком тучен и не могу переносить здешнюю жару. Я просто пропаду, если останусь в Венеции.

– Если вы уедете, то, возможно, пропадет Венеция, – отозвался граф.

– И вы туда же! Все приписывают исключительную важность всему, кроме того, что касается лично меня. Господи! Можно подумать, что дож – это не человек из плоти и крови. Но всякому терпению есть предел. Я плохо себя чувствую, говорю вам! И невзирая на это должен оставаться в этой удушающей атмосфере, чтобы разбираться в нелепых слухах, которые вы приносите мне, как и все прочие!

– Это не слухи, ваша светлость, – сказал Марк-Антуан. – Это факт, и это может иметь самые серьезные последствия.

Дож перестал бесцельно и нервно метаться по комнате и остановился перед посетителями, уперев руки в боки.

– А как, собственно говоря, могу я быть уверен, что это факт? У вас есть какое-нибудь подтверждение этой неправдоподобной истории? Ибо она неправдоподобна. Крайне неправдоподобна! В конце концов, эта война не касается Венеции. Франция воюет с Империей. Военные действия, которые здесь ведутся, – просто обманная операция, с помощью которой Франция хочет отвлечь вражеские силы, противостоящие ей на Рейне. Если бы все об этом помнили, было бы меньше паникерских выступлений, меньше воплей о необходимости вооружаться. Именно они и навлекут на нас беду. Эти действия могут расценить как провокационные, и тогда они приведут к той катастрофе, которую, по мнению глупцов, должны предотвратить.

Бесполезно спорить с упрямством, которое настолько укоренилось, что буквально во всем находит себе оправдание. Марк-Антуан перешел к конкретным деталям:

– Ваша светлость просили подтверждения. Вы можете найти его у Рокко Терци.

Но это лишь спровоцировало еще более глубокое возмущение.

– Так, значит, вы пришли ко мне с конкретным обвинением? Уж вы-то, Франческо, должны понимать, что к чему, и обращаться с этим не ко мне, а к государственным инквизиторам. Если вы нашли подтверждение своей невероятной истории, то при чем тут я? Предъявите доказательства инквизиторам, Франческо, не теряйте времени!

Таким образом, дож наконец избавился от них и мог заняться тем, что заботило его больше всего, – сборами в дорогу.

Граф, подавленный и преисполненный презрения, проводил Марк-Антуана во Дворец дожей. Они нашли секретаря инквизиции в его кабинете, и граф по просьбе Марк-Антуана, не желавшего слишком открыто фигурировать в этом деле, изложил суть обвинения против Рокко Терци.

Глубокой ночью капитан уголовной юстиции мессер Гранде в сопровождении десятка подчиненных разбудил Рокко Терци, почивавшего в своем доме у Сан-Моизе в такой роскошной обстановке, которая сама по себе могла навести на подозрения. Проворный Кристофоли, доверенное лицо тайного трибунала, произвел тщательный обыск и нашел среди бумаг арестованного схемы каналов с указанием их глубины, работу над которыми Терци уже завершал.

Два дня спустя брат Рокко, узнав о его аресте, пришел в канцелярию инквизиции и спросил, что он мог бы передать заключенному.