Читать интересную книгу Исповедь гипнотезера - Владимир Леви

А вот это запомнил сам: когда Лапотков меня разбудил и спросил: «Как вас зовут? — я сказал с полным убеждением: «Сергей Неронович Гулливер» (а я Сергей Петрович Конягин), и не мог долго понять, почему все мои лилипуты вдруг жутко выросли и так страшно смеются.

Решил больше не поддаваться. Попросил Николая, напарника моего, щипать меня и толкать в следующий раз, если потянет в сон. И действительно, на четвертом сеансе опять куда-то поплыл, еще до начала счета. Только при одном взгляде на этого Лапоткова уже глаза заволакивает, особое у него лицо, хотя вроде бы неприметное… Уже почти отключился, тут Николай мне изо всех сил начал уши крутить и тереть, как пьяному. Оклемался. А Николай сам застывать начал, как свечной воск, минуты через две, я его тоже едва открутил. На пятом сеансе держались за руки, слегка выпив для поднятия духа, щипали друг друга, продержались нормально.

После этих сеансов я так и хожу у нас в общежитии под прозвищем «Сергей Неронович Гулливер». Отшучиваюсь: «Смотрите у меня, кариатиды поотрубаю».

Вам все это наверняка мало интересно — наэкспери-ментировались, навидались и не такого. А вот я просто заболел, заболел гипнозом. Не в смысле плохого самочувствия, нет, все нормально, работаю, учусь в заочном политехническом, собираюсь жениться. Но гипноз стал просто какой-то навязчивой идеей, дни и ночи думаю, не могу успокоиться, забросил даже любимую гитару… Вошло в голову, что я должен сам овладеть гипнозом. Во что бы то ни стало! До такой степени, как этот Лапотков, и даже сильнее! — чтобы всякого мог погрузить в гипноз не только по его желанию, но и против воли. Вот так!..

Кстати, потом мы узнали, что Лапотков этот не психолог, как себя называл, а то ли разжалованный тренер, то ли сокращенный актер. И будто его несколько раз выволакивали вдребезину пьяным из ресторана нашего райцентра, а потом посадили. Но может быть, это просто сплетни.

Уже больше года я занимаюсь гипнозом сам, ищу литературу, изучаю… Почти каждый день провожу хоть какой-нибудь опыт над кем-то из окружающих или над собой. Стою, например, у стены, смотрю в точку, пока не начинаю непроизвольно падать назад — одно из моих упражнений, придумал сам… Просто не в своей тарелке себя чувствую, если не поработаю.

Первое время ничего не получалось. Усаживал, укладывал моих испытуемых — ребят с работы, из общежития, из соседних дворов — так и эдак, ходил вокруг, делал пассы, гладил, бубнил, считал, приказывал, глядя в глаза, и прочее — никакого толку, одно ржанье — все начинали ржать, и я вместе со всеми.

А потом вдруг прорвалось. Начало получаться!

(Подчеркнуто Лялиным. Подколотая заметка. — Вот, вот… «получиться» у самодеятельника может и сразу — как выигрыш в лотерее, — а может лишь после изрядного числа неудачных проб. Но если упрям, получится наконец обязательно: сработает простая статистика, как на рынке: и самый залежалый товарец у захудаленького продавца кто-нибудь да возьмет. При гипнозе удачи и неудачи оказывают удвоенное психологическое влияние: и на «субъекта», и на «объекты». Когда косяком неудачи, из круга «неверие-самоневерие» выбраться нелегко. Зато ежели вдруг «прорвется» — попробуй останови! В этот миг, обалдев от восторга, доморощенный гипнотизер или экстрасенс полагает, что вот — «открыл, наконец, свой дар», не подозревая, что всего-навсего вытянул долго не попадавшийся счастливый билетик.)

…В первый раз испугался ужасно: вижу во время счета, что у одного из моих подопытных глаза начинают мутнеть, лицо разглаживается, веки опускаются… Едва досчитал, сразу же даю команду: «Проснуться» — а он не просыпается! Не шевелится! Меняю внушение: «Проснешься при окончании счета в обратном порядке и хлопке в ладоши». Проснулся, но глаза еще минут пять были мутными…

В другой раз после рабочего дня посадил троих наших ребят на бетонную плиту, с упором ног в землю и встал напротив. Приказал смотреть мне в переносье не отрываясь. Начал внушать жестким голосом: «Сейчас тела ваши будут тяжелеть. Ноги будут врастать в землю. Как корни, врастать в землю… Вы одеревенеете, одеревенеете… Вы не сможете оторвать ноги от земли. Ноги врастают в землю…»

Закончил внушение. Велел попробовать подняться. Двое поднялись, один легко, другой тяжело. А третий не может. Сидит, как прикованный. Продолжает на меня смотреть, не отрываясь. Я ему: «Ну все, хватит.

Теперь вставай. Все, конец». — А он все сидит. Пытаюсь поднять… Действительно, будто в землю врос! Невозможно оторвать, свинцовая тяжесть. Глаза стеклянные… Втроем подняли его с ребятами — начали расталкивать, тормошить. А он не реагирует, как вкопанный стоит. — «Витька, ты что?» — Ни звука. — «Кончай прикидываться». — Молчит. — «Ну, давай поговорим. Ты что сейчас чувствуешь?» — Молчит, только пытается промычать что-то. Речь отнялась. Целый час так простоял, крутились мы вокруг, так и эдак… Я внушал: «Говори! Можешь говорить!» — никакого толку, ни слова. А ему домой идти, жена ждет, ребенка из садика забирать…

И тут осенило, вспомнилось: надо же его снова усыпить, как делал и Лапотков, меняя программы внушений, сперва опять усыпить!..

Посадил, дал команду «Закрыть глаза, спать. Спать спокойно. Спать глубоко, спокойно…» Смотрю — задышал ровнее, порозовел. Внушаю: «Сейчас сможешь легко говорить. Отвечай мне, как себя чувствуешь?» — «Нормально». — Тут ребята вздохнули, а с меня градом пот… — «Теперь на счет десять проснешься. Говорить будешь легко». Проснулся. Речь нормальная. О том, что с ним было, не помнит. Сколько времени прошло, не имеет понятия. Втроем домой проводили. Ничего не сказали…

После этого случая с месяц ни над кем никаких экспериментов не проводил, зарекся. А потом опять потянуло, не смог себя превозмочь. Да и просили ребята — показать чудеса. Уже поняли: что-то есть и во мне… Старался поосторожнее. Кое-что прочитал, кое-что понял… Знаю, что не имею никакого права экспериментировать над людьми, но это сильнее меня. Я должен превзойти Лапоткова!..

Однажды вечером у небольшого пруда за стройплощадкой собралось нас семеро, в том числе две девчонки, Люся и Вера, отделочницы, и одна женщина постарше, Анна Ивановна, бетонщица. Две бутылки имелось. Развели костерок, хотели уже начать обычное, как вдруг Вера мне: «Ты бы, Нероныч, бутьшку заколдовал сперва». Николай: «Чтоб не горькая была». — «Нет. Чтоб не пить. А то все одно… Нероныч может и без вина опьянить». Анна Ивановна: «Да уж Гулливер наш колдуном заделался, это точно». Я: «Без вина напоить могу. А куда его девать потом?» Люся: «В землю закопаем до праздников». Николай: «За нами не пропадет».

Сажаю их в круг. Смеркается. Небо чистое. Беру из костра обугленную палочку. Поднимаю вверх. Приказываю неотрывно смотреть. Слушать внимательно… Начинаю счет…

И тут вдруг что-то со мной случилось.

Почувствовал, что тело мое потеряло вес и, как бы приподнявшись над землей, начинает медленно покачиваться, совершать странно знакомые движения руками, ногами, шеей… Будто танец какой-то… А вместо обычных слов — другие начали вырываться, непонятные, но знакомые. Помню отчетливо, как ребята тоже начали в такт мне покачиваться и что-то произносить. Ритм стал убыстряться, каким-то жестом я поднял их, пошли вокруг костра, быстрее, быстрее — пляска и какая-то песня или заклинание, что ли, с совершенно особенным, непередаваемым ощущением… Не переставая двигаться, подкладывали дрова в костер, обменивались жестами, восклицаниями, ели в движении… Вдруг Николай хватает лопатку, встает на четвереньки и быстро-быстро начинает копать. Хвать бутылки — и в яму, забросал землей, завалил камнем. А глаза сверкают, как угли…

(Запись Лялина на полях. — Пробуждение унаследованного магического архетипа, состояние первобытности, шаманское действо.)

…Очнулись все разом после какого-то единого звука: «А-ха-ва-а-а-ах!..»

Друг на друга смотрим обалдело. Потом в хохот — все разом, и ну рассказывать наперебой, кто что пережил. У всех и разное, и одно… Николай сказал, что был негром африканского племени, у которого бог леопард, и плясал пляску леопарда, а закопанные бутылки — черепа двух казненных колдунов. Анна Ивановна была маленькой девочкой. В своей родной деревеньке под Костромой собирала землянику, грибы, козу домой загоняла. Люська была русалкой, Верка — лебедем…

А про меня все дружно сказали, что как только я встал напротив них, так начал светиться каким-то голубоватым светом: над головой и от рук вроде сияния, потом прибавилось золотистого. Вот в этот миг в них и вспыхнуло…

Подобное больше не удавалось.

Удается, правда, другое. Уже у троих ребят из нашего общежития снял тягу к куреву. Одного парня из моей бригады, вот этого самого Витю, освободил сразу и от головных болей, и от пьянки. Очень сильно он поддавал, уже выгонять собирались. (Сам после тех сеансов не пью, но курить продолжаю.) У одной женщины из поселка снял страх. (На нее напали вечером хулиганы, не могла после этого выходить из дома. Собирались уже в психиатрию класть.) Ребятишкам-подросткам, над которыми издеваются, внушаю смелость, уверенность в своей силе. И представляете — один такой мой «пациент», Санька, хилый и вялый парнишка, «козел отпущения», после третьего сеанса пошел в секцию самбо. Теперь его побаивается и шпана.