- Ха-ха-ха! Забавная шутка. Пожалуй, я не отправлю тебя в столицу, а сделаю своим шутом - больше проку.
Эрвин прыснул.
- Над чем смеешься?! - Рихард побагровел.
- Ты уже слушаешься меня, хотя сам того не замечаешь. Сделаешь шутом, да? Говорят, хороший шут всегда умнее правителя.
Рихард ударил его деревянным мечом по лицу. Соленая кровь хлынула в рот... но боль почему-то отдалась в груди, под левой ключицей.
- Что ты здесь делаешь, Рихард? - спросил Эрвин, сплевывая красную слюну. - Ко мне приходят друзья, а ты никогда к ним не принадлежал.
- Я - твой брат, - пожал плечами тот.
- К тому же, ты мертв, - добавил Эрвин. - Иона, Нексия, Уильям Дейви - все живы, к моей огромной радости. А ты - на Звезде.
- Ты тоже, - ответил Рихард, превращаясь в туман. - Еще нет, но скоро.
Перед глазами бревна крыши, лоснящиеся от мха. Клап-клап-клап! - сочится вода. Сырой сумрак, мерзкий смрад. Кислый запах плесени, к которому добавилось что-то еще. Нечто новое, прежде его не было. И боль в ране стала иной - более напряженной, натянутой. Эрвин уже больше суток не смазывал рану. Было лень двигаться, да и бессмысленно: рана начала рубцеваться, снадобье не попадало внутрь.
Нужно поглядеть на нее, - подумал Эрвин. Зачем?.. Что изменится?.. Так приятно лежать, не шевелясь. Но нужно. Тревожное чувство закралось в сердце и не даст успокоится, пока не взгляну.
Он заорал, когда поднял ткань, присохшую к ране. Запах усилился и стал тошнотворным. Грудь покрылась опухолью - багровой и тугой, как мяч. Разрез почти зарубцевался, осталась крохотная ранка, из которой сочился гной. Прикосновение огрызнулось яростной болью. Прежде, чем отдернуть палец, Эрвин успел ощутить жаркую, раскаленную плоть. Лекарь сказал бы... Любой лекарь сказал бы: рана загноилась. Расстояние от этого мига до смерти составляет меньше двух суток.
Наверное, следовало испугаться. Ведь именно это делают люди, узнав, что умирают? Орут в отчаянии: "Нет! За что? Почему?! Я слишком молод!.." Свирепеют, лупят кулаками в стены. Пытаются торговаться с богами: "Пощадите меня, а я... буду жить по заветам, раздавать подаяние, жаловать и миловать, молиться каждый день. Я все, что угодно буду, только пощадите!" Рыдают от бессилия, не получив ответа...
Эрвину не хотелось ни рыдать, ни бить кулаками. Толстое покрывало апатии укутывало его, все чувства слышались глухо, будто сквозь войлок. Тихий отзвук страха, шепоток горечи, эхо обиды. Капает вода: клап-клап-клап. Журчит, стекаясь в лужицы.
Лень. Бессильная тоска.
Я умру. И что?.. Что с этим сделаешь? Все мази испробованы - не помогли. Молитва?.. Когда это боги ее слышали?.. Горячее вино в рану? Нет ни огня, ни вина. Да и поздно: это следовало делать в первые часы после ранения. Нужно бороться, - сказал кто-то внутри него. Голос неразборчив из-за войлока. Эрвин только усмехнулся. С кем бороться? Как?..
Ни страха, ни отчаяния. Сырой сумрак. Лень. Даже умирать - и то лень. Наверное, перед самым краем станет хуже: больнее, страшнее. Не чувствовать бы этого. Закрыть бы глаза - и все позабыть. Уснуть...
Отсутствие страха - вот что было страшно. Даже - жутко, до снега в жилах. Почему я не боюсь? Я - труп? Я уже умер?! Нет, быть не может, это - не Звезда! Сырость, мох, капли, бревна... Хочу увидеть небо. Хочу понять, что пока еще жив.
Эрвин сполз с лежанки, на четвереньках добрался до входа. Цепляясь за стену, попытался подняться. Упал. Откинул щит, закрывавший вход, выполз на улицу. Там шел дождь - полнокровный и страстный ливень. Бил тугими струями, шумел листвой, вспыхивал молниями. Весь мир наполнялся его свежей силой. Чудесная прохлада разлилась по телу, притупила боль в груди. Всю жизнь, сколько себя помнил, Эрвин обожал такие дожди. Даже сейчас в сердце мелькнул лучик радости. Определенно, я еще жив... и попытаюсь продлить это.
Эрвин вернулся и взял нож, миску, кисточку. Заставил себя подняться на ноги, используя арбалет для опоры. Поковылял на улицу, под ливень. Шагах в двадцати от землянки - Эрвин помнил - росла трава. Когда-то Кид показал ее, даже заставил попробовать на вкус. "Это яд, мой лорд. Но он спасает от гнилой крови". Упираясь арбалетом в землю, словно тростью, Эрвин побрел туда. Хорошо, что шел дождь: он давал сил.
Среди кустиков травы Эрвин сел, срезал ножом пучок. Большой ли? Маленький ли? Сколько нужно, чтобы убить болезнь и не умереть самому? Животные едят траву и как-то угадывают дозу... Гнилая кровь не оставляет шансов - это верная смерть. Сок змей-травы может убить, но может и спасти. Есть надежда, а значит, нужно попытаться.
Эрвин бросил пучок в миску, растолок рукоятью кинжала. Белый сок, выступивший из стеблей, смешался с дождевой водою. В миске набралось несколько глотков раствора. Эрвин понюхал - почти без запаха. Тронул языком - горечь. Поболтал - жидкость разошлась по миске маслянистыми разводами. Что бы еще сделать, чтобы отсрочить момент? Приложить к миске ухо? Поговорить с нею?.. Давай уже!
Он влил жидкость в рот и залпом проглотил. Внутренности полыхнули пламенем. Ого! Как будто выпил пинту орджа одним глотком! Такая редкостная дрянь, что просто обязана помочь! Или убить - тут два варианта.
Эрвин выбросил из миски жмых, сполоснул и подставил под дождь. Не дождавшись, пока наполнится, выпил. Рядом росло дерево, он прислонился к стволу спиной. В желудке пожар, зато снаружи - прохлада, чудесные струи дождя. Эрвин прикрыл глаза и спросил:
- Светлая Агата, скажи, что у меня есть надежда?
В темноте опущенных век он увидел белокурую женщину, столь памятную по сотням икон. Она долго смотрела на него сверху вниз своими серо-стальными глазами. Агата стояла, он сидел у ее ног. Она медленно покачала головой.
- Трава не поможет?.. Кид соврал? Или я выпил слишком много?
Святая молчала. Видимо, ему следовало понять самому.
Что он слышал о ранениях в Университете и в госпитале Первой Зимы? Если рана гноится, значит, в ней поселилась хворь. Вместе с гнилой кровью, хворь растекается по телу. Когда добирается до сердца, человек погибает. Если рана находится на руке или ноге, то верный способ спасения - отсечь конечность и отделить очаг хвори от тела. С раной на корпусе все сложнее: ее промывают горячим вином и протирают лекарскими снадобьями, чтобы вытравить хворь. Часто это не помогает, гниение возобновляется снова и снова, пока не убьет человека. Иногда удается вымыть хворь, и, очистившись, рана начинает заживать...
Важно вот что. Жилище хвори - рана. Пока она не очищена, не поможет ничто. Выпитый сок убивает хворь, но гниющая рана заново порождает ее.
Он срезал новый пучок, размял и смочил в соке кисточку. Пальцами левой руки попытался раздвинуть края раны. Ах, тьма! Боль едва не ослепила его и выбила из груди дыхание. Но рана не раскрылась, ведь кожа почти зажила. Поверхность зарубцевалась, но внутри, под кожей, живет хворь. Нужно добраться до нее... вопрос только в том, хватит ли духу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});