Читать интересную книгу Будни Севастопольского подполья - Борис Азбукин

…Когда в сумерках Костя добрался до места сбора, среди развалин под единственной уцелевшей стеной дома его уже поджидали Коля и Саня с Мишей Шанько, Петька и его приятель Костя Попандопуло — юркий, с высоко вздернутыми ноздрями мальчишка по кличке Котофей. От нечего делать Петька и Попандопуло отыскали в мусоре толстую проволоку и, пробуя остроту трофейных ножниц, словно лапшу, резали ее на куски. Только здесь, когда Костя подошел к почерневшему от пожара проему окна и огляделся, он по-настоящему оценил Санину сметку.

Шагах в двадцати от развалин проходит шоссе, за ним напротив — высокий глинобитный забор с широкой снарядной пробоиной, а за ним — железнодорожная магистраль. Но главное преимущество — крутой подъем, где товарные поезда, выйдя со станции, не успевают еще взять разгон и движутся со скоростью пешехода. До станции — метров четыреста с гаком, в другую сторону — до тоннеля — и того побольше. Ни один патруль сюда не забредет. Ночью они боятся уходить далеко от станции.

Саня взглянул на светящиеся стрелки часов и сказал:

— Наши вагоны: десятый, одиннадцатый и двенадцатый от паровоза. Первыми поднимаются Костя Белоконь и Петька, за ними Коля с Котофеем, потом я с Шанько. Кузьма нам поможет. Он тут, на подъеме, и в Ушаковой балке обещал поддать пару.

Не прошло и минуты, как все шестеро залегли в кювете с левой стороны главного пути. «Хорошо, что именно с этой — стороны, — подумал Костя. — С той — луна, а здесь будет тень от вагонов, поездная охрана не заметит. И перед тоннелем фонари и охрана на правой стороне».

На станции, как пара волчьих глаз, вспыхнули огоньки, и оттуда донеслись вздохи стоящего под парами локомотива.

По тому, как часто Саня поглядывал на часы, Костя догадался, что он нервничает. Впрочем, и у него самого кровь гулко стучала в ушах. Да и как не волноваться? Груза тонна. Не растерять бы. И как там, в Ушаковой балке? Обидно, если дело вдруг из-за чего-нибудь лопнет.

Саня тихонько толкнул локтем Костю и прошептал:

— Твой батька не подведет?

— Не подведет. Ему не впервой туда ездить.

Отец Кости служил конюхом при городской управе. Вороватое начальство экономило на фураже и потихоньку спекулировало им, а конюха заставляло по ночам выезжать за город косить траву на корм. Узнав днем, для чего нужна подвода, отец Кости запасся ночным пропуском, под вечер запряг пару битюгов, взвалил на бричку ручную тележку, положил косу с граблями и вместе с отцом Коли Михеева, у которого тоже имелся ночной пропуск, поехал на Корабельную сторону.

Со станции донесся протяжный свисток. Звякнули буфера. Поезд тронулся и стал набирать скорость.

— Готовьсь! — скомандовал Саня.

Паровозные фары были погашены. Вместо них впереди светился один маскировочный огонек, который медленно приближался. Поезд, лязгая буферами, натужно взбирался на подъем.

Вот уже мимо прошел паровоз. На площадке переднего вагона в свете луны мелькнул силуэт жандарма и тут же окутался облаком пара, который с шипеньем и свистом вырвался с двух сторон паровоза. Костя начал отсчитывать проползавшие мимо вагоны. Седьмой… восьмой… девятый… Пора!

Одновременно с Петькой он выскочил из кювета и, вспрыгнув на ступеньку вагона, подал ему руку. Дальше действовали, как условились. Костя, ухватившись руками за поручни двери, грудью поддерживал Петьку, а тот резал саперными ножницами проволоку пломбы и откидывал клямку. Паровоз не успел еще нырнуть в тоннель, как оба уже были в вагоне и захлопнули за собой дверь.

От тоннеля до Ушаковой балки минуты четыре хода. Костя посветил электрическим фонариком — все лежало на месте. Отыскав припрятанный мешочек с «пробой», он показал его Петьке.

— Бросай, что полегче — сигареты, табак, а вот это из рук не выпускай, с ним и прыгай. Остальное я сам выброшу и дверь захлопну.

Выйдя из тоннеля, поезд круто завернул вправо и полз по дну глубокой каменной траншеи. От толчка дверь приоткрылась. Показались руины морского госпиталя, замелькали деревья, за ними черным бархатом выстлалась сонная бухта, и вдали в лунном свете четко обозначились белокаменные берега Северной стороны. Костя откинул дверь и, высунув голову, следил за ходом поезда, движение которого замедлилось. Паровоз и передние вагоны вдруг окутались густым облаком.

— Кузьма сигналит. Давай! — скомандовал он.

В каменистый, поросший травою кювет один за другим полетели тюки, ящики, окорока и круги сыра.

За минуту все было кончено. Петька спрыгнул первым. Костя рывком захлопнул дверь, набросил клямку и, соскочив, с разбегу перепрыгнул через кювет и оглянулся. Другие ребята тоже бежали прятаться к груде камней: на задней площадке ехал жандарм.

Поезд ускорял бег под уклон. Чаще и громче лязгали буфера. Вот и последний вагон мигнул красным зрачком фонаря и вместе с замирающим стуком колес растаял вдали.

Ребята бросились подбирать груз и перетаскивать его на другую сторону полотна, в заросли дерезы и боярышника, где на тропе их уже поджидали Александр, Николай Андреевич Михеев и Ваня с Максимом.

— Ловко сработали, — похвалил Ревякин. — Теперь тащите за нами, — и он взвалил на плечи мешок с сахарным песком.

Все с поклажей последовали за ним, лишь Саня, Котофей и Петька остались еще подбирать сброшенные грузы.

Согнувшись под кулем риса, Костя, боясь оступиться, спускался по крутой тропе, ища глазами отцовскую подводу. Просторная котловина утопала в голубом сиянии. Впереди и по сторонам — темные пятна деревьев и кустарника, меж ними искрящиеся росою полянки; справа рощица, скрывающая в своей тени разбитую бомбой раковину и подмостки эстрады. Свернув за кусты шиповника, Костя увидел в тени акаций лошадей, впряженных в бричку, а на соседней лужайке отца, сгребавшего скошенную траву. Заметив подходивших, он поспешил к своей бричке укладывать груз.

Возвращаться в город в такой час было рискованно. На каждой улице пришлось бы предъявлять пропуска, и патрули могли заинтересоваться, что лежит на возу, под травой. Поэтому конюх решил пока что отъехать в дальний конец балки, в кустарнике переждать до рассвета, а утром выбраться на шоссе к Малахову кургану и, затерявшись в потоке машин и подвод, въехать в город.

Солдаты восьмого бастиона

I

Смеркалось, когда Александр и Кузьма закончили печатать экстренный выпуск листовки с ночным сообщением Москвы о десанте советских войск под Керчью. Весть эта всполошила и подняла на ноги всех.

Листовки тискали прямо на кухонном столе. В кухне просторней и, главное, легче дышать, чем в подземелье. К тому же там Людвиг настроился на московскую волну, а Лида записывала передачи.

— Где же Максим с Иваном? Надо бы и эти поскорей отправить, — Кузьма кивнул на стопку свежих листовок.

Еще под утро Жора, Женя Захарова и Костя отпечатали триста листовок и унесли с собой, чтобы засветло успеть раздать их связным с дальних окраин. Остальной тираж, предназначенный для центра города и железнодорожной станции, Александр с Кузьмой взяли на себя, пообещав Гузову прислать листовки с Ваней на дом.

С тех пор как стало известно, что соседка Ревякиных Женька Зеленская следит за квартирой Александра, никто к нему без вызова не являлся. Исключение составляли трое: Костя — связной, Гузов — редактор и наборщица Женя Захарова. Эта умная черноглазая девушка с пышной каштановой косой, обернутой венцом вокруг головы, оказалась неутомимой и самозабвенно преданной делу подпольщицей. Она быстро навела порядок в типографии, сама набирала газету и обучала наборному делу Жору, Александра, Кузьму и Костю. Отработав день в управе, Женя забегала домой перекусить, мчалась к Ревякину и здесь, в подземелье, работала всю ночь напролет. Под утро она возвращалась домой и, вздремнув час-другой, шла на работу в управу.

Чтобы к Ревякину поменьше ходило людей, Жора еще месяц назад взял в свои руки распространение газеты и листовок.

Кузьма снял с рамы последний оттиск и снова, в который уж раз, прочитал вслух броский заголовок:

— «Десант под Керчью, бои под Перекопом». Здорово! Ведь это значит — вот-вот наши ворвутся в Крым.

— А мы вроде наблюдателей, — ответил Ревякин.

— То есть как?

— А так. Ты сам видел ночью, как два эшелона с боеприпасами и солдатами были отправлены из Севастополя на Керченский перешеек. Враг подтягивает резервы. А мы? Что делаем мы, чтобы помочь своим?

— А разве это не помощь? — Кузьма потряс листовкой. — Представь, как завтра воспрянет народ, как забурлит Севастополь.

— Это само собой. Но ведь мы-то не только пропагандисты, а и солдаты. Что ж, мы так и будем сидеть в подземелье, как кроты в норе?

Ревякин взял из стопки третью часть листовок и подал Кузьме.

— Это возьмешь с собой на линию. А пока ребята заявятся, давай все уберем.