Читать интересную книгу Дневники Фаулз - Джон Фаулз

29 июня

Брейфилд: радость от тяжелой работы, напряжения и ритма физического труда. Моя задача — управлять лошадью с телегой, проезжая две-три мили по проселочной дороге. Чувствую себя летчиком-испытателем на новом самолете. Кожа на руках у меня нежная. От черенка вил мгновенно образуются волдыри. Вокруг дома множество ласточкиных гнезд — под крышами конюшен, рабочих сараев. Какие это радостные, красивые, блестящие, воспевающие синеву небес создания! Двенадцать голубей выпорхнули из зарослей желто-зеленого клевера и дикой горчицы, их веерообразные черно-белые хвосты и бронзовые спинки смотрятся великолепно. У дороги работник косит траву; в ремне за спиной он держит точильный камень, кожаный ремень специально изготовлен для этой цели. Каждый, кто проходит мимо, говорит что-нибудь про его успехи. Тут очень тесное сообщество. М.Ф. знает, по сути, всех — и взрослых и детей. В Ньютон-Блоссомвиле — название на скорую руку! — теперь на девять жителей больше, чем в Книге первой всеанглийской переписи.

Новой жизни сопутствует множество мелких неприятностей. Волдыри, порезы, синяки. У меня притупилось чувство физического напряжения, медленно текущего времени. Здесь меня все критикуют, каждый по-своему; это критика сельских жителей, они счастливы высказать свое мнение и получают от этого удовольствие. Фрэнк и Джек; один мрачный нытик, вечный жалобщик; другой тоже любит поныть, но делает это с улыбочкой, веселым огоньком в глазах. Они вспоминают старое время, расцвет их молодости. Сегодня произошла катастрофа. Я вывозил за ворота телегу, груженную сеном, и случайно въехал в боярышник — телега накренилась, опрокинулась и сбила с ног Трупера, тащившего воз. Шок, паника. Трупер старается встать на ноги. Я не отхожу. Прибежали остальные. Несколько минут продолжалась безумная возня — пытались отцепить коня от телеги. Клубы пыли и взлетающие в воздух копыта. К счастью, никто не пострадал. Я не получил ни единой царапины. Майкл чуть ли не потешался над этой сценой, он удивительно умеет владеть собой и не теряет присутствия духа, когда встречает препятствия на своем пути.

Длинноногий худой М. — настоящий сгусток энергии. Постоянно что-то делает. Если прекращает свою деятельность в одиннадцать, то возобновляет ее в полшестого утра. Обходит поместье, все осматривает, проверяет, чтобы убедиться, что все в порядке. И так 14–16 часов каждый день. «Я слишком устаю, у меня не остается времени для себя — даже почитать не успеваю, не то что писать».

6 июля

Работа и усталость притупляют все остальное. Замечаешь нечто интересное, какое-то время помнишь, представляешь, как это можно изложить и записать, а потом забываешь. Главное здесь — земля и напряженный труд. Навоз и работа. Неумолимая череда кормлений и возделывания почвы, почти всегда на грани срыва. Есть хорошие минуты. Гусята, глупые и пугливые (ну-ка следуй за вожаком), — у них крошечные крылышки и дрожащие лапки. Гончие, Богиня и Гордон, вечно голодные, грязные, тощие, в постоянном поиске, держатся дружелюбно, но близко не подходят, о дисциплине не имеют ни малейшего представления.

Майкл Фаррер — любопытная смесь интроверта и экстраверта. Он приветлив, вежлив и ласков со всеми, однако ни с кем не хочет близко сходиться, не хочет знать мысли и характеры других людей. Все его старания уходят на решение мелких проблем. У него есть собственный, хорошо разработанный словарь сленга — экстравагантные названия для разных состояний. Так, стужу он именует Генри Чиллингтоном. Меня неизвестно почему зовет Веллингтоном. Кормление свиней у него «операция хрюшкаест» и т. д. Все семейство отличает крайне несентиментальное отношение к жизни. Лишь изредка ледяная корка трещит, и ты видишь под ней настоящего, живого человека. М. каждому говорит почти одно и то же, со всеми обращается с грубовато-снисходительным добродушием. Он не считается с чувствами других людей, но его резкие выпады окутаны таким шармом, что не могут обидеть и не приносят вреда. Он и миссис Ф. беседуют и вежливо обмениваются небольшими подарками; создается впечатление, что оба при этом знают: это одна лишь игра, ничего серьезного. Двойная радость — давать и получать. Констанс часто приписывают чувства, которые редко ее посещают: «Констанс ужасно рада, она шлет свою благодарность…» и т. п. Майкл всегда ее прикрывает.

Констанс беседует преимущественно о лошадях и скачках, часто повторяется и говорит то же самое, слово в слово. Я сижу, улыбаюсь и молчу, чувствуя, как во мне нарастает скука и раздражение. Ненавижу атмосферу соревнований, когда к лошадям и к девушкам-наездницам относятся как к игрушкам. Братство пота и опилок. Мне кажется нелепым вот так сидеть и серьезно обсуждать подобные вещи.

17 июля

Установленный порядок в Брейфилде — тяжелый, притупляющий восприятие. Я всегда так устаю, что пустил все на самотек. Деревенское существование, где недостает мужской силы, слишком напряженное, слишком перегружено работой, чтобы удовлетворить того, кто не является животным в человеческом облике. Ни на что не остается времени. Майкла это не смущает. Похоже, он не нуждается в отдыхе, в смене сельского труда на интеллектуальную или художественную деятельность. Только работа — никаких развлечений. У меня день на день не приходится, но обычно с 7 до 9 утра я кормлю цыплят, телят и гусей; с 10 до 13 заготавливаю сено или окучиваю сахарную свеклу; с 14 до 17 делаю то же самое; с 17.30 до 19 кормлю животных и собираю яйца. Но по непонятным причинам мой рабочий день никогда не заканчивается раньше 21 часа. Однажды я работал с 6 утра до 21 вечера только с двумя перерывами: час на завтрак и полчаса — на чай. Временами от всех этих бесчисленных обязанностей на меня наваливается усталость, и тогда приходится бороться с собой, доказывая, что я могу работать. Однако такая жизнь — великолепное очищение после Оксфорда: тяжелый труд, жизнь на природе, близость к естественному существованию. Смерти и рождения животных, ощущение связи между событиями; факел продолжают нести, невзирая ни на что. Я не мог бы прожить всю жизнь под таким давлением. Существование становится насмешкой. Кто-то делает добровольно то, для чего в противном случае потребовался бы концентрационный лагерь. Но есть и свои награды. Я обожаю управлять трактором. Сам трактор представляется мне большой и дорогой игрушкой.

Особенно запомнились два случая — один приятный, другой ужасный. Последний связан с ягненком, в котором завелись черви, они проели ему весь зад, с легкостью забираясь через его кожу внутрь и вылезая наружу. Это был какой-то кошмар. Мы вымыли ягненка в сильном дезинфицирующем растворе, удалив около кварты червей. Потом я пытался вытащить оставшихся червей из проеденных дыр хирургическими щипцами. Ягненок умер через полчаса после ванны. Бессмысленная жестокость этой жуткой смерти пугает. Какое ужасное, нелепое существование! В другом случае в старом железнодорожном вагоне вдруг обнаружили груду рамок со старыми медовыми сотами, они по-прежнему хранили крепкий, дивный аромат бывшего меда, запах этот — свежий, тонкий, настоянный, медово-восковой, бархатный — был смягчен безветрием и временем. Запах подобен тихой заводи, навевающей тоску о прошлом, полной разного рода воспоминаний — душевных и плотских. Воспоминаний о богатстве и наслаждении, здоровом природном наслаждении, о всеобъемлющем золотом веке. Среди этих воспоминаний и сочные, густые, незабываемые ароматы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});