Он смотрел им вслед. Молодые ребята, у которых все было. Он повернулся и пошел к Милли.
– Передумал?
– Вроде того.
– Жаль. Хотя я рада побыть с тобой наедине несколько минут.
Внезапно Пастернака охватила паника. Тон, которым она сказала «наедине», загонял его в ловушку, обезоруживал. Если он сейчас не встряхнется, все опять закончится ничем. Милли придвинулась ближе.
– Просто мне не очень-то весело, потому что обе девчонки постоянно с твоими друзьями. Они все такие милые и таскают меня за собой, но я не хочу им мешать. Ужас!
Она смотрела на него своими добрыми карими глазами. Он был зажат в угол.
– Так, может, мы с тобой поужинаем вместе сегодня вечером?
Его сердце провалилось в трусы. Пастернака охватило нервное возбуждение, за которым прятался черный удушающий страх. Черт! Черт! Почему он просто не может заставить себя сделать ЭТО!
– А Мэтт?
Милли слегка наклонила голову, просыпая песок сквозь ладонь.
– Конечно. – Она слегка поколебалась. – Но я бы предпочла просто нас с тобой.
Он попытался ободряюще улыбнуться и намекнуть ей, что ясно понял, куда она клонит, и что, поверь мне, детка, мой мотор кипит. Он надеялся, что выглядит клевым и мировым парнем, но чувствовал, что вышло не очень. По галечному пляжу ковыляли, возвращаясь обратно, остальные, хохоча над своим приключением. Добравшись до раскаленного песка, они начали притворно поднимать ноги и запрыгали к спасительным островкам полотенец, комично втянув щеки – будто это могло охладить песок под ногами.
Милли прошептала ему на ухо:
– Как скажешь, дорогой. Я не против Мэтта. Тебе решать. С ним или без него, я буду ждать тебя в баре на утесе в восемь, ладно?
– Конечно. Горю желанием.
Скорее горю желанием сбегать в туалет, подумал он, изо всех сил стараясь контролировать кишечник.
* * *
Поездка в Антекеру ошеломила Шона. Дорога шла вдоль ущелья через горные леса, и ему до боли хотелось быть там, взбираясь все выше и глядя вниз. Однажды он так и сделает. Возможно, завтра. Но, когда его сердце уже было готово выпрыгнуть от невыносимой красоты бескрайних просторов, шеренги елей стали редеть, и дорога начала мягко снижаться. На предгорьях молчаливые скалы и валуны уступили место обожженным глинистым берегам и кустарнику.
На последнем повороте дорога без предупреждения резко нырнула под облака. Последние елочки прильнули к красному глинозему вокруг дороги, которая, сделав петлю, повернула назад, к земле. Внизу раскинулась бесконечная зеленая долина, встречаясь с неряшливой лавой старого русла. И на выцветшем краю неба, едва видный в мареве жаркого дня, мерцал отдаленный откос Антекеры. Шон потерял дар речи. Это действительно было невыносимо прекрасно.
– Пахнет голубым сыром! Она была права. Пока они блуждали по лабиринтам аллей за крепостью Плаза-дель-Кармен, запах не исчез. Он даже усилился, возгоняемый полуденной жарой.
– Господи! – она скривилась.
Он-то надеялся, что эту вонь чувствовал только он, чтобы ничто не мешало Хилари наслаждаться прогулкой. Не получилось. С самого начала он знал, что сегодня она настроена весь день молча страдать, но не ожидал, что повод появится так быстро. Ему не хотелось, чтобы у нее вообще была причины ненавидеть это место. Он остановился, сердитый, усталый и взмокший.
– Слушай, прости. Не надо было мне таскать тебя по этим церквам. Я обещаю, мы не будем торчать здесь весь день, но мне нравятся такие штуки. – Посмотрев прямо ей в глаза, он понизил голос. – Мне они нравится.
Она уронила голову.
– Прости.
Он взял ее руку и попытался улыбнуться ей.
– Не извиняйся. Ты права. Здесь воняет. Это вонючий старый город.
Она не подняла головы. Шон посмотрел по сторонам, отчаянно пытаясь найти компромисс.
– Послушай, почему бы тебе просто не провести час на рынке кож?
Она выглядела озадаченной.
– Помнишь, я тебе рассказывал? Это место известно своими кожаными изделиями. Можешь купить что-нибудь маме. Возможно, ты найдешь там хороший кожаный туфик!
Хилари засмеялась.
– Ты имеешь в виду пуфик? Говори правильно!
– Настоящий испанский пуф! Ей это понравится!
– А кто его потащит?
Его волосы приобрели на солнце слегка золотистый оттенок. Он поскреб ухо под слуховым аппаратом, его глаза ожили.
– Ты выбери, а я понесу!
Она снова глянула под ноги. Что-то он слишком уж старался сделать ей приятное.
– Договорились. Сколько времени у меня есть?
– А сколько тебе нужно?
– Давай так. Помнишь то кафе в сквере? Бар дель-Кармен или кафе дель-Кармен, или еще как-то. Давай встретимся там – во сколько? В два?
– В два.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Она подставила щеку и выжала слабую улыбку.
– Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
– Все нормально.
– Тогда в два.
Он повернулся и мимо киоска с мороженым пошел за уходящей группкой сестер милосердия в белых одеждах и их низеньким священником по узкой Синтра-де-лос-Рохас. Шон был счастлив. Только когда боковая улочка просочилась в маленький садик Плаза-де-лас-Дескальзас, он начал понемногу обращать внимание на работу реставраторов. Затеняя сады, прикрывая милосердным покровом от палящего солнца, стояла древняя терракотовая базилика Сан Хуана. В садах, на скамейках или прямо на траве, сидели студенты и молодые матери, наслаждаясь тенью, жуя bocadillos[9] или облизывая мороженое. Сначала Шон заметил тачки, потом в тени церковной стены увидел пять-шесть лениво болтающих рабочих в комбинезонах.
Остановив проходившую монахиню, он поинтересовался, в основном при помощи жестов, можно ли ему пройти внутрь. Когда наконец она поняла, чего он хочет, ее круглое лицо осветилось улыбкой. Она проводила его до дверей, словно одаряя милостью Господней.
Войдя, он перекрестился и молча встал у дальней стены огромной церкви, медленно изучая фрески, позолоту, витиеватые мозаики и особенно – скульптуры и работу по камню. Он сразу же заметил место, где работали мужчины, отдыхавшие снаружи. По всей стене штукатурка пошла пузырями и начала отваливаться. Эта зона была отделена, чтобы работники могли тщательно отскоблить сгнившее покрытие, предоставив мастерам перейти к восстановлению стены в первозданном виде. Пальцы Шона дрожали от желания быть в команде, чтобы помочь величественному старому зданию снова ожить и задышать. Если работа может приносить удовлетворение, то она должна быть именно такой – тяжелой и кропотливой. Но с правильными людьми и правильной целью эта работа могла быть сделана отлично. Они могли помочь этому зданию прожить еще тысячу лет. Он сел на отполированную деревянную скамейку на западной стороне церкви, просто чтобы немного побыть одному.