XIII.
И долго, будто сквозь тумана,Она глядѣла имъ во слѣдъ....И вотъ одна, одна Татьяна!Увы! подруга столькихъ лѣтъ,Ея голубка молодая,Ея наперстница родная,Судьбою вдаль занесена,Съ ней навсегда разлучена.Какъ тѣнь, она безъ цѣли бродитъ;То смотритъ въ опустѣлый садъ....Нигдѣ, ни въ чемъ ей нѣтъ отрадъ,И облегченья не находитъОна подавленнымъ слезамъ —И сердце рвется пополамъ.
XIV.
И въ одиночествѣ жестокомъСильнѣе страсть ея горитъ,И объ Онѣгинѣ далекомъЕй сердце громче говоритъ.Она его не будетъ видѣть;Она должна въ немъ ненавидѣтьУбійцу брата своего;Поэтъ погибъ... но ужъ егоНикто не помнитъ, ужъ другомуЕго невѣста отдалась.Поэта память пронесласьКакъ дымъ по небу голубому,О немъ два сердца, можетъ быть,Еще грустятъ... На что грустить?
XV.
Былъ вечеръ. Небо меркло. ВодыСтруились тихо. Жукъ жужжалъ.Ужъ расходились хороводы;Ужъ за рѣкой, дымясь, пылалъОгонь рыбачій. Въ полѣ чистомъ,Луны при свѣтѣ серебристомъ,Въ свои мечты погруженаТатьяна долго шла одна.Шла, шла. И вдругъ передъ собоюСъ холма господскій видитъ домъ,Селенье, рощу подъ холмомъИ садъ надъ свѣтлою рѣкою.Она глядитъ — и сердце въ нейЗабилось чаще и сильнѣй.
XVI.
Ее сомнѣнія смущаютъ:«Пойду ль впередъ, пойду ль назадъ?...Его здѣсь нѣтъ. Меня не знаютъ...Взгляну на домъ, на этотъ садъ.»И вотъ съ холма Татьяна сходитъ,Едва дыша; кругомъ обводитъНедоумѣнья полный взоръ....И входитъ на пустынный дворъ.Къ ней, лая, кинулись собаки.На крикъ испуганный еяРебятъ дворовая семьяСбѣжалась шумно. Не безъ дракиМальчишки разогнали псовъ,Взявъ барыню подъ свой покровъ.
XVII.
«Увидѣть барской домъ не льзя ли?»Спросила Таня. ПоскорѣйКъ Анисьѣ дѣти побѣжали,У ней ключи взять отъ сѣней;Анисья тотчасъ къ ней явиласьИ дверь предъ ними отворилась,И Таня входитъ въ домъ пустой,Гдѣ жилъ недавно нашъ герой.Она глядитъ: забытый въ залѣКій на бильярдѣ отдыхалъ,На смятомъ канапе лежалъМанежный хлыстикъ. Таня далѣ;Старушка ей: — «а вотъ каминъ;Здѣсь баринъ сиживалъ одинъ.
XVIII.
«Здѣсь съ нимъ обѣдывалъ зимоюПокойный Ленскій, нашъ сосѣдъ.Сюда пожалуйте, за мною.Вотъ это барскій кабинетъ;Здѣсь почивалъ онъ, кофе кушалъ,Прикащика доклады слушалъИ книжку по утру читалъ....И старый баринъ здѣсь живалъ;Со мной, бывало, въ воскресенье,Здѣсь подъ окномъ, надѣвъ очки,Играть изволилъ въ дурачки.Дай Богъ душѣ его спасенье,А косточкамъ его покойВъ могилѣ, въ мать-землѣ сырой!» —
XIX.
Татьяна взоромъ умиленнымъВокругъ себя на все глядитъ,И все ей кажется безцѣннымъ,Все душу томную живитъПолумучительной отрадой:И столъ съ померкшею лампадой,И груда книгъ, и подъ окномъКровать, покрытая ковромъ,И видъ въ окно сквозь сумракъ лунной,И этотъ блѣдный полусвѣтъ,И Лорда Байрона портретъ,И столбикъ съ куклою чугуннойПодъ шляпой съ пасмурнымъ челомъ,Съ руками, сжатыми крестомъ.
XX.
Татьяна долго въ кельѣ моднойКакъ очарована стоитъ.Но поздно. Вѣтеръ всталъ холодной.Темно въ долинѣ. Роща спитъНадъ отуманенной рѣкою;Луна сокрылась за горою,И пилигримкѣ молодойПора, давно пора домой.И Таня, скрывъ свое волненье,Не безъ того, чтобъ не вздохнуть,Пускается въ обратный путь.Но прежде проситъ позволеньяПустынный за́мокъ навѣщать,Чтобъ книжки здѣсь одной читать.
XXI.
Татьяна съ ключницей простиласьЗа воротами. Черезъ деньУжъ утромъ рано вновь явиласьОна въ оставленную сѣнь,И въ молчаливомъ кабинетѣЗабывъ на время все на свѣтѣ,Осталась наконецъ одна,И долго плакала она.Потомъ за книги принялася.Сперва ей было не до нихъ,Но показался выборъ ихъЕй страненъ. Чтенью предаласяТатьяна жадною душой;И ей открылся міръ иной.
XXII.
Хотя мы знаемъ, что Евгеній,Издавна чтенья разлюбилъ,Однако жъ нѣсколько творенійОнъ изъ опалы исключилъ:Пѣвца Гяура и Жуана,Да съ нимъ еще два-три романа,Въ которыхъ отразился вѣкъ,И современный человѣкъИзображенъ довольно вѣрноСъ его безнравственной душой,Себялюбивой и сухой,Мечтанью преданной безмѣрно,Съ его озлобленнымъ умомъ,Кипящимъ въ дѣйствіи пустомъ.
XXIII.
Хранили многія страницыОтмѣтку рѣзкую ногтей;Глаза внимательной дѣвицыУстремлены на нихъ живѣй.Татьяна видитъ съ трепетаньемъ,Какою мыслью, замѣчаньемъ,Бывалъ Онѣгинъ пораженъ,Въ чемъ молча соглашался онъ.На ихъ поляхъ она встрѣчаетъЧерты его карандаша.Вездѣ Онѣгина душаСебя невольно выражаетъ,То краткимъ словомъ, то крестомъ,То вопросительнымъ крючкомъ.
XXIV.
И начинаетъ понемногуМоя Татьяна пониматьТеперь яснѣе — слава Богу —Того, по комъ она вздыхатьОсуждена судьбою властной:Чудакъ печальный и опасный,Созданье ада иль небесъ,Сей ангелъ, сей надменный бѣсъ,Что жъ онъ? Ужели подражанье,Ничтожный призракъ, иль ещеМосквичъ въ Гарольдовомъ плащѣ,Чужихъ причудъ истолкованье,Словъ модныхъ полный лексиконъ?...Ужъ не пародія ли онъ?
XXV.
Ужель загадку разрѣшила?Ужели
слово найдено?Часы бѣгутъ; она забыла,Что дома ждутъ ее давно,Гдѣ собралися два сосѣдаИ гдѣ объ ней идетъ бесѣда.«Какъ быть? Татьяна не дитя,»Старушка молвила крехтя.«Вѣдь Олинька ея моложе.Пристроить дѣвушку, ей-ей,Пора; а что мнѣ дѣлать съ ней?Всѣмъ наотрѣзъ одно и то же:Нейду. И все груститъ она,Да бродитъ по лѣсамъ одна.
XXVI.
«Не влюблена ль она? Въ кого же?Буяновъ сватался: отказъ.Ивану Пѣтушкову — тоже.Гусаръ Пыхтинъ гостилъ у насъ;Ужъ какъ онъ Танею прельщался,Какъ мелкимъ бѣсомъ разсыпался!Я думала: пойдетъ авось;Куда! и снова дѣло врозь.»— «Что жъ, матушка? за чѣмъ же стало?Въ Москву, на ярмарку невѣстъ!Тамъ, слышно, много праздныхъ мѣстъ.»— «Охъ, мой отецъ! доходу мало.»— «Довольно для одной зимы,Не то ужъ дамъ хоть я въ займы.» —
XXVII.
Старушка очень полюбилаСовѣтъ разумный и благой;Сочлась — и тутъ же положилаВъ Москву отправиться зимой —И Таня слышитъ новость эту.На судъ взыскательному свѣтуПредставить ясныя чертыПровинціяльной простоты,И запоздалые наряды,И запоздалый складъ рѣчей;Московскихъ франтовъ и цирцейПривлечь насмѣшливые взгляды!...О, страхъ! нѣтъ, лучше и вѣрнѣйВъ глуши лѣсовъ остаться ей.
XXVIII.
Вставая съ первыми лучами,Теперь она въ поля спѣшитъИ, умиленными очамиИхъ озирая, говоритъ:«Простите, мирныя долины,И вы, знакомыхъ горъ вершины,И вы, знакомые лѣса!Прости, небесная краса,Прости, веселая природа!Мѣняю милый, тихій свѣтъНа шумъ блистательныхъ суетъ!...Прости жъ и ты, моя свобода!Куда, зачѣмъ стремлюся я?Что мнѣ сулитъ судьба моя?» —
XXIX.
Ея прогулки длятся долѣ.Теперь то холмикъ, то ручейОстановляютъ поневолѣТатьяну прелестью своей.Она, какъ съ давними друзьями,Съ своими рощами, лугамиЕще бѣсѣдовать спѣшитъ,Но лѣто быстрое летитъ,Настала осень золотая.Природа трепетна, блѣдна,Какъ жертва, пышно убрана...Вотъ сѣверъ, тучи нагоняя,Дохнулъ, завылъ — и вотъ самаИдетъ волшебница Зима.
XXX.