XLII.
И шагомъ ѣдетъ въ чистомъ полѣ,Въ мечтанье погрузясь, она;Душа въ ней долго поневолѣСудьбою Ленскаго полна;И мыслитъ: «что-то съ Ольгой стало?Въ ней сердце долго ли страдало,Иль скоро слезъ прошла пора?И гдѣ теперь ея сестра?И гдѣ жъ бѣглецъ людей и свѣта,Красавицъ модныхъ модный врагъ,Гдѣ этотъ пасмурный чудакъ,Убійца юнаго поэта?»Современемъ отчетъ я вамъПодробно обо всемъ отдамъ;
XLIII.
Но не теперь. Хоть я сердечноЛюблю героя моего,Хоть возвращусь къ нему конечно,Но мнѣ теперь не до него.Лѣта къ суровой прозѣ клонятъ,Лѣта шалунью риѳму гонятъ,И я — со вздохомъ признаюсь —За ней лѣнивѣй волочусь.Перу старинной нѣтъ охотыМарать летучіе листы;Другія, хладныя мечты,Другія, строгія заботыИ въ шумѣ свѣта и въ тишиТревожатъ сонъ моей души.
XLIV.
Позналъ я гласъ иныхъ желаній,Позналъ я новую печаль;Для первыхъ нѣтъ мнѣ упованій,А старой мнѣ печали жаль.Мечты, мечты! гдѣ ваша сладость?Гдѣ, вѣчная къ ней риѳма,
младость?Ужель и вправду наконецъУвялъ, увялъ ея вѣнецъ?Ужель и впрямъ и въ самомъ дѣлѣ,Безъ элегическихъ затѣй,Весна моихъ промчалась дней(Что я, шутя, твердилъ доселѣ)?И ей ужель возврата нѣтъ?Ужель мнѣ скоро тридцать лѣтъ?
XLV.
Такъ, полдень мой насталъ, и нужноМнѣ въ томъ сознаться, вижу я.Но, такъ и быть, простимся дружно,О юность легкая моя!Благодарю за наслажденья,За грусть, за милыя мученья,За шумъ, за бури, за пиры,За всѣ, за всѣ твои дары;Благодарю тебя. Тобою,Среди тревогъ и въ тишинѣ,Я насладился... и вполнѣ;Довольно! Съ ясною душоюПускаюсь нынѣ въ новый путьОтъ жизни прошлой отдохнуть.
XLVI.
Дай оглянусь. Простите жъ, сѣни,Гдѣ дни мои текли въ глуши,Исполненны страстей и лѣниИ сновъ задумчивой души.А ты младое вдохновенье,Волнуй мое воображенье,Дремоту сердца оживляй,Въ мой уголъ чаще прилетай,Не дай остыть душѣ поэта,Ожесточиться, очерствѣть,И наконецъ окаменѣтьВъ мертвящемъ упоеньи свѣта,Въ семъ омутѣ, гдѣ съ вами яКупаюсь, милые друзья!40
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Москва, Россіи дочь любима,Гдѣ равную тебѣ сыскать?
Дмитріевъ.
Какъ не любить родной Москвы?
Баратынскій.
Гоненье на Москву! что значитъ видѣть свѣтъ! Гдѣ жъ лучше? Гдѣ насъ нѣтъ.
Грибоѣдовъ.
I.
Гонимы вешними лучами,Съ окрестныхъ горъ уже снѣгаСбѣжали мутными ручьямиНа потопленные луга.Улыбкой ясною природаСквозь сонъ встрѣчаетъ утро года;Синѣя, блещутъ небеса.Еще прозрачные, лѣсаКакъ будто пухомъ зеленѣютъ.Пчела за данью полевойЛетитъ изъ кельи восковой.Долины сохнутъ и пестрѣютъ;Стада шумятъ, и соловейУжъ пѣлъ въ безмолвіи ночей.
II.
Какъ грустно мнѣ твое явленье,Весна, весна! пора любви!Какое темное волненьеВъ моей душѣ, въ моей крови!Съ какимъ тяжелымъ умиленьемъЯ наслаждаюсь дуновеньемъВъ лице мнѣ вѣющей весны,На лонѣ сельской тишины!Или мнѣ чуждо наслажденье,И все, что радуетъ, живитъ,Все, что ликуетъ и блеститъ,Наводитъ скуку и томленьеНа душу мертвую давно,И все ей кажется темно?
III.
Или, не радуясь возвратуПогибшихъ осенью листовъ,Мы помнимъ горькую утрату,Внимая новый шумъ лѣсовъ;Или, съ природой оживленнойСближаемъ думою смущеннойМы увяданье нашихъ лѣтъ,Которымъ возрожденья нѣтъ?Быть можетъ, въ мысли намъ приходитъСредь поэтическаго снаИная, старая весна,И въ трепетъ сердце намъ приводитъМечтой о дальней сторонѣ,О чудной ночи, о лунѣ.....
IV.
Вотъ время: добрые лѣнивцы,Эпикурейцы-мудрецы,Вы, равнодушные счастливцы,Вы, школы Левшина41 птенцы,Вы, деревенскіе Пріамы,И вы, чувствительныя дамы,Весна въ деревню васъ зоветъ,Пора тепла, цвѣтовъ, работъ,Пора гуляній вдохновенныхъИ соблазнительныхъ ночей.Въ поля, друзья! скорѣй, скорѣй,Въ каретахъ, тяжко нагруженныхъ,На долгихъ иль на почтовыхъТянитесь изъ заставъ градскихъ.
V.
И вы, читатель благосклонный,Въ своей коляскѣ выписной,Оставьте градъ неугомонный,Гдѣ веселились вы зимой;Съ моею музой своенравнойПойдемте слушать шумъ дубравнойНадъ безъименною рѣкой,Въ деревнѣ, гдѣ Евгеній мой,Отшельникъ праздный и унылой,Еще недавно жилъ зимойВъ сосѣдствѣ Тани молодой,Моей мечтательницы милой;Но гдѣ его теперь ужъ нѣтъ...Гдѣ грустный онъ оставилъ слѣдъ.
VI.
Межъ горъ, лежащихъ полукругомъ,Пойдемъ туда, гдѣ ручеекъ,Віясь, бѣжитъ зеленымъ лугомъКъ рѣкѣ сквозь липовый лѣсокъ.Тамъ соловей, весны любовникъ,Всю ночь поетъ; цвѣтетъ шиповникъ,И слышенъ говоръ ключевой —Тамъ видѣнъ камень гробовойВъ тѣни двухъ сосенъ устарѣлыхъ.Пришельцу надпись говоритъ:«Владиміръ Ленской здѣсь лежитъ,«Погибшій рано смертью смѣлыхъ,«Въ такой-то годъ, такихъ-то лѣтъ.«Покойся, юноша-поэтъ!»
VII.
На вѣтви сосны приклоненной,Бывало, ранній вѣтерокъНадъ этой урною смиреннойКачалъ таинственный вѣнокъ;Бывало, въ поздніе досугиСюда ходили двѣ подруги,И на могилѣ при лунѣ,Обнявшись, плакали онѣ.Но нынѣ... памятникъ унылойЗабытъ. Къ нему привычный слѣдъЗаглохъ. Вѣнка на вѣтви нѣтъ;Одинъ, надъ нимъ, сѣдой и хилойПастухъ по прежнему поетъИ обувь бѣдную плететъ.
VIII. IX. X.
Мой бѣдный Ленской! изнывая,Не долго плакала она.Увы! невѣста молодаяСвоей печали не вѣрна.Другой увлекъ ея вниманье,Другой успѣлъ ея страданьеЛюбовной лестью усыпить,Уланъ умѣлъ ее плѣнить,Уланъ любимъ ея душою...И вотъ ужъ съ нимъ предъ алтаремъОна стыдливо подъ вѣнцомъСтоитъ съ поникшей головою,Съ огнемъ въ потупленныхъ очахъ,Съ улыбкой легкой на устахъ.
XI.
Мой бѣдный Ленской! за могилой,Въ предѣлахъ вѣчности глухой,Смутился ли, пѣвецъ унылой,Измѣны вѣстью роковой,Или надъ Летой усыпленнойПоэтъ, безчувствіемъ блаженной,Ужъ не смущается ничѣмъ,И міръ ему закрытъ и нѣмъ?...Такъ! равнодушное забвеньеЗа гробомъ ожидаетъ насъ.Враговъ, друзей, любовницъ гласъВдругъ молкнетъ. Про одно имѣньеНаслѣдниковъ сердитый хоръЗаводитъ непристойный споръ.
XII.
И скоро звонкій голосъ ОлиВъ семействѣ Лариныхъ умолкъ.Уланъ, своей невольникъ доли,Былъ долженъ ѣхать съ нею въ полкъ.Слезами горько обливаясь,Старушка, съ дочерью прощаясь,Казалось, чуть жива была,Но Таня плакать не могла;Лишь смертной блѣдностью покрылосьЕя печальное лицо.Когда всѣ вышли на крыльцо,И все, прощаясь, суетилосьВокругъ кареты молодыхъ,Татьяна проводила ихъ.
XIII.
И долго, будто сквозь тумана,Она глядѣла имъ во слѣдъ....И вотъ одна, одна Татьяна!Увы! подруга столькихъ лѣтъ,Ея голубка молодая,Ея наперстница родная,Судьбою вдаль занесена,Съ ней навсегда разлучена.Какъ тѣнь, она безъ цѣли бродитъ;То смотритъ въ опустѣлый садъ....Нигдѣ, ни въ чемъ ей нѣтъ отрадъ,И облегченья не находитъОна подавленнымъ слезамъ —И сердце рвется пополамъ.
XIV.