Читать интересную книгу История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

И наконец, третий из этой группы наиболее популярных петербургских островов – Каменный – назван так, согласно одному из преданий, по огромному валуну, поднимавшемуся из невских вод напротив его южного берега. Его старинное, допетербургское название тоже Каменный, только по-фински: Кивисаари. Это и понятно. Камней, оставленных древними ледниками в этих краях, было много. В стародавние времена практически всю территорию, раскинувшуюся вдоль Большой Невки, включая Старую и Новую Деревни, называли Каменкой.

Одна из легенд связывает название Васильевского острова с именем его давнего владельца – новгородского посадника Василия Селезня, казненного великим московским князем Иваном III ещё в XV веке. Во всяком случае, такое название острова упоминается в 1500 году в переписной окладной книге Водской пятины Великого Новгорода. Правда, в это же время на других картах остров имел иное, финское, название: Лосиный, по-фински – Хирвисаари. Вместе с тем существуют всевозможные легенды, по-своему толкующие современное название острова. По одной из них, оно происходит от имени некоего рыбака Василия, когда-то проживавшего здесь со своей женой Василисой. До сих пор среди петербуржцев бытует убеждение, что эти легендарные аборигены изображены в скульптурах у подножий Ростральных колонн. Их в народе так и называют: Василий и Василиса. По другим преданиям, остров назван в память Василия Дмитриевича Корчмина, в первые дни основания Петербурга командовавшего здесь артиллерийской батареей. Пётр I будто бы посылал ему приказы по адресу: «Василию – на остров». Ко всему сказанному добавим, что, если верить фольклору, Василиев, будто бы оставивших своё имя в названии острова, было несколько: языческий князь, ратник Ивана Грозного, первый купец, поселившийся на острове и так далее. Так что Василий, памятник которому в 2003 году был установлен на 6-й линии, скорее всего, образ собирательный.

С этим именем связана не только топонимика самого острова, но и просторечное название района 17-й и 18-й линий. В фольклоре кварталы этих улиц зовутся «Васиной деревней». По одной из легенд, название происходит от фамилии торговца и скупщика старых вещей, некоего Васильева, который ходил по дворам и кричал: «Кости-тряпки!». По другой легенде «Васина», или «Васькина», деревня звалась по имени гуляки и головореза Васьки, «наводившего ужас на всю местность, прилегавшую к Гавани и Смоленскому кладбищу».

Впрочем, легенды не только объясняли старинные топонимы. Они создавали новую, уже петербургскую народную топонимическую карту города. Так, местность, расположенная к юго-западу от современного Большого проспекта на Васильевском острове, в первой четверти XVIII века была застроена складами для хранения пеньки. В тех же складах хранили запасы муки, которая во время частых наводнений подмокала и слеживалась. Муку приходилось разбивать специальными колотушками – «чекушами». Вот почему весь этот район и сегодня называется Чекушами.

В 1713 году один из самых крупных островов в дельте Невы был назван Петровским, так как здесь строились «два увеселительных домика» для Петра I, и остров с этого времени считался собственностью монарха. Однако ещё с допетровских времен он был известен как Столбовой. По одной из легенд, это объясняется тем, что остров имеет узкую вытянутую форму, в плане напоминающую межевой столб.

Есть своё предание и у Матисова острова. Этот небольшой островок в дельте Большой Невы, ныне полностью занятый производственными корпусами Адмиралтейского завода, в начале XVIII века был заселен отставными солдатами, среди которых жил в собственной слободке некий мельник Матис. Во время Северной войны Матис неоднократно оказывал услуги Петру, донося ему о действиях и перемещениях шведских войск, за что Пётр якобы выдал услужливому мельнику охранную грамоту на остров. С тех пор остров будто бы и зовется Матисовым.

Долгое время оставался пустынным небольшой низменный островок в устье Малой Невы. Как свидетельствуют современники, на нем разрешалась так называемая вольная охота. Потому будто бы и остров впоследствии назвали Вольным.

Не менее примечательны попытки фольклора истолковать названия петербургских рек и каналов. Один из историков Петербурга А.И. Богданов писал по поводу реки Мойки, что названа она «от прежней её нечистоты, поскольку сквозного протока не имела, а вода в ней была тинистая и мутная». От глагола «мыть» будто бы и произошло название Мойки. По некоторым же преданиям, это название восходит к тем временам, когда по берегам этой реки якобы стояли общественные бани. Кстати, в старину Мойка называлась Мья и, как об этом пишут в старинных источниках, служила «единственно для мытья белья».

По преданию, извлеченному нами из «Историко-статистических сведений о Санкт-Петербургской епархии», современное название реки Смоленки возникло в первой четверти XVIII века, когда на строительство новой столицы из Смоленска пришла рабочая артель. Смоляне поселились на Васильевском острове, но вскоре непривычный климат и тяжкий труд свели их всех в могилу. Умерших свозили на берег ближайшей Чёрной речки и там предавали земле. С тех пор будто бы эта речка, до того называвшаяся Чёрной, и стала называться Смоленкой. Это было разумно, потому что рек и речушек с названием «Чёрная» было в то время на территории Петербурга несколько. Смоленским окрестили и стихийно образовавшееся православное кладбище с церковью, которую при строительстве посвятили Смоленской иконе Божией Матери.

В полюбившейся Петру Стрелиной мызе, или, как её стали называть, Стрельне, течет река с красивым славянским именем Стрелка, что по-старославянски означает «движение». Однако, как об этом сообщает Павел Свиньин, в XVIII веке многие считали, что названа река не по быстрому её течению, а в память «о переведении (т. е. уничтожении. – Н. С.) стрелецкого воинства Петром I», так свежи ещё были в народе воспоминания о бунте московских стрельцов.

Петроградский и Аптекарский острова разделяет река Карповка, старинное название которой восходит к финскому Korpi, что переводится по одним источникам как «Лесная речка», по другим – «Воронья». Однако первые петербуржцы предпочитали связывать это название с неким поселянином по имени Карп или с каким-то неизвестным Карповым. Этот Карпов попал даже в художественную литературу о той давней поре освоения Приневья. В повести «Быль 1703 года» К.П. Масальский рассказывает захватывающую историю о любви юной шведской красавицы Христины и русского боевого офицера подполковника Карпова. После падения Ниеншанца Христина, ссылаясь на приказ генерал-губернатора Меншикова о защите и покровительстве местного населения, не ушла вместе со шведским гарнизоном, а рискнула остаться в завоеванном русскими крае. Она вышла замуж за своего подполковника, и влюблённые поселились на собственной мызе невесты на берегу безвестной глухой речки. Если верить этой романтической истории, то речка именно с тех пор и называется Карповкой.

Среди исторических анекдотов XVIII столетия сохранилась полумифическая история о том, почему Крюков канал, прорытый ещё при Петре I, называется именно так, а не иначе. «Назван он этим именем вот почему, – рассказывает один такой анекдот. – Пётр Великий, как покровитель наук и искусств, ежегодно отправлял за границу несколько молодых людей для изучения той или другой науки, того или другого искусства. Был в том числе послан за границу художник И.Н. Никитин. Возвратившемуся в Россию Никитину приходилось весьма жутко вследствие непонимания покупателями его картин. Когда узнал об этом Пётр I, он посетил квартиру художника и предложил ему на другой день явиться во дворец с картинами. Никитин явился и увидел во дворце много собравшейся знати. Государь показал им картины художника. Две-три из них сейчас же были куплены за ничтожную сумму. Тогда Пётр объявил, что остальные картины продает с аукциона. Одна была куплена за двести рублей, другая за триста, дороже, чем за четыреста рублей, не продали ни одной картины. Государь сказал:

– Но эту картину (последнюю) купит тот, кто меня больше любит.

– Даю пятьсот, – крикнул Меншиков.

– Восемьсот, – крикнул Головин.

– Тысячу, – возразил Апраксин.

– Две, – прибавил Меншиков.

– Две тысячи, – заорал Балакирев, присутствовавший при аукционе.

– Три тысячи! – закричал дородный Крюков, подрядчик, прорывавший канал в Санкт-Петербурге. Государь дал знак об окончании аукциона. Картина осталась за Крюковым. Государь подошел к нему, поцеловал его в лоб и сказал ему, что канал, прорываемый им в Петербурге, будет назван его именем».

Упомянутый Балакирев был шутом Петра I и немало преуспел в этом непростом деле. Чтобы рассмешить царя и тем самым смягчить его гнев, грозивший обрушиться на приближенных, приходилось изощряться и каждый раз придумывать всё новые шутки. Рассказывают, как однажды Балакирев привел к Екатерине свою жену, заранее предупредив каждую из них, что другая плохо слышит. Громкие крики разговаривающих женщин так рассмешили Петра, что он тут же забыл причину своего гнева.