Читать интересную книгу История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

Скорый и решительный на расправу Пётр раздавал по заслугам всем и каждому. Фольклор чаще всего интерпретировал это по-своему. В 1719 году после пристрастных допросов в пыточных камерах была казнена за детоубийство фаворитка Петра, камер-фрейлина Екатерины I Мария Даниловна Гамильтон, или «девка Марья Гамонтова», как она проходила в допросных листах, её обвинили в том, что она «двух ребенков лекарствами из себя вытравила, а третьего удавила». Попутно ей приписали кражу «алмазов и золота у императрицы». Однако в народе были уверены, что казнили Марью за то, что она изменила монарху с его денщиком, от которого и прижила тех самых «ребенков». Если верить фольклору, Пётр собственноручно отрубил ей голову, потом поцеловал в уста, а затем приказал голову заспиртовать и передать в Кунсткамеру. Едва ли не сразу вокруг зловещего экспоната родилась легенда, которую охотно рассказывали посетителям музея. Будто бы жила в Петербурге необыкновенная красавица, которую однажды увидел государь. Пораженный её красотой, он «приказал отрубить ей голову и поставить в спирт в Кунсткамере, на вечные времена, чтоб все во все времена могли видеть, какие красавицы родятся на Руси».

Дальнейшая судьба этого жуткого экспоната связана с императрицей Екатериной II. Когда ей показали голову, она приказала предать её земле. Голову «первой красавицы петровского времени» вместе с отрубленной головой другого петровского преступника, Виллима Монса, будто бы закопали тут же, в погребе первого русского музея. Правда, многие считают, что головы не погребены, а тайно хранятся где-то в музейных кладовых «и способны ещё при случае сыграть свою роковую роль».

Привычным явлением в петровские времена была ссылка неугодных и провинившихся. Причём, согласно одному из устных преданий, ссылали, как правило, в северные карельские леса. На месте выросшего таким образом поселения ссыльных впоследствии образовался город, получивший название Кемь. Название же это, по преданию, есть не что иное, как аббревиатура и расшифровывается просто: к е… матери. Так якобы писал на полях соответствующих указов Петр, отправляя петербуржцев в далекую ссылку. Хотя на самом деле этот карельский город, расположенный в устье одноименной реки, известен ещё с XV века.

Невозможно представить себе жизнь Петербурга и быт его обитателей без наводнений, первое из которых произошло уже через три месяца после основания города. Дикие набеги стихии и в дальнейшем с чудовищным постоянством сопутствовали всей истории города. Множество мифов, легенд и преданий о петербургских наводнениях рассыпано в мемуарной и бытописательской литературе. Мы ещё не раз вернемся к фольклору, связанному с этим грозным явлением. Сейчас приведем только две легенды петровского Петербурга. Одна из них рассказывает, что, посетив после очередного наводнения Пулково, Пётр сказал: «Пулкову не угрожает вода», на что живший на мызе чухонец ответил царю, что его дед помнит наводнение, во время которого вода доходила до ветви дуба, стоящего неподалеку, близ подошвы горы. Тогда Пётр будто бы «сошёл к тому дубу и топором отсёк его ветвь».

Вторую легенду включил в свои «Воспоминания молодости» известный государственный и общественный деятель К.А. Скальковский. Он рассказывает о некоем купце, дом которого находился близ Невы. Этот купец во время наводнения, боясь воровства, бил палкой по рукам горожан, которые пытались спастись, взобравшись на его забор. За это Пётр приказал повесить купцу на шею медаль из чугуна, весом в два пуда с надписью: «За спасение погибавших».

Не обошел вниманием фольклор и реформаторскую деятельность Петра в области русского правописания. Как известно, Пётр смело вводил в повседневный оборот новые и чаще всего иностранные слова. По утверждению авторитетного современного историка Е.В. Анисимова, из двадцати тысяч иностранных слов, используемых в русском языке в настоящее время, четыре тысячи ввел Пётр I. Задумал он и реформу письменности. Если верить преданию, эскизы рисунков гражданского шрифта Пётр делал сам. Говорят, буква «ять», которая долгие века была предметом непреодолимых мук учащихся всех российских школ, осталась в русском гражданском алфавите благодаря обыкновенному курьёзу. Согласно легенде, Пётр I, беспощадно вычеркивавший все, как ему казалось, лишние знаки, был неожиданно прерван именно тогда, когда собирался вычеркнуть букву «ять». С тех пор к этой букве привыкли настолько, что, когда в очередной раз над ней нависала опасность, грамотные люди молили Бога оставить им ее. Это наша родовая частица «фон», говаривали они. Букву «ять» оставили, и она ещё целых два столетия мучила не только школяров, но и многих взрослых людей. Если верить фольклору, однажды, уже в середине XIX столетия, император Николай I, встретившись с известным литератором Николаем Ивановичем Гречем на улице, спросил его: «Скажи, пожалуйста, Греч, к чему служит в русском языке буква „ять“?» – «Она служит, Ваше Величество, – ответил Греч, не задумываясь, – как знак отличия грамотных от неграмотных».

Ранняя петербургская топонимика

В ПОПЫТКЕ ОБЪЯСНИТЬ СМЫСЛ какого-либо географического названия, как правило, заложено не что иное, как неистребимое стремление к самоутверждению. Неслучайно поэтому огромное количество городских легенд связано с местной топонимикой. Петербург в этом смысле исключением не был. В 1703 году для первых петербуржцев, а это в основном были солдаты, пленные шведы да работные люди, согнанные сюда практически со всех концов тогдашней России, территория невской дельты была в полном смысле terra incognita – таинственной неизвестной землёй. Они её узнавали. И не в последнюю очередь через имена. Вокруг имён слагались красивые романтические легенды. Они предлагали такие толкования названий, которые, как правило, не имели ничего общего с реальностью. Но в этом и состояла их прелесть.

Один из островов дельты Невы – Елагин – получил своё название после 1777 года, когда владельцем его стал обер-гофмейстер императорского двора Иван Перфильевич Елагин. До этого остров несколько раз менял своё название. Но первоначально, в 1703 году, он был известен как Мишин, или Михайлин. На старинных шведских и финских картах он называется Мистуласаари, что в переводе как раз и означает «Медвежий остров». Возможно, название это было дано финскими охотниками, так же как и названия других островов дельты Невы: Заячий, Лосиный (ныне Васильевский), Кошачий (ныне Канонерский), Вороний (ныне Аптекарский) и так далее.

Дикий животный мир приневских лесов и в более поздний, петербургский период истории напоминал о своём существовании, оставляя по себе память в городской топонимике: река Волковка, Волково поле, Волкова деревня, Волково кладбище. Описания Петербурга первых десятилетий пестрят рассказами о волках, нападавших на собак, лошадей и даже людей. До наших дней дошли предания о солдате, разорванном среди бела дня перед Литейным двором, женщине, съеденной прямо перед дворцом Меншикова на Васильевском острове. Древний мир лесной фауны нехотя уступал человеку своё жизненное пространство. И человеку приходилось либо бежать от него, либо мириться с ним, приспосабливаясь к совместному существованию. Сохранилась даже курьёзная легенда, будто Петербург был основан Петром, потому что он смертельно боялся тараканов, которых в Москве было много. Пётр надеялся, что в новом городе их не будет.

Но вернемся к Елагину острову. Вот как объясняет его первоначальное название легенда, пересказанная Столпянским.

«В одну из светлых майских ночей 1703 года маленький отряд преображенцев делал рекогносцировку на островах дельты Невы. Осторожно шли русские солдаты по небольшому крайнему к взморью островку, пробираясь с трудом в болотистом лесу. Вдруг послышался какой-то треск. Солдаты остановились, взяли ружья на приклад и стали всматриваться в едва зеленеющие кусты, стараясь разглядеть, где же притаились шведы. И вдруг из-за большого повалившегося дерева, из кучи бурелома, с рёвом поднялась фигура большого серого медведя. „Фу, ты, пропасть, – вырвалось у одного из русских, – думали шведа увидеть, а на мишку напоролись, значит, остров этот не шведский, а Мишкин“».

Южнее Елагина расположен не менее знаменитый Крестовский остров, который на старинных картах допетербургского периода называется Ристи-саари, что переводится как Крест-остров. Вероятно, правы те исследователи, которые предполагают, что это название связано с придорожными надмогильными крестами, которые в давние времена служили ориентирами для путешественников. К идее креста сводятся и многочисленные легенды о происхождении названия острова. «Одни связывали это название с крестообразной формой озера, якобы находившегося здесь, другие указывали на находку на острове какого-то большого креста, третьи полагали, что поводом для наименования острова послужила часовня с крестом, упоминаемая в писцовой книге XVI века». Сохранилось предание и о некой первой каменной постройке на острове, будто бы имевшей форму Андреевского креста. Кроме того, в те далекие времена на острове в непроходимом лесу были якобы проложены в виде огромного креста две просеки – одна вдоль, другая поперек. Это-то, как уверяют, и дало название острову.