II
«Не укротишь меня ни голосом, ни взглядом…»
Не укротишь меня ни голосом, ни взглядом,Пока — жена и муж — с тобой не ляжем рядом,Пока не отдохнем бок о бок, грудь к плечу.Мне пресно сладкое, я горечи хочу!
<18 мая 1922>
«Бьет дождь в лицо, и ветер бродит пьяный…»
Бьет дождь в лицо, и ветер бродит пьяный,Но я хочу, и я тебя достану.Дождем и радугой в меня средь ночи внидешьИ ты лицо мое воистину увидишь:Люблю, и Мертвое во мне прорвалось море!Бей, дождь, и ветер, буйствуй на просторе!Вся выжжена душа, и ждет она, алкая,Как черная земля, пустая и сухая,И каплю каждую, взыскательны и грубы,Надтреснутые жадно примут губы.
<17 мая 1922>
«Что мне за дело, кстати иль некстати…»
Что мне за дело, кстати иль некстати…Пускай люблю и пусть не любит он!Пусть серп и молот грозною печатьюНа горизонте дней запечатлен!
Зеленый полумесяц мне дороже,Шехерезады сказочный восток, —Там женщина к возлюбленному можетСтаруху верную заслать под вечерок.
Она придет и скажет — «Гость красивый,Твой черный глаз красавицу пронзил.Болезнь тяжка, и будет справедливо,Чтоб тот, кто ранил, рану исцелил».
Вы поглядите взглядом любопытнымПродолговатых и смущенных глаз,Но тайное уже не будет скрытным,И я дождусь, и я увижу вас.
Я вас куплю за пятьдесят червонцев, —Клянусь Аллахом! — славная цена!А над Невой пускай восходит солнце,Над городом, где буйствует война.
«Не любишь ты, а я люблю, и тяжек…»
Не любишь ты, а я люблю, и тяжекНеопыленный цвет на древе бытия.Он упадет, и пустоцветом ляжетНа книгу новую любовь моя.
И выпьют мед, Сафо, тугие пчелы,А строки, может быть, другую опьянят:С любовью легкой, пряной и веселойВ нее войдет моей печали яд.
А мне — Нева, великолепье мира,Стихов магически определенный счет,Да то еще, что золотая лираОттягивает слабое плечо.
<15 июля — 2 августа 1922. Петроград — Ермоловская >
«Веду опасную игру…»
Л.Берману
Веду опасную игру,За словом — мысль, за мыслью — слово;Сегодня, завтра, поутруСорвусь и начинаю снова.
Так на канате танцовщик —На тонкой ниточке мечтаний —Скользить уверенно привыкПод марш и плеск рукоплесканий.
Но есть закон для ремеслаИ есть судьба у лицедея:Мой друг, такого-то числаСломаю непременно шею.
«Хотя бы нас сожгли и пепел был развеян…»
Хотя бы нас сожгли и пепел был развеянИз орудийных жерл в пространство вечной тьмы —Мы с жизнью договор наследственный имеем,И добровольно с ней не разойдемся мы.
Калеки — ползаем. Безрукие — хватаем.Слепые — слушаем. Убитые — ведем.Колеблется земля, и дом уже пылает —Еще глоток воды! под каменным дождем…
И поцелуй еще! Уже стучат винтовки…— Пора! Прощай! — Прощай! И сына мне оставь,Чтоб мог ты умереть, конец судьбы короткийУзлом бессмертья туго завязав!
<7-15 сентября 1922>
Выкуп
В жилах чугунных застыла вода,Город в осаде у снега и льда.
В низкой пещере, не в доме людском,В низкой пещере приют мой и дом.
Дни беспокоюсь и ночи не сплю,Голого мальчика грудью кормлю.
Страшен мне шорох, страшна тишина,Поступь тяжелая близко слышна.
Вот он ползет над страною моей,Запах сладимый и хруст костей.
Матери! Встанем живым кольцом!К злобному чудищу встанем лицом!
Первая я выступаю вперед:— «Кто за детеныша выкуп берет?
Тело за тело и кровь мою,Я за ребенка замену даю, —
Радость очей моих, чернь моих кос,Светлое утро и запах рос.
Буду старухой и буду слепой!Больше не смейся и песен не пой!»
<1921–1922>
«Не стало нежности живой…»
Не стало нежности живой,И слезы навсегда иссякли.Только одно: кричи и вой!Пылайте, словеса из пакли!
Пока не покосится ротИ кожа на губах не треснет,И кровь соленая пойдет,Мешаясь с безобразной песней!
<Август 1921>
III
Колыбельная
Принесла кукушка чужого птенца, —Родился ребенок, а нет отца.
Деревянную люльку качай, качай!Успокойся, сын, успокойся, бай!
Детский клюв клюет сухую грудь,Матери некогда, нельзя отдохнуть.
«Ты не ешь, не спи, сам я буду спать.Береги меня! Береги меня, мать!»
«Кукуленок проклятый, оборотень злой,Я ударю тебя о косяк головой!
Я уйду от тебя, пропади совсем!Будешь ты неподвижен, будешь нем!»
Но жалобно смотрит синий глаз,И смиряется сердце (в который раз!)
Беспомощно тянется жадный рот.Большеротый, крикливый, — присосался, пьет…
«Спи, мое дорогое, спи — живи!Я тебя охраняю всей злобой любви!»
<29 октября 1921 >
Песенка
Выпал снег. Застыла речка.Зябнут лапки у котят.Рыжий котик топит печку, —Славно искорки трещат.Посидим, сыночек, тише:Видишь — хвостик… и глазок…Это серенькие мышиПодошли на огонек.И, моргая усом черным,Словно гость из дальних стран,К месту теплому проворноПодкатился таракан.И его пугать не надо,Никого из них не тронь.Ведь и мы сегодня рады,Что на свете есть огонь.Даже Муза-недотрогаВстала около меня.Потеснись, дитя, немного,Дай ей место у огня.
<13 ноября 1921>
Бог огонь
Были ночи темны и дни темны,И снега, и льды, и мороз…Поселились мы в сердце волчьей страны,Где не знают фиалок и роз.
И кроткого бога забыли мы,И молиться не стали ему, —Никому не помог он средь зимней тьмы,И помочь не мог никому.
И другой нам стал появляться богВ мутных сумерках зимнего дня, —Добродушно-вкрадчив, но зол и строг —Древний праотец, бог огня.
Он закинул в унынье тесных лачугСвой веселый и красный глаз.Покорми его — будет преданный друг,Страшен гнев его среди нас.
Но ему одному мы верны теперь,Нам не страшен ни холод, ни лютый зверьОхраняем его очаг,Ни голодный и хитрый враг.
Наши дети растут, как гнездо волчат, —Крепки лапы, а зуб остер,Говорят немного, а больше молчат,Поединком решают спор.
Если гибнет кто — человек или конь,Если кто провинился, — знай,Их тела поедает бог огонь,А душа улетает в рай.
<Декабрь 1921 — октябрь 1922>
«О, злобная земля! И в этот страшный год…»