«Смешалось все. Года войны…»
Смешалось все. Года войны…Губительные дни разгрома…И память царственной страны —Испепеленная солома.
Но усмиряет день за днемСлепых и помнящих обиды,И с тайным ропотом кладемМы кирпичи для пирамиды.
Умрем, развеемся, как прах,Как пыль людской каменоломни, —Чтоб силой грозною в векахВоздвигся памятник огромный!
И вот лопаты землю бьютВ ночи душистой и весенней,И ограждает рабский трудСтена колючих заграждений.
<23–29 июля 1921 >
Баллада о беглеце
У власти тысячи рукИ два лица.У власти тысячи верных слугИ разведчикам нет конца.Дверь тюрьмы,Крепкий засов…Но тайное слово знаем мы…Тот, кому надо бежать, — бежит,Всякий засов для него открыт.
У власти тысячи рукИ два лица.У власти тысячи верных слуг,Но больше друзей у беглеца.Ветер за нимЗакрывает дверь,Вьюга за нимЗаметает след,Эхо емуГоворит, где враг,Дерзость дает ему легкий шаг.
У власти тысячи рук,Как Божье око, она зорка.У власти тысячи верных слуг,Но город — не шахматная доска.Не одна тысяча улиц в нем,Не один на каждой улице дом.В каждом доме не один вход —Кто выйдет, а кто войдет!
На красного зверя назначен лов,Охотников много, и много псов,Охотнику способ любой хорош —Капкан или пуля, облава иль нож,Но зверь благородный, его не возьмешь.И рыщут собаки, а люди ждут —Догонят, поймают, возьмут, не возьмут…Дурная охота! Плохая игра.Сегодня все то же, что было вчера, —Холодное место, пустая нора…
У власти тысячи рук,И ей покорна страна,У власти тысячи верных слуг,И страхом и карой владеет она.А в городе шепот, за вестью весть —Убежище верное в городе есть…Шныряет разведчик, патруль стоит,Но тот, кому надо скрываться, скрыт.Затем, что из дома в соседний дом,Из сердца в сердце мы молча ведемВеселого дружества тайную сеть,Ее не нащупать и не подсмотреть!
У власти тысяча рукИ не один пулемет,У власти тысяча верных слуг,Но тот, кому надо уйти, — уйдет.На Север,На Запад,На Юг,На ВостокДорога свободна, и мир широк.
<22 марта 1922>
Sterbstadt
К. Федину
Охотник испытанный, мастер ловли,Войди, если хочешь, в город мой,Не для обмена и не для торговли —Редкую дичь унесешь с собой.
Он поплатится жизнью, тот, кто тронетУ орлицы птенца и волчат у волчиц,Но тебе не придется бежать от погони, —Человечий детеныш дешевле птиц!
Видишь, стены разрушены, сброшены крышиИз труб дымовых не восходит дым,Никто не увидит и никто не услышит, —Логово голода стоит пустым.
Нагнись и возьми его прямо с пола,Голой рукою его возьми, —Это наследник законный и голыйТех, кто когда-то звался людьми.
Увидишь глаза, нежнее меда,Тощее тельце и жадный рот, —Славно кусается эта порода,Нескоро царапина заживет.
И отведи его в свой дом,И с ним останься сам,И ухо нежное гвоздемПриколоти к дверям.
И хлеба дать не позабудь,И не забудь воды,И место, чтобы отдохнуть,Ему укажешь ты,
И чтобы научился он,Как люди, жить в дому, —Из человеческих именТы имя дашь ему.
Будешь ты болен тяжко и долго(Лучше бы в сердце метнули нож!),Степи Башкирии, Дон и ВолгуС мальчиком вместе в дом возьмешь.
Вот он, обугленной, злобной России,Матери мертвой, пронзительный взгляд…Горе! Вздымаются космы седые…Руки иссохшие небу грозят…
<Июнь 1922>
«Вижу, по русской земле волочится волчица…»
Вижу, по русской земле волочится волчица:Тощая, с брюхом пустым, с пустыми сосцами…Рим! Вспоминаю твои известковые стены!
Нет, не волчица Россия, а щенная сука!След от кровавых сосцов по сожженному полю,След от кровавых сосцов по сыпучему снегу…Тем, кто ей смерти искал, усмехнувшись от уха до уха,Тем показала она превосходный оскал революций.
<28 февраля 1923>
«Легко зачать, но трудно будет мне…»
Легко зачать, но трудно будет мнеЖдать, чтоб дитя из семени созрело!Пока мужчины бьются на войне,Здесь женщины заканчивают дело.
Пусть соленый потПо лицу течет —Это не в нашей воле.Новый родится родИз напряженья и боли!
1920
Октябрь
I. «Была ли злоба больше, чем любовь…»
Была ли злоба больше, чем любовь, —Не знаю, но сильней была обида:Она копилась тысячи веков,И каждый день был в месяц Эвменидам.
Сын говорил отцу — мы завтра отомстим!И пела мать — настанет час расплаты…Счастливым — горе! Горе золотым!Серебряным! И трижды смерть богатым!
И в напряженье распростертых крыл,Покинув землю меда, слез и млека.Корабль Октябрьский мужественно вплылВ свинцовый воздух будущего века.
II. «Торжественные дни. От ночи до утра…»
Торжественные дни. От ночи до утра,От утра и до ночи колеблются знамена.То Революции веселая игра.То фейерверк Ее, бумажная корона!
Но будничный Ее угрюм и страшен лик.В крови Ее рука, и в копоти, и в поте.Она работница, и каждый с Ней привыкК необходимейшей и тягостной работе.
Прославим же, друзья, бесхитростную ратьТех, что трудились с Ней и тяжело устали,И с Марсовых полей уже не могут встать,Тех, кто убит, и тех, что убивали.
III. «Так значит, ты думаешь, — это конец…»
Так значит, ты думаешь, — это конецИ земля неподвижна под нами…Раскаленная лава! Топленый свинец!Тронь рукой — и покажется пламя.
Есть еще чердаки и подвалы,И богатые особняки!Еще черного хлеба мало!Еще много белой муки!
Еще нищий липнет у каждой булочной…Шныряет карманщик в трамвайной давке…Еще не наглядится мальчишка уличныйНа все чудеса игрушечной лавки…
Еще не все передохли безногие, —Веселая память Великой Войны, —Еще проститутками сделались многиеГражданки свободнейшей в мире страны.
Еще мертвой хваткой сжимают предместияГорло городу: — видишь? — взгляни:В ожиданье короткой, единственной вестиВ каждом доме потайные скрыты огни.
<5-13 ноября 1922>
II
«Не укротишь меня ни голосом, ни взглядом…»
Не укротишь меня ни голосом, ни взглядом,Пока — жена и муж — с тобой не ляжем рядом,Пока не отдохнем бок о бок, грудь к плечу.Мне пресно сладкое, я горечи хочу!
<18 мая 1922>
«Бьет дождь в лицо, и ветер бродит пьяный…»