семьи и снижения лояльности граждан в отношении национальных государств. В результате возникают новые формы сообщества: они определяются через добровольные, ситуационные, тактические отношения, базирующиеся на совместных интеллектуальных предприятиях и эмоциональных инвестициях. Участники этих сообществ могут мигрировать из одной группы в другую по мере изменения потребностей и интересов, они могут входить в более чем одно сообщество одновременно. Интегрирующим фактором для подобных сообществ является совместное производство знаний и взаимный обмен информацией. Леви считает, что подобные группы «обеспечивают доступ коллективного интеллекта ко всему релевантному знанию, наличному в данный момент». Кроме того, они обеспечивают пространство для «коллективных дискуссий, обсуждений и развития», побуждая участников искать новую полезную информацию:
«Открытые вопросы создают напряжение… формируя ситуации, требующие изобретательности и новаторства». [5]
Леви проводит различие между разделенным знанием – информацией, которая считается истинной, будучи принятой всеми членами группы, и коллективным интеллектом – общей совокупностью частных фрагментов информации, носителями которых выступают отдельные члены группы и которая может быть доступна в качестве ответа на конкретный запрос. Он объясняет это следующим образом:
«Знание некоторого мыслящего сообщества не является более разделенным знанием, так как в один момент времени отдельный человек или даже группа людей не способны обладать всем имеющимся знанием, всеми способностями. Это сущностно коллективное знание невозможно собрать воедино в одном существе». [6]
Всем известны только некоторые вещи, только такие вещи, которые требуются сообществу, чтобы поддерживать собственное существование и реализовывать свои задачи. Все остальное знание распределено между конкретными индивидами, готовыми поделиться информацией, как только представится такая возможность. Но подобные сообщества должны тщательно фильтровать любую информацию, претендующую на статус разделенного знания, так как любая дезинформация чревата ложными обобщениями, ведь каждая новая интерпретация базируется на том, что группа принимает как базовую концепцию.
Спойлинг «Последнего героя» – это пример работы коллективного интеллекта. Каждый поклонник шоу, с которым я беседовал, пришел в «спойлинг» особым путем. К примеру, Шон был знатоком истории, ему нравились сам процесс исследования и процедура оценивания различных интерпретаций. Вэззи была внештатным туристическим агентом, ее очаровали образы далеких стран и экзотических персонажей, показанные в сериях. Что касается ChillOne, то многим казалось, что он просто пользуется случаем покрасоваться.
«Последний герой» предполагает обсуждение происходящего. Он просто так и требует от зрителей различных прогнозов. Исследователь медиа Мери Бет Карлович и математик Майкл В. Троссет описывают роль случайности в управляемых событиях:
«Удовольствие от нарратива базируется на желании знать, что случится дальше, на желании открывать и закрывать эту лакуну, снова и снова, пока история не закончится… В „Последнем герое“ невозможность просчитать заранее исход серий, и это разжигает желание знать, что произойдет дальше. Но заполнение этой информационной лакуны связано с неуверенностью, обусловленной господством случайности… Побуждая зрителей делать предположения, „Последний герой“ больше походит на лошадиные бега, нежели на художественный нарратив». [7]
В то же время существует также особый род «неуверенности ввиду незнания» – фанатов она раздражает больше всего. Кто-то из мира создателей – к примеру, тот же Марк Бернетт – знает что-то, чего не знают они. Между тем им хочется знать все, что только можно. Все это превращает спойлинг «Последнего героя» в чрезвычайно увлекательное времяпрепровождение. Возможность расширить свое индивидуальное понимание посредством обмена знаниями с другими увеличивает удовольствие, которое доставляют каждому отдельному зрителю попытки «предвидеть непредвиденное», как говорится в одном рекламном проспекте телевизионной компании.
Итак, спойлеры «Последнего героя» занимаются сбором и обработкой информации. В процессе они формируют сообщество знания. В киберпространстве проходят эксперименты с новыми типами знания. Пьер Леви считает, что из подобных игр могут вырасти новые формы политической власти, которые будут развиваться параллельно суже существующими, порою бросая прямой вызов гегемонии национальных государств или экономической мощи корпоративного капитализма. Леви считает подобные сообщества знания ключевым элементом в развитии демократического понимания гражданской ответственности. Согласно его наиболее оптимистичной оценке, распространенное по всему миру знание представляет собой наилучший способ преодолевать частные раздоры и взаимные подозрения, характеризующие межнациональные отношения в наши дни. Пророчества Леви глобальны и претенциозны: он называет модель коллективного интеллекта «достижимой утопией», признавая необходимость серии локальных экспериментов, чтобы научиться жить в рамках сообществ знания. Леви утверждает, что в данный момент мы переживаем «период обучения», в ходе которого изобретаем и исследуем структуры, на которых будет основываться наше будущее политическое и экономическое существование.
Достижимая утопия. Термин, введенный Пьером Леви для обозначения способов, посредством которых его же идеал коллективного разума может стимулировать усилия по реализации собственных целей.
Только представьте себе информацию, которую смогут собрать фанаты, если им вздумается подвергнуть спойлингу правительство, а не телесети. Позже мы рассмотрим ту роль, которую сыграл коллективный интеллект в американской президентской кампании 2004 года, изучим точки применения сил любителями игр в альтернативную реальность, отстаивающих свои гражданские права и решающих политические проблемы.
Игры альтернативной реальности. Согласно определению Джейн Макгонигал, это «…масштабное интерактивное событие, в котором принимают участие сотни и тысячи игроков. Действие разворачивающееся в онлайн- или офлайн-пространстве в течение нескольких недель или даже месяцев. Участники игры общаются между собой, создают социальные сети, сообща разрешают загадки и проблемы, которые невозможно решить в одиночку».
Говоря все это, я вовсе не хочу выглядеть как сторонник старой идеи, согласно которой фанатство является пустой тратой времени, так как оно перенаправляет энергию, которая могла бы использоваться для «серьезных вещей» вроде политики в более тривиальные русла. Напротив, я склонен утверждать, что одна из главных причин, по которой американцы уклоняются от участия в публичных дебатах, состоит в том, что традиционные способы размышлять и говорить о политике делают нас пленниками того, что далее в этой главе будет называться «экспертной парадигмой»: чтобы играть в игру, вы должны сначала стать знатоком правил игры, или, точнее, вы должны разрешить знатокам правил мыслить за вас.
Экспертная парадигма. Согласно Питеру Уолшу, структура знания, в основе которой лежит ограниченный объем информации, доступный для анализа отдельным индивидом. Предполагает наличие экспертного уровня, который индивиды получают в ходе взаимодействия с институтами высшего образования.