— Зря мы приехали, получается, — проговорила я, с тоской поглядев из окна на людей, толкущихся у входа на рынок. — Двенадцать часов впустую. Домой вернемся уставшие.
— Какаха в спину — это неприятно, но не смертельно, — проговорил сосед добродушно. — Не кисни, медовенькая.
Это его «медовенькая» прозвучало мягко и нежно, словно обращение любовника, и я машинально приняла агрессивно-оборонительный вид.
С лица Слагора сползла улыбка, а его ровно-серые глаза потухли, в них словно выключили свет. Мужчина даже немного отодвинулся от меня, показывая всем видом, что это было не заигрывание, и что ничего эдакого он в виду не имел.
— Прости, привычка, — сухо ответил он. — Легче всего людей примечать по цвету волос. У меня еще дела в городе. Пройдись по Мобре, купи что-нибудь. Встретимся у кара через четыре часа. Если что, номер моего передатчика у тебя есть.
— Хорошо, — отозвалась я. — Через четыре часа.
Мы вышли из кара и разошлись в разные стороны с такими суровыми лицами, что ими можно было рептилоидов пугать.
Испачканную рубашку я оставила в каре Тулла, в пакете, и решила потратить четыре часа с пользой. Мне очень нужны были положительные эмоции после всех неприятностей. Первым делом я зашла в местные магазинчики и накупила бесполезных вещичек — пестрый халат в стиле пустынников, сумку-корзинку, яркий красный платок; затем заглянула в кино на виртуальный сеанс на двадцать минут под названием «Прогулка по пустыне». Эта «прогулка» мне не очень понравилась: сляпали ее на коленке и абы как, эффекты и шаблоны использовались устаревшие. Следующим «пунктом программы» стало посещение местного музея. Впечатления он на меня не произвел, хотя я старалась не придираться и была настроена на получение хороших эмоций. Зато меня заинтересовала информация об амулетах пустынников.
Во всем Союзе используют лирианские накопители энергии, кристаллы эо-ши, а центавриане их производство вообще поставили на поток. У нас же в Орионе мудреные штучки старших рас не в почете, как и сами старшие расы. Даже мой деликатный отец некоторых людей с психическими способностями называет презрительно «эокнутыми». А что? Порой эти старшие расы действительно ведут себя не как одаренные, а как лишенные — чести и эмпатии лишенные.
Но вернемся к орионцам-пустынникам. Они верят, что любой предмет может сохранять и накапливать энергию, главное всегда держать его при себе, кожа к коже. Ящер с ним, с амулетом семьи Ховери! Дед решил, что мы безнадежны, и отдал его пустынникам, так пусть у них и остается. А я вот возьму и куплю себе другой амулет, женский, который будет приносить удачу мне и моим потомкам женского рода. Пусть это будет всего лишь обычная безделушка, но зато выбранная мной безделушка, и на ферму я вернусь уже с ней.
Я прошлась по всем сувенирным лавкам в поисках той самой безделушки. Почему-то я думала, что обязательно найду что-то интересное, даже диковинное, но мне предлагали стандартные полудрагоценные и драгоценные камни в подвесках, серьгах, перстнях да браслетах.
— Но ведь это все камни, — разочарованно протянула я, просмотрев амулеты в последнем из сувенирных магазинов. — Суть — те же эо-ши.
— А вы чего хотели, орио? — спросила гражданка за прилавком.
— Что-то особенное… что-то наше, орионское.
— Уо-ох! — фыркнула гражданка за прилавком; это, видимо, распространенное у местных восклицание, и назидательно продолжила. — Особенное трудно дается. Лиранцы вона вопще годами себе камни растят.
— Не хочу я камень, хочу что-то простое, но особенное.
— Нету, — отрезала женщина, и мне пришлось покинуть магазинчик с пустыми руками.
Я поглядела на часы на браслете — четыре часа еще не прошли, можно погулять еще минут сорок. Так, неторопливо, я и побрела по улице к парковке у рынка, где стоит кар Тулла.
Высокий тощий паренек с прыщавым лицом возник внезапно, словно из-под земли вырос; еще чуть-чуть и я бы в него врезалась.
Я извинилась и шагнула в сторону.
Парень тоже. Уверенно заняв место передо мной, он быстро, словно на разговор ему выделены секунды, прострочил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Слыхал, амулетики ищешь, и чтоб особенные? У меня есть кое-что особенное. Смотреть будешь?
— Нет, спасибо.
Я снова попыталась улизнуть, и снова мне не позволили: прыщавый не хотел отпускать добычу, то есть потенциальную покупательницу. Нависнув надо мной, он прошептал:
— Слыхала про радужных змеек пустынь? Редкие гады — фиг найдешь, фиг поймаешь. У нас шкурки есть, чуток рваные, конечно, но все равно красотища. Идем, покажу.
— Спасибо, не надо! — уже жестче ответила я, и быстро пошла подальше от парня.
Он не оставил меня.
— Уо-ох, что такое? Боишься, думаешь, заманиваю к себе? Я не такой, честно, — хохотнул он, и добавил: — Хотя я б тебя заманил такую южную… Ты с Клако, да? По личику видно, что не нашенская.
Я ничего не ответила, лишь ускорила шаг, но чтобы иди со мной вровень, уличному наглецу не нужно было прикладывать усилий — ноги-то куда длиннее моих, и шаг, соответственно, больше.
— Как зовут? Красивая такая, глаза темные… дай посмотрю в глазки, а? — льстиво, заискивающе протянул он, и вдруг резко так: — Эй, я с тобой говорю!
Я аж подпрыгнула от такой перемены, и, в самом деле, взглянула на парня. Он схватил меня за руку и, приблизив к себе, так, что я вблизи могла оценить масштаб прыщавой катастрофы на его лице, прошипел:
— Чего морщишься? Не нравлюсь? Мясо на лице?
Не знаю, то ли я испугалась больше, то ли растерялась, но дар речи меня покинул, как и способность двигаться. Я забыла даже, как дышать, и только и могла, что смотреть на этого мерзкого мальчишку…
Губы задрожали, в глазах затуманилось. Мне стало нестерпимо горько, что не могу отбрить уличного засранца — дурацкий ступор сделал меня беспомощной. Прыщавый и сам, кажется, удивился моей реакции и почувствовал себя крутым, потому как и не думал отпускать мою руку.
— Камарис?
Я так испугалась, что не сразу поняла, что это голос моего соседа. Слагор встал рядом со мной и, в упор глядя на парня, спросил вежливо и очень спокойно:
— Что-то не так?
— Тебе чего, мужик? — задиристо ответил тот, нисколько не впечатлившись габаритами Тулла.
— Просто хочу знать, — все так же спокойно произнес он, — какого ящера ты вцепился в мою жену?
— А чего она мамке моей нагрубила? — заявил прыщавый, и, наконец, отпустил меня.
Мамке? Нагрубила?
— Она сожалеет и никому больше грубить не будет, — невозмутимо ответил Слагор, продолжая пристально смотреть на пацана. — Это все твои претензии, мальчик?
Судя по тому, как вспыхнули глазищи парня, «мальчик» в его понимании худшее оскорбление. Эффектно плюнув где-то рядом со мной, он исчез так же стремительно, как и появился.
Только тогда я и сумела судорожно выдохнуть, и дар речи ко мне вернулся.
— Я не грубила никому, — пролепетала я, и быстро стерла слезы беспомощности с щек, — он пристал ко мне из-за амулетов, и…
— Идем, Камарис, — мягко прервал меня Слагор. — Пора ехать.
Мы пошли по улице к рынку. Я старалась успокоиться, но обида на себя драла так безжалостно, что у меня снова на глазах появились слезы. Ну почему, почему я уродилась такой мягкотелой и не способной себя защитить? Почему каждый раз, когда на меня наезжают или пристают ко мне, я робею и немею, как маленькая девочка? Почему во мне так мало Ориона?
Слагор наверняка отлично слышал, как я шмыгаю носом, но молчал.
Только когда мы сели в кар, он промолвил:
— Это не с тобой проблемы, а с ним. Забей.
Я лишь снова шмыгнула носом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глава 9
Мы выехали из Мобры, когда начало темнеть. Первые полчаса пути я смотрела на дорогу и считала обгоняющие нас кары, чтобы хоть как-то отвлечься от уничижительных мыслей о себе, затем меня стало клонить в сон. Так я и задремала… В полудреме явился мне Прут Ховери, и, грозно потрясая кулаком, который я преотлично запомнила с прошлого раза, рявкнул: