была моим начальником, так что… В общем, она продолжала поступать по-своему.
Льюис надел очки, пролистал отчет и перечитал несколько абзацев.
– А эти… головорезы, представители экстремистских групп, они когда-нибудь связывались с ней сами? Ты что-то знаешь об этом? – Он внимательно смотрел на женщину, но ее лицо оставалось невозмутимым – она снова работала как на камеру.
– Я точно не знаю, но не удивлюсь, если оно так и было.
– Понятно.
Повисла пауза. Хилтон поерзала на стуле.
– А что ты подумала, когда она начала встречаться с Сетом Хуссейном? – спросил Льюис.
Хилтон пожала плечами:
– Честно говоря, я об этом и не думала. Он казался достаточно порядочным журналистом. Вот и все. Они оба, конечно, думали, что их отношения – большая тайна. Вели себя так, будто работают под прикрытием. Об Амале никто не знал… Вот и все.
– А теперь, когда ты знаешь, что Амаль известный исламистский террорист, что ты думаешь?
Хилтон потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. В конце концов она сказала:
– Я уже ничему не удивляюсь, Эндрю. Ты сказал, что я могу говорить все прямо? – Получив одобрительный кивок, она продолжила: – У нее были отношения и с Амалем? Нам это известно?
Льюис нахмурился, между его бровей пролегли глубокие бороздки.
– Насколько мы знаем, они никогда не встречались.
– Ага. Хорошо.
Льюис хорошо знал этот ее тон.
– Я так понимаю, ты намекаешь, что секс с обычным парнем не так интересен, как секс с парнем с оружием в руках? – спросил он.
Хилтон скрестила руки на груди.
– Я уверена, что это не так, – сказала она, и было очевидно, что слова эти означают прямо противоположное. – Но это интересное направление для расследования.
Льюис взял мятную конфету и предложил Хилтон. Она покачала головой.
21
18:10
В тот день допрос вел студент. «Критика и самокритика» – это был официальный термин. «Синоптики» называли это «накручивание». Слова лидера выкрикивались раз за разом прямо в лицо человеку, который и так в них верил.
Погрузись в грязь. Обними палача. Измени мир[9].
Студент понял, что грязи будет предостаточно.
Спальня хозяев была самой большой комнатой в доме, поэтому ее использовали как зал для собраний. Окна закрыты, тяжелые шторы опущены – жара была невыносимой. Две односпальные кровати были задвинуты в угол, четыре деревянных кухонных стула стояли вокруг пятого. На нем сидел сильно вспотевший мужчина. Его русые волосы до плеч были собраны в растрепанный хвост, а взгляд маленьких темных глаз метался по комнате.
– Может, мы уже закончим? – предложил он. – Уверен, у всех нас есть более важные дела.
На нем были спортивные шорты и поношенная желтая майка баскетбольного клуба «Лос-Анджелес Лейкерс» с номером 23. Одна нога нервно дергалась.
Студент и их лидер сидели лицом к нему.
– Сперва нужно начать. – Голос лидера был тонким, даже пронзительным, с сильным акцентом. Бледное худое лицо, очки с оправой только по линии бровей, аккуратная стрижка и гладко выбритый подбородок. Он поставил на пол небольшую серую коробочку размером с пульт дистанционного управления. Две кнопки, один маленький циферблат под прозрачной пластиковой крышкой. Счетчик Гейгера. – Чтобы предупреждать о неизбежных атаках спецслужб, – пояснил он.
Мужчина на стуле снова заерзал.
– Так вы говорите, что эти сеансы работают, да? Значит, вы узнали об их важности еще в Турции и что здесь их тоже используют, да? – Он энергично почесал голову обеими руками, переводя взгляд со студента на лидера. – Но разве мы не разговариваем сами с собой? Кого волнует, что я думал в прошлом. Все мы знаем, что эта страна может стать нашей. Все столпы, на которых она держится, оказались полыми. Если нам предстоит война, давайте начнем ее!
Студент поднял обе руки:
– Мы знаем, мы согласны. Поэтому мы и здесь. Но вы же знаете, как мы работаем.
В этот момент в комнату вошла женщина и села на свободный стул. Около двадцати, высокая, слегка сутулая. Резкие черты лица – острый нос и подбородок, маленькие уши.
– Извините, что опоздала. Как прошел экзамен? – спросила она студента.
– Так, мы сюда не поболтать пришли, – прервал ее лидер. – Ячейка станет сильнее, только очистив себя. Начинаем.
Студент придвинул свой стул так, чтобы сидеть лицом к потному мужчине. Их колени соприкасались.
– Как долго ты был фашистом? – спросил студент.
Сидящий вздохнул:
– Опять это дерьмо? Ты же все знаешь. Ладно. Когда я учился в школе, я присоединился к Британскому движению[10]. Был один парень на год старше меня, и он, казалось, знал, что творится в мире. Поэтому я на некоторое время увлекся его идеями.
– Отвечай на вопрос, – сказал студент. – Как долго ты был фашистом?
– Около пяти лет, плюс-минус.
– Неплохой срок для отношений с преступниками, – сказал студент. – У тебя, должно быть, появилось много хороших друзей. Вы поддерживаете связь? – Он наклонился вперед: – Ты поддерживаешь с ними связь?
Потный мужчина покачал головой:
– Это шутка? Правила – ваши правила – гласят: никаких компьютеров, телефонов, веб-сайтов, никакого присутствия в Сети. Мы невидимы. Даже если бы я хотел с ними общаться, мне бы пришлось писать гребаные письма!
– А ты писал?
Потный мужчина оглядел комнату.
– В чем смысл всего этого? Вот если честно? Вы знаете, что нет. Я провожу все свое гребаное время здесь, с вами. Мы все только и ждем, когда сможем оказаться полезными, сможем нанести какой-то ущерб. Принести войну в дом. Это то, ради чего мы тренируемся, разве нет?
– Когда ты осознал свои преступления? Скажи это вслух. Скажи нам.
Мужчина вздрогнул и наклонился вперед. Он повернул голову, обращаясь к лидеру:
– Мое преступление заключалось в том, что я не видел, как глобализация сделала всех нас рабами, что коррумпированный класс угнетателей контролирует так называемых левых, а также правых, что права человека – это империалистическое тщеславие и что выборы ни черта не значат.
Студент снова наклонился к нему:
– Какие у тебя есть сомнения по поводу нашего проекта?
– Никаких. У меня нет сомнений. Эта страна сейчас слаба, и все не так, как было, – это все знают. Наш анализ – ваш анализ – правильный. Время для восстания пришло. Институты дискредитированы, дисфункциональны. Все до единого. Господи, даже правящий класс нападает на собственный парламент и судей. Страна слаба, но наши ячейки сильны. Несколько метких ударов – и все может рухнуть. Так что нет, у меня нет сомнений.
Студент не сводил с него глаз.
– Но ведь это не совсем так, правда?
На лице мужчины появилось явное раздражение.
– Ладно, хорошо. Некоторое время мне