– Ты ведь знаешь, она попросится.
Остановившись, Верещагина взглянула на меня через плечо.
– Это только наши взаимоотношения, Тарас. Ребенок здесь не причем. Если она пожелает, то всегда может прийти ко мне.
На этом она ушла, а еще около пятнадцати минут протирала дверь, не решаясь зайти в квартиру.
* * *
Уже неделя прошла с тех пор, как кто-нибудь в доме говорил со мной о чем-то, кроме успеваемости и банального «как дела?». Конфликт не был исчерпан, его спрятали в огромной коробке недоразумений и присыпали мелками обидами, словно пенопластом. Отлично. Это действительно очень хорошо, потому что проблемы в нашей семье не решаемы в априори. Нам легче научится обходится без воздуха, чем прийти к какому-либо компромиссу. Моей маме проще ослепнуть, чем признать свою ошибку. Мне же легче полоснуть лезвием по вене, чем отстоять свою личность. Они не слышат меня. Не хотят слышать. Что ж, мне же легче.
В школе все осталось по-старому, и когда я говорю об этом, то подразумеваю отсутствие каких-либо «новичков». Недельное отсутствие. Когда я утрачу веру в свою адекватность, то решу, что Звягин – это то мимолетное виденье, о котором писал Пушкин. Тот злой гений, что рассеял прежние мечты. А пока я с нетерпением жду начала урока, потому что до его начала бесконечные двадцать минут.
– Здравствуй, Варя, – приветствует Мария, усаживаясь за учительский стол. Сегодня она выглядит хуже прежнего. Следы недельной бессонницы и тонны выпитого дешевого вина – налицо. Я не виню ее, ведь каждый переживает расставание по-своему. Кто-то обзаводится пагубными привычками, кто-то хоронит себя в чугунной ванне. Кто на что горазд.
– Доброе утро.
– Ты не знаешь, почему Витя снова отсутствует?
Чирк. Чирк. Да сгорите же все вы разом.
– Нет, – натянуто улыбаюсь я. – Понятия не имею. Может, он заболел? Псориаз? Насморк? Грипп? Простатит? Есть масса болезней, которые ему свойственны. Диарея, к примеру. Последнее время он жаловался на рези в животе.
Вскинув бровями, Мария Анатольевна возвращается к журналу.
Надеюсь, это когда-нибудь прекратится. Все перестанут спрашивать меня о нем и вообще как-то связывать. Я ничего о нем не знаю. Он совершенно чужой человек для меня. Тень. Призрак. Белоснежный плакат с громадным знаком «вопрос».
– Привет, Тарас, это тебе.
На мои учебники ставится красивый бумажный пакет.
– Что это? – спрашиваю я Свету.
– Посмотри и узнаешь.
Заглянув внутрь, я вижу комок бордовой ткани. Копаюсь дальше – замечаю лямки, узоры и кружева. Платье. Шикарное сексапильное платью, твою мать.
– Оно мне маленькое, – поясняет Верещагина. – Выкинуть жалко. Если ты все-таки откажешься прийти на мое мероприятие, то можешь оставить его себе.
– Спасибо, – единственное, что пробубнила я, прежде чем зазвенел звонок.
Если бы можно было сейчас изобразить свое изумление, я бы нарисовала атомный взрыв. Неужели, Света станет первой, кто смог услышать меня и забыть обиды? Поразительно. С ней явно что-то не так. Приболела? Грипп?
Я знаю что такое обиды, и как нелегко с ними бороться. Это как кисло-сладкая жвачка. Ты жуешь ее, жуешь, до боли в челюсти, в какой-то момент она теряет свой вкус, но проглотить все равно не решаешься. И если я уже давно заработала на этом язву и склейку кишечника, то Света явно следит за питанием.
Я думала над этим. Долго думала. Даже когда вернулась домой и крутилась перед зеркалом в потрясном платье. Я думала об этом так навязчиво, что предварительно проверила изделие на предмет порчи. К моему удивлению, ни булавок, не крысьих хвостов, да и на вкус не соленое – платье, как платье и пахнет приятно. А вот я могла бы сойти за ведьму, в хорошем смысле, если бы показалась в нем на улице.
Маленькая бабочка внутри меня стала хлопотать крылышками, как крохотная мысль о том, что я могу явится к ней на вечеринку. Ведь могу? Чтобы достать мячик с антресоли, нужно подпрыгнуть, верно?
– Варя, а как слово «Антоновка» пишется? – спрашивает Ариша, задумчиво разглядывая клавиатуру ноутбука.
– Что? – отвлекаюсь я от зеркала. – Тебе зачем?
– Я дяде Вите написала, а он не узнает меня.
Чирк. Чирк. Что?!
Оттолкнув младшенькую от компьютера, я судорожно щелкаю мышкой, листаю переписку и прихожу в ярость.
– Я убью тебя, Арина! Маленькая свинья!
После этого заявления сестра выбегает из комнаты и бежит жаловаться отцу, а я пытаюсь держать себя в сознании и не плакать.
Первое сообщение было отправлено семь дней назад.
Виктор 10:07
Варя, ты не злись на меня. Я не хотел, чтобы все так вышло. Если тебя это успокоит, то я не вникал в подробности. Это твоя жизнь, я в нее не лезу.
Ответь.
Не молчи.
Не лезешь? Ага, как же.
А вот сегодняшнее продолжение переписки меня попросту убило.
Варя 15:07
Привет Как дела? Лала
Виктор 15:08
Привет. А ты в настроении, я смотрю. Признаюсь, очень удивлен. Я думал мне нет прощения.
Варя 15:08
Жжж Я пчелка
Боже, убейте меня.
Виктор 15:08
Как поЖжжелаешь
Варя 15:09
Любоф витя мой Приходы Ест вафли
Виктор 15:09
Ты пьяная что ли? Сама налакалась, а меня не позвала? Да, пьянчужка?
Мое веко задергалось.
Беру себя в руки и начитаю печатать.
Варя 15:10
Не надейся, идиот. Ты общался с Ариной. А свои извинения засунь куда подальше. В Жжжопу!
Виктор 15:11
Я подозревал, что что-то здесь не так. Впрочем, суть от этого не меняется. Мне действительно неловко. Я осознал, что был неправ.
И когда же ты успел? В тот момент, когда пытался стянуть трусы с моей матери?
Варя 15:11
Я уже плачу, Витя. Честно. Полезай-ка в черный список!
Вы заблокировали данного пользователя.
Шикарно. Даже спички не нужны.
Глава#10. Витя
Тебе одной все розы мира,
Тебе шипы и яд в них – тоже твой…
Не могу представить, как рыжей стерве удалось затащить меня на свою вечеринку, но ей это удалось. Впрочем, несколько многообещающих сообщений «ВКонтакте», перечисление купленной выпивки и одно соблазнительное фото – чертовски весомые аргументы, чтобы я покинул свою комнату. Последнее время Гера прибывает в бешеной паранойе, отчего выловить его стало настоящим испытанием, а квартирная посиделка с морем дешевого пойла будет гарантом моего спокойствие. Временного, но все же спокойствия.
– Рада, что ты пришел, – щебечет Верещагина, затаскивая меня в квартиру.