она захочет встречаться с кем-либо.
– Мама! – возникает дочь, чем разжигает во мне больший интерес.
Становится жарко.
– Я могу узнать подробности? – спрашиваю я, стягивая с себя вонючий свитер.
– Нет! – отрезает Варя. – Не можешь!
Мне на помощь приходит Татьяна. Мне определенно она нравится.
– Здесь нет ничего такого, дочка. Каждый совершал ошибки. Если Витя узнает правду, то это пойдет на пользу вашим отношениям.
– Нет! Я не хочу этого! Да как ты смеешь?
– Прекрати истерику! Это неприлично!
– Да пошли вы!
Все летит к чертям. Варя подрывается со стула и вылетает в подъезд. Татьяна устало вздыхает и возвращается ко мне, будто сыта по горло подобными выходками.
– Знаешь, Витя, потом она поймет, что так будет лучше. Варя не понимает, что я только хорошего ей желаю. Она видит во мне врага. У меня не осталось сил доказывать ей обратно. Не пойму, где я оступилась?
Я кладу локти на стол и накланяюсь. Настолько, что чувствую аромат парфюма соблазнительной мамочки. Он дурманит голову похлеще вина.
– В тебе? Врага? – шепчу я. – Как можно так подумать на прекрасного ангела?
Она краснеет. Закусывает губу. Очевидно флиртует. Я нехило пьян и поэтому не могу разграничить свои действия. Поступаю так, как думаю. Делаю то, что хочу. Уверен, не будь тут отца за стенкой, то нас даже малышка Арина не остановила.
– Так что там с бывшим? – прочищаю я горло. – Что за история?
– Влюбилась там в одного циркача. С ума по нему сходила. Целыми днями стихи писала. Была сама не своя. Познакомила их подруга, так они сразу сошлись. Варя могла сутками пропадать и у него, а по возвращению домой, не убирала телефона от уха. Я подозревала, что добром этот фанатизм не закончится, но Варя уверяла меня в ином. Любовь у них, понимаешь, – ее глаза блеснули. – А через полгода он ее бросил. Вернулся к бывшей девчонке, и тогда Варя конкретно поехала.
– В каком смысле?
Татьяна ответила только после того, как в бокале не осталось и капли.
– Мы нашли ее в переполненной до краев ванне, с перерезанными до локтя венами. Она пыталась покончить с собой. И все из-за сраного мудака…
И тут меня как током ударило.
Вспышка. Ванна. Кровь. Мама. Крик. Варя.
– Она слишком трогательная у нас, Витя. Слишком доверчиваю. Ты не обижай ее. Не обманывай. Это убьет ее окончательно.
Я моментально трезвею. Внутренности скручивает.
Что я творю?
Я, придурок, играюсь на ее чувствах, не задумываясь о последствиях. Я бы не смог ее бросить, даже если бы всем сердцем захотел, потому что мы никогда не сможем быть парой. Никогда. Это исключено. Мне нельзя любить. Нельзя позволять быть любимым. Табу. Этот запрет я пронесу до конца своих дней, и в нем не будет исключений. Ни малейшей поправки.
Все. Игры закончились.
Мне не составило большого труда убедить Татьяну, что я должен покинуть ее, но когда мы вышли на лестничную площадку, то увидели Варю. Заплаканную и с сигаретой в руках. Я несколько секунд смотрел ей в глаза и безмолвно просил прощения, но нашу связь прервала хорошая пощечина. Татьяна была в гневе, заметив дочь с сигаретой. Они кричали на друг друга, а мне хотелось исчезнуть.
Это была моя вина. Я устроил этот цирк. И я ушел, как циничная и бесчувственная свинья, потому что свои чувства отключил еще несколько лет назад. Тогда моя мать попросила нагреть ванну…
Глава#9. Варя
Весенний дождик – мертвая вода,
Луна – не темном небе точка,
Закат пурпурный – конец очередного дня,
А я тебе, как вредная привычка.
Слова о вечном – мертвая вода,
Признанье – временная вспышка,
А расставанье – вовсе не беда,
Но встреча – есть фатальная ошибка.
Надежда, вера – мертвая вода,
Сердце на ладони – безделушка,
Твоя душа – пустая темнота,
Моя душа – ненужная игрушка.
Взаимность – смех, глупые мечты,
Любовь – без красок – злая лабуда,
Чувства – над конфоркой мотыльки,
А слезы – это мертвая вода.
Не сомневаюсь, Звягин собой гордился. На этой вечеринке он был главным тамадой, а я проиграла все его конкурсы.
Прежде чем хлопнуть входной дверью, охмелевшая мама без сито осыпала меня грязными, до колючей боли, словами и упреками. Порой мне казалось, что она ненавидит меня; что проклинает тот день, когда ей сообщили о первенце, но умолчали о заводском браке; будто я – позор нашей семьи; серое пятно на ее белоснежной скатерти жизни; нежеланный наручник, что приковал ее к неудачнику мужчине и забрал шанс на счастливое будущее. Что ж, я не просилась на свет, а тем более на такой – тусклый, избирательный и бескомпромиссный.
Мне нужны спички. Дайте мне спички.
Захлебнувшись несправедливостью, я сползаю вниз по холодной стене, утыкаюсь носом в колени, безудержно плачу и мысленно сжигаю всех тех, кто обидел меня. Черная копоть заполоняет мозг. Костер просто огромен. Он не греет меня, зато синевато-жемчужное пламя успокаивает. Мое слезы не тушат огонь. Напротив, подобно горючей смеси они делают его несокрушимым. Зловеще ярким. Вечным.
Потанцевать бы на пепелище, движения я знаю.
– Эй, Тарас, ты чего воешь?
Поднимаю голову и вижу рюши голубого шелкового халата, торчащие из-под мешковатой болоньевой куртки. Я помню эту вещь. Знаю. Именно голубой халат от «Calvin Klein» заставила подарить меня мама Верещагиной, когда той исполнилось четырнадцать. Печально, ведь я готовила ей цветастую пиньяту с пожеланиями, мармеладными мишками и коллекцией бракованных фантиков. Разноцветная рыбина до сих пор припрятана в шкафу, но едва ли будет использована.
– Что за горе? Стих не клеится? – усмехается Света и подкуривает тонкую ментоловую сигарету. Она набирает полный рот дыма, глубоко втягивается и выпускает тонкую беловатую струю. В момент канализационные запахи перебиваются травянистыми нотами.
– Есть сигарета? – спрашиваю я, убрав запястьем слезы.
Верещагина давится.
– Ого. Тарасова решила отравиться, значит, дело действительно дрянь, – она осматривается, а потом берет меня под локоть. – Пойдем. Здесь палево. Не хочу чтобы соседи подумали, что я прививаю тебе плохие привычки, ведь ты монашка знатная.
Мы проходим к мусоропроводу, прикрываемся металлической дверью и приоткрывает форточку. Вонища стоит несусветная. Верещагина отдает мне свою сигарету с лиловой помадой на фильтре, а