Чихольд, несмотря на солидный возраст, остался мальчишкой. Он затеял с моей тринадцатилетней дочкой Машей игру: все дни изображал влюбленного, который сражён наповал, с первого взгляда, – дарил цветочки, вздыхал, прижимал руку к сердцу… В день отъезда, когда мы уже попрощались и отъехали, он вдруг бросился за машиной с криком «О, Маша, Маша!» и ещё раз поцеловал ей руку… Машка от него в восторге и считает, что именно таким должен быть настоящий юморист, а не мрачным и ворчливым, как её папа…
…Решение моего друга Йорга уйти в декретный отпуск. Оказывается, в Германии это право имеет не только женщина, но и мужчина – родители решают сами, кому сподручнее сидеть дома и ухаживать за малышом. Йорг собирается заменить Людмилу – он будет работать над сценарием нового телефильма и смотреть за ребенком: укачивать, купать, пеленать… Несколько раз в день Людмила примчится домой, чтобы покормить ребенка грудью – этого при всём желании Йорг сделать не сможет…
…Мойка машин в центре города. Реклама обещает: «Ровно пять минут!» Я сказал жене: «Знаем мы эти пятиминутки!», но всё же рискнул. Оказалось – правда, реклама не подвела: в потоке машин я доехал до проходной, протянул деньги кассиру, получил талончик, въехал в моечную, стал на конвейер – и ровно через пять минут выехал таким до неприличия чистым, блестящим, сверкающим, что захотелось опять немедленно испачкаться…
Седина старого Герлица
Помыв машину, мы из Берлина поехали в Герлиц. Это маленький уютный городок, в котором надо снимать фильмы про средневековье. Большинство зданий – шестнадцатого века, много старинных башен с часами. Все часы бьют разное время, каждая башня уверена, что именно у неё – правильное. Есть такие узенькие улочки, что, идя по ним, приходится протискиваться сквозь дома. Самая узкая – улица Предателя. Когда-то в Герлице готовилось восстание. Тайком от правителей народ должен был собраться в условленное время на главной площади под часами. Но нашёлся выродок, он выдал – часы остановили, и заговорщики, не слыша боя часов, сходились в разное время – их поодиночке и переловили. Но любая подлость не остаётся безнаказанной: предателя заманили на самую глухую улицу и убили. С тех пор она так и называется – улица Предателя, в назидание потомкам. Здесь мрачно, сыро и много мусора, но это можно понять: такую улицу ни освещать, ни убирать не хочется.
Это был торговый город: у амбаров есть арочные въезды, как в гаражи, но гаражей тогда, естественно, не было – сюда въезжали подводы, а разгружались прямо в помещении, чтобы конкуренты не узнали, чем будут торговать. Над арками проделаны желоба: шепнёте что-нибудь в одном конце – на другом отчётливо слышно. При отсутствии телефона – очень удобно: можно тайком от конкурентов договориться с компаньоном о резком снижении цен или замене товара.
Город мне показался несколько музейным. Среди жителей много пожилых. В девять вечера улицы и площади уже безлюдны. Опущены жалюзи в витринах магазинов, зарешёчены входные двери, погашены окна в домах. Город спит, так же как спал много веков назад, а над ним проносится время: бом-бом, бум-бум, бим-бим – каждая башня отбивает своё.
Карнавал в махровом халате
Веймар – это задремавшая старая сказка. Очень добрая, в которой вас ожидает много удивительных приключений, но всё кончится очень хорошо. Здесь каждый дом – окаменевшее чудо, его хочется потрогать, погладить, сфотографировать. Они стоят, прижавшись друг к другу, подняв воротники стен и надвинув на глаза треуголки крыш, охраняя от ветра базарную площадь. Охраняют так же добросовестно, как и когда-то, когда по ней прогуливались их великие земляки.
У Национального театра – две бронзовые фигуры: Гёте и Шиллер. Во время последней войны, спасая памятник от бомб, их замуровали в бетонный куб. После войны освободили из заточения. У памятника – всегда живые цветы, с тех пор как их положили сюда советские солдаты, освободившие Веймар от фашизма.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Из чудом выживших после Холокоста тридцати тысяч польских евреев, подавляющее большинство вынуждено было покинуть страну. Это стало результатом антисемитской кампании, которой, в конце шестидесятых, руководил генеральный секретарь Польской Рабочей партии Владислав Гомулка. Эта компания, по образцу сталинских времен, велась под флагом «борьбы с сионизмом» и была «выхлопным клапаном» политического кризиса, кипящего в стране.
В 1970 году Гомулка был смещён со своей должности, а его деятельность расценивается сегодня как «коммунистическое преступление»…
2
Двадцать лет спустя уже более шестидесяти миллионов.
3
И спустя двадцать лет охота за сумками продолжается.
4
Примета сбылась: я опять побывал в Италии, и не единожды.