Моя служанка оказалась на удивление сильной, сжала крепко и бережно и без труда поспешила в умывальную. Арими посторонилась, пропуская, а затем снова встала так, чтобы больше никто вслед за нами не вошёл.
– Что же случилось? – едва мы остались одни, срывающимся шепотом вопросила Тори.
Я не ответила, прислушиваясь к голосам из спальни.
– Как она оказалась в тюрьме? – голос королевы вымораживал не хуже камеры.
– Выясню, – Йорген едва сдерживался.
Моя верная помощница осторожно, практически без звуков опустила меня прямо в одежде в наполненную прохладной водой ванную. Какое блаженство!
– О, я уже выяснила, – продолжился разговор на грани в моей спальне. – По крайней мере, как Аллисан оказалась в той части дворца.
Она не произнесла обвинения открыто, но её тон всё сделал сам. И даже те, кто не знал деталей и подробностей, даже им стало очевидно если не всё, то многое.
– Ах! – Тори практически беззвучно вскричала, тут же зажала рот ладонями и в ужасе посмотрела на меня сверху вниз. – Али… неужели он?..
Не договорила. То ли не посмела, то ли сил не хватило, но служанка оборвала саму себя, со смесью ужаса и сожаления на меня взирая.
– Вы в чём-то обвиняете меня, ваше величество? – не знаю, как у Йоргена духу хватило рот открыть.
Я бы вот не посмела.
– В мой кабинет! – прошипела взбешённая королева.
Шорох ткани, яростный стук удаляющихся каблучков и общий напряжённый выдох, когда эти двое удалились.
Открылась дверь, на пороге возникла Арими. По её лицу было сложно понять, о чём думает девушка и что крутится у неё в голове, но в итоге она задала лишь один звенящий вопрос:
– Он причинил тебе вред?
Вздрогнула я против воли, поёжилась, сжимаясь в воде, и коротко отрицательно качнула головой.
Арими не отреагировала, осталась стоять на месте неестественно прямой и отстранённой.
Но через несколько мгновений всё же чуть поджала губы, вздрогнула ресничками и… приговором для нас всех прозвучало её лишённое эмоций:
– Причинит.
* * *
Дворец гудел до самого утра.
О случившемся пересказывали без устали, от одного любопытного к другому, и всё дальше и дальше. И хуже. Так к вечеру все уже были убеждены в том, что риян Йорген спас не просто замёрзшую меня, но я ещё и вся в крови почему-то была, и кости сломаны, и горестно выла так, что стены замка дрожали.
Хотя как бы… я ни звука не издала, но то знала я, а всем остальным было глубоко наплевать.
Горви Туэйт появился практически сразу после ухода её величества, внимательно меня оглядел, ощупал и все дальнейшие процедуры отогрева проводил сам. Сам воду нагревал, сам какие-то согревающие настойки прямо в умывальной комнате смешивал и заставлял меня всё это пить. Но я не жаловалась, тем более что и правда помогло.
Правда, в сон клонило безжалостно, так что я сразу и уснула, едва голова подушки коснулась.
А сквозь сон услышала приглушённые голоса, явно не придворным принадлежащие.
– Ой, что-то будет. Чует моё сердце неспокойное, теперь точно что-то будет.
– Видели взгляд рияна-то? Он с нашей принцессы глаз не сводил, и смотрел так, словно сожрать хотел…
– У него и клыки имеются, – горячо, но всё ещё тихо вставил третий голос.
– А я вам давно говорила, – зашептала первая, – не всё с этим мужиком чисто да гладко. Давно он на нашу принцессу смотрит взглядом этим голодным и жадным, всюду глазами за ней следует.
– Теперь вот и не только глазами следовать взялся…
Повисла тишина. Глубокая, печальная, сожалеющая.
Три дамы бы ещё посожалели, но тут кто-то из них пискнул:
– Тори идёт!
И прозвучали три почти одновременных хлопка, сигнализирующих, должно быть, о скором бегстве сплетниц.
Через несколько секунд и в самом деле едва слышно приоткрылась дверь, приблизились к постели невесомые шаги, прохладная ладонь коснулась моей щеки, лба, губ… Вот с губами напрягло.
Не говоря ни слова, она постояла так какое-то время, а после ушла к стене, там устроилась в чуть скрипнувшем кресле и приготовилась ждать моего пробуждения.
А я почему-то вместо того, чтобы проснуться, уплыла куда-то далеко, в ужасно странный, неспокойный сон.
Который, кажется, и сном толком не был.
Я оказалась в просторном кабинете, который на первый взгляд больше походил на библиотеку. В разы больше той, в которую водили меня, здесь друг за другом в две линии тянулось порядка десяти стеллажей, плотно заставленных самыми разнообразными книгами. А у самого окна – стол. Тяжёлый, добротный, благородно сверкающий полировочным покрытием в свете стоящих на столе свечей. Почему здесь не использовали традиционное стенное освещение?
На столе царил порядок, как и во всём кабинете. Ровные стопки документации, перья в подставке, закрытая чернильница, какая-то чуть мерцающая, по контуру украшенная странными письменами доска, дымящийся шар, висящий на подставке кулон-бутылочка с жёлтой сверкающей жидкостью внутри.
Тем печальнее было видеть, как всё это со звоном, грохотом и шелестом летит на пол, сметённое руками разъярённого, не находящего себе места Йоргена.
Его я заметила только сейчас, хотя выглядел мужчина так, словно уже продолжительное время метался по кабинету.
Вслед за содержимым улетел и сам тяжёлый стол, его риян перевернул всё тем же способом – руками. Грохот, треск, снова звон того, что при падении частично уцелело, а теперь оказалось погребено под разбившимся на куски деревом.
Но это едва ли было способно успокоить ярость мага.
Через мгновение в кабинет ворвалась мгла. Не такая, как клубилась в той спальне по углам… Эта осторожничать не стала и рванула прямо из Агвида, как дым из петарды. Чёрная, смолянистая, непроглядная, в считанные мгновения она поглотила всю комнату, и теперь в абсолютной тьме слышался лишь не человеческий – звериный рёв и треск ломаемой мебели.
Не знаю, что могло привести его в такую ярость, но всё, чего мне сейчас хотелось, так это оказаться как можно дальше от этого кабинета, от этого мужчины, от этого… от всего этого.
И мои мольбы оказались услышаны.
Вымораживающая мгла рассеялась, в теле появилось ощущение полёта, а потом перед глазами замелькали, засверкали самые разнообразные картинки. Отражающееся в бесконечном море голубое небо; светлая, полная людей улица города; куполообразная крыша какого-то бежевого дворца, но точно не этого, в котором сейчас я находилась; синие леса, зелёные реки, розовые холмы… И запах… так пахла свобода. Свежестью, ветром и травами. Именно такой запах был у свободы.
Плохо понимая, что происходит, да и в целом не стремясь в этом разобраться, я обнаружила себя сидящей на горбатом деревянном мостике где-то в лесу. Сквозь листву и стволы деревьев пробивались прохладные утренние лучи солнца, роса создавала влажную дымку, а внизу, прямо подо мной, неспешно двигалась вперёд река.
Тишина. Спокойствие. Одиночество.
Не знаю, сколько времени я там провела. Разбудили меня беззвучные рыдания. Мои.
Похищение в другой мир – с этим я ещё могла как-то жить, это я смогла принять и на время даже смириться. То, что мне пришлось занять место бедовой незнакомки – и это тоже пришлось принять, с этим я тоже нашла в себе силы что-то делать. Но риян Йорген и тот факт, что я едва не погибла из-за него… Это оказалось выше моих сил. Это оказалось выше возможностей моей нервной системы.
Тяжело. Остаться совсем одной тяжело, в каждом врага видеть ещё тяжелее. Не знать, что происходит и кому можно довериться, с кем можно хоть чуть-чуть расслабиться и не бояться сболтнуть лишнего – это вообще невыносимо.
И я плакала, лёжа на боку и обнимая подушку, сжавшись в крохотный комок и мечтая оказаться где угодно, но не здесь. Абсолютно где угодно.
– Поплачь, – прошептал вдруг кто-то знакомым, но таким печальным голосом.
А потом кровать прогнулась, кто-то сел рядом и дрожащей тонкой ладонью погладил моё дрожащее плечо.
– Поплачь, мой мир, – шептала Тори, продолжая гладить, – иногда только и остаётся, что плакать, родная.
Что ж, вот теперь обитатели замка с чистой совестью могли утверждать о том, что этой ночью принцесса действительно выла.
* * *
Поутру дворец гудел. В самом буквальном смысле. Проснувшись, я сначала и не поняла, по какой причине тихо звенят графин и стакан на столике и почему мою постель