магического круга, похожая на чёрную паучью сеть. Как он и предполагал, это был один из асасинов. «Час от часу не легче! Теперь ещё и они будут за нами охотиться!» — подумал он с раздражением. В голове его была порядочная каша, затылок болел, теперь когда Фрея призналась, что она и есть Вендис, всё вроде бы должно было встать на свои места, но всё равно что-то у него в голове всё ещё не складывалось. Сайрус перевернул «монаха» на спину. Лицо убитого побелело и помолодело лет на тридцать. У ног Сайруса лежал парень лет двадцати пяти не более с ярко голубыми глазами. Стоун подумал о том, что он тоже возможно северянин.
— Надо похоронить его! — сказал Сайрус самому себе. Он подумал, что этот лже-монах дважды вернул его к жизни, и он всё-таки обязан позаботиться о его останках. «По крайней мере, я убил его не своими собственными руками!» — подумал с некоторым удовлетворением. Сайрус взял в сарае кирку и лопату, завернул «монаха» в валявшуюся здесь же старую рогожку и забросив на плечо его почти невесомое мёртвое тело, пошёл в сторону деревенского кладбища. Кладбище это заросло колючим кустарником и выглядело совсем заброшенным. Сайрус нашёл подходящее место, скинул свой старый кожаный дублет и принялся ожесточённо работать киркой, вгрызаясь в жёсткую как камень землю. Он работал с каким-то ожесточением, стремясь усталостью заглушить запоздалые муки совести. Через час на деревенском погосте появился свежий могильный холмик, впервые за очень долгое время. Когда Стоун вернулся в деревню, над трубой их домика поднимался дымок, Лалатина стряпала ужин.
После ужина прошедшего в неловком молчании, Сайрус настоял на том, чтобы Вендис получила кровать, на которой ранее спал он, а ему пришлось переместиться в сарай. Лёжа на прелом сене, слушая как время от времени фыркают лошади и, глядя сквозь открытую дверь на ярко сияющие звёзды, Сайрус думал о том, что им делать дальше. Он так задумался, что когда тонкий силуэт появился в проёме двери он, невольно, вздрогнул.
— Тише! Тише! — громким шёпотом проговорила Вендис, обращаясь к своей лошадке встретившей её радостным ржанием. Сайрус услышал, как под весом её тела зашуршало сено, через секунду горячие губы Вендис прижались к его рту.
— Ваше Высочество! Мы не должны этого делать! — твёрдо сказал он, отстраняясь от неё. Девушка отшатнулась, как будто он ударил её.
— Я тебе больше не нравлюсь? — спросила он потерянным голосом, — почему?
— Ваше Высочество, теперь, когда я знаю кто Вы, всё стало совсем по-другому! — отвечал ей Сайрус.
Сидя на коленях Вендис глухо рассмеялась.
— А я-то дура обрадовалась! — она встала.
— Не знала, что в Вас сир Стоун умер благородный рыцарь! — сказала она с презрением, — желаю Вам спокойной ночи!
Она направилась к выходу, и тогда Сайрус, приподнявшись на локте спросил:
— Кто ты такая?
Девушка вздрогнула, на секунду ему показалось, что она сейчас повернётся к нему, но она, чуть помедлив, вышла и захлопнула за собой дверь.
— Почему именно Вендис? У Трора, насколько я помню, было, множество детей! Среди них были также и мальчики! Неужели дело только в том, что он официально признал её своей дочерью? — Лукас Синт поморщился и слуга тут же подскочив к нему поправил подушку, опираясь на которую, сидел старый рыцарь. В изголовье его кровати на высоком стуле сидел худой человек в чёрном бархатном камзоле, маленькие глазки, на поросшем чёрной бородой лице пристально смотрели на сира Лукаса, как будто стремились просверлить в нём ещё несколько дырок, кроме тех, что в нём и так уже были. Синту пришло это в голову, и он невольно улыбнулся своим мыслям. Чёрный человек заметив его улыбку удивлённо приподнял бровь, но только лишь на одно мгновение.
— Вендис мертва. Все его дети мертвы, — сказал он глухим голосом после небольшой паузы.
— Вот как. Что же вы тогда хотите от меня? — Синт опять улыбнулся.
— Все кроме одной! — уточнил чёрный человек.
— Одна из его дочерей по всей вероятности жива и у нас есть все основания полагать, что небезызвестный Вам, Риверстоунский палач смог её отыскать, — продолжал он.
— Канцлер считает, что в нашей стране есть определённые силы, которые хотят использовать дочь узурпатора Трора, для того чтобы ввергнуть всех нас в пламя новой гражданской войны. Горцы до сих пор не покорены, да и на севере по-прежнему зреют очаги мятежа, несмотря на всю работу, что мы проделали там!
«Убивая, насилуя и вешая!» — подумал Синт.
— Что Великий Канцлер хочет от меня! — спросил он, глядя в холодные глаза чёрного человека.
— Великий Канцлер хотел бы, чтобы Вы сир Лукас решили эту проблему. Это окончательно положит конец мятежу Трора. Именно Вы станете тем, кто спасёт нашу страну от бедствий новой гражданской войны!
Чёрный человек сделал многозначительную паузу, Лукас Синт пристально смотрел на посланца Великого Канцлера.
— Вы получите от нас любую помощь и поддержку, которая Вам понадобится! В качестве награды мы дадим Вам бумагу о смертном приговоре. Вы сможете вписать туда любое имя, которое захотите! Даже если этот человек сбежит от Вас, он всё равно станет вне закона в любом городе, в любой области нашей страны! Рано или поздно он будет повешен! Чего давно уже заслуживает!
Чёрный человек замолчал, явно довольный своим красноречием. Сир Лукас задумался. Это верно, что Канцлер Рибон управляет этой страной, маленький жестокий Король Люциус, ещё слишком юн, чтобы вмешиваться в государственные дела. Пока его хватает только на то чтобы пороть своих служанок и избивать слуг, время от времени устраивая на них охоту со своими любимыми гончими. Так что страной пока правит Рибон. Сын ростовщика, пробившийся наверх лестью, подкупом, обманом и абсолютной бесчестностью. Рибон одалживал деньги Трору, подталкивал его к борьбе за трон и предал его в решающий момент. От всего мятежа Трора выгоду приобрели лишь немногие и, главным из них оказался Рибон. Работать на такого человека, для Синта означало пасть слишком низко. Сама мысль о том, чтобы убить ни в чём не повинную девчонку, вызывало у Синта приступ изжоги. С другой стороны, если он откажется, Рибон найдёт кого-нибудь другого, кто не будет столь щепетилен. И тогда умрёт не только дочь Трора, но десятки, а может быть и сотни невинных людей. Лукас подумал, что Рибон обратился к нему именно потому, что у него, у Синта есть какая-никакая, но репутация. Ему стало горько от того, что такой человек, как Рибон считает, что Синт может принять его предложение. «Не будем его разочаровывать!» — подумал сир